Оборачиваюсь. Нет, Алиюша, тебе не провести меня жалобными глазками и улыбкой ласковой лисички.
— Всё будет хорошо! — уверяю я. — Я поколдую немного, и зачёт будет! Я разве когда тебя подводила?
— Нет, — мотает головой.
Хочу отпустить шуточку о новом профессоре, который любит жилетки в стиле Вассермана и доводить студентов до обморока, но стремительно лечу вниз. Мне удаётся сгруппироваться, и я падаю на одно колено, изобразив «супергеройское приземление». Встаю и вновь заваливаюсь. Взгляд вниз — понятно! Каблук держится «на соплях». Присаживаюсь на корточки, развязываю шелковые ленты, которые красиво перекрещены на лодыжках и завязаны в пышные пафосные банты, снимаю туфли, хорошенько размахиваюсь и со всей злостью швыряю их куда-то в темноту.
Разношёрстная биомасса, что кучкуется у клуба, таращатся на меня с открытыми ртами и как мартышки показывают пальцами. Я вновь хватаю Алию за руку и красивой модельной походкой иду к входу. Сую охраннику под нос розовый неоновый браслет и расслабленным тоном заявляю:
— Вот, мы випы.
Он кивает, снимает ограждение и галантным жестом приглашает нас войти. Вот и пяльтесь теперь мне вслед, лузеры! Можно ещё показать им нецензурный жест напоследок, ну да ладно. Из любой неловкой ситуации можно выйти королевой, главное, не позволять никому себя трамбовать и делать виноватой.
С виду пафосный ночной клуб на деле полная банальщина, пропитанная запахом пота и дешёвых духов, наполненная густыми басами и сверху разукрашенная дискоболом.
— Принесу нам шотиков, — кричит Алия у самого уха, пытаясь перекрыть царящий здесь звуковой хаос.
— Давай.
Она идёт к бару, а я устраиваюсь за столиком — красный дерматин противно скрипит под голыми ногами.
Надо было самой идти за выпивкой. Алия сейчас платить будет, а мне бы за красивые глазки налили что пожелаем. Впрочем, не хочется сегодня вести прицельную стрельбу глазками и улыбочки раздавать. Скучно, и куража нет — душа требует развлечений, а здесь тухло и народа мало.
Сканирую помещение в поисках симпатичных мужских мордашек и всего того, что к ним прилагается. Тела на танцполе в пролёте — ничего интересного. Лениво обозреваю столики. Ага, вот и он! Смазливый блондинчик сидит за соседним столиком в гордом одиночестве и мастерит журавликов из чёрных и красных салфеток. Надеюсь, не аутист и просто развеивает скуку или девочек привлекает таким образом.
Алиюшка опускает на стол поднос с разноцветными шотами — еле дотащила бедолага. Я тут же опрокидываю «Голубую медузу», чтоб быть позажигательнее, хотя мальчик с журавликами и так уже «чиркнул спичкой».
— Что это там за сладкий мальчик сидит?
— Это? — протягивает Алия, кивнув в сторону блондинчика. — Это Димка! Мы вместе на лекции по лечебному делу ходим.
— А что я его раньше не видела?
— Ты отсыпаешься на ранних лекциях, — пожимает плечами.
И то верно. Когда пьёшь и танцуешь до рассвета, тяжело не уснуть на утренних парах. Да и скучные они — только ботаны бодрствуют.
Хватаю с подноса самый забористый шот — ядерно-зелёную «Хиросиму» — и торжественно вливаю в себя, так сказать, за успех «предприятия».
— Пойду познакомлюсь!
— Маш, у него девушка есть. Весь курс их любовью восхищается, — выдаёт Алия, но, впрочем, без особой надежды меня отговорить.
— Если уж жена не стена, то девушка и подавно, — парирую и, поднявшись на носочки, как кошечка «плыву» к его столику.
— Димка, привет! — Плюхаюсь напротив, намереваясь обстряпать это дельце быстро и легко. Сейчас скрашу вечёрок — и себе, и ему.
— Привет, — протягивает удивлённо.
— Не помнишь меня? — вопросительно вскидываю левую бровь.
Устраиваюсь на самом краешке дивана максимально эротично. Кожзам опять скрипит под взмокшей кожей. Бесит.
— Нет, прости.
— Я Маша Макеева, — расплываюсь в милой улыбке, хотя и неприятно удивлена, что совсем ему не запомнилась. — Мы вместе на лекции по лечебному делу ходим.
— А, прости, — смущённо улыбается. Ты попал, мальчик! Я люблю, когда мне так улыбаются — Ты спишь обычно, да?
— Бывает! Не хочешь угостить меня чем-нибудь?
— Извини, я кое-кого жду. — Улыбается, но из вежливости.
— Кого же?
— Девушку свою! — говорит он, и глаза разгораются.
Влюблённость. Сладкое должно быть чувство. Мне бы тоже хотелось его испытать, но не получается. Папа в шутку называет меня «эмоциональным инвалидом». Эмпатия, любовь, привязанности, даже банальная дружба — это не моё. Другие люди нужны только, чтоб меня развлекать. Я в детстве также к куклам относилась. Поиграть — это да, а любить — без понятия, как это. Пока нравится экземпляр, буду таскать его за собой, а как надоест, так в ящик под кроватью отправится. Возьмём Алию в качестве примера. Она услужливая — конспекты мне пишет и волосы перед сном расчёсывает. Удобно — пользуюсь, игнорируя, что эта дурочка влюблена в меня по уши. Я не по девочкам, да если бы и была немного «би», выбирала бы подружек себе под стать — девочек с шиком и изюминкой.
— А ты никогда не думал сбежать от своей девушки с прекрасной незнакомкой? — говорю я полушуткой, полунамёком, поглаживая одним пальцем его руку.
— Это какой-то пранк? — спрашивает, смотря в глаза.
Что это со мной? Почему так больно сердце подскочило от пронзительного взгляда зелёных глаз. У меня получше мальчики были. Ну да, смазливый, не перекаченный, и всё на этом. Стоп! Есть что-то ещё. Что-то новое и волнующее. Никак не могу нащупать…
— Нет, просто решила познакомиться.
— Прости…мне пора!
Он срывается с места, разметав по полу журавликов, и сквозь танцпол бодро прётся к выходу.
Вижу соперницу и передёргиваюсь от шока и омерзения. Мой краш сосётся с мелкой толстенькой блондинкой с отросшими на два пальца корнями. Не могу разглядеть лицо, но толстые ляжки точно целлюлитные, да и рост явно немодельный. Мало того что обычная, так ещё и ниже среднего. И он отшил меня ради этого? Это какой-то приворот на менструальной крови, или Димочка тащится от фриков?
Мир застыл — музыка стихла, народец больше не мельтешит, а разноцветные огоньки не сменяют друг друга как в калейдоскопе. Только я, сидящая тут совсем одна среди чёрных и красных журавликов, и они, счастливые и увлечённые друг другом. Так больно. Почему мне больше не пофиг?
Глава 2. Прошлая жизнь. 2.2
Стадо толпится у дверей аудитории, и никто не решается войти. Впрочем, я их почти понимаю. Александр Александрович Котов из тех преподавателей, которые «дерут» студентов за одно единственное слово, сказанное неверным тоном. Тоном, Карл! Про ошибки, вообще, молчу. Ошибся? Тебе конец!
Но я знаю, как его приручить, и потому храбро распахиваю дверь аудитории и бодро впархиваю в затхлое царство органической химии на пятнадцати сантиметровых шпильках.
Голова раскалывается после вчерашнего загула — перебрала немного из-за сорвавшегося свидания. Надо бы послать Алиюшку за «Ибупрофеном». А ещё лучше поехать в «Страдивариус» за клубничной «Маргаритой», тем более будет что отметить.
Плюхаюсь на стул и с отвращением наблюдаю, как он трёт потную лысину заскорузлым платком. Закидываю ногу на ногу, практически изобразив Шэрон Стоун, и капризно надув губки, гнусавлю:
— Поставьте мне зачёт автоматом.
— Макеева, рехнулась? — ревёт он, багровея, и бешено вращая глазами.
— Нет, просто у меня есть очень хороший доклад, — объясняю я, невинно хлопая глазками.
— Макеева, ты бредишь? — спрашивает он готовый рвать и метать.
Выуживаю из сумки телефон и быстро нахожу в галерее одно интересное и крайне пикантное видео. Приглушаю звук, чтоб не скомпрометировать профессора раньше времени, жму плей и протягиваю телефон ему.
Краснеет, белеет, зеленеет. Не рожа, а флаг Италии. С лысины льётся ручьями, дыхание хриплое как у инсультника, а пухлые пальцы теребят узел галстука.
— Только телефон не бейте, у меня всё равно есть копия. Мне это крайне интересное и информативное видео сначала вашей жене отослать или декану?
