В душ ко мне, так никто и не ворвался, сколько бы я не косилась на дверь, зато, как дура вздрагивала от малейшего показавшегося мне шума. И даже горячая вода не давала расслабления и отдыха. А какое тут может быть расслабление, когда стоит мне только выйти отсюда, как мне раздвинут ноги и хорошенько отымеют. И в его сексуальных способностях я ни секунды не сомневаюсь.
А впрочем, к чёрту всё, пускай имеет, мне ведь всё равно. Мне сейчас слишком тошно и даже струи воды не могут смыть с меня всю ту гадость, его руки, его поцелуи, его ложь за все те пол года, что мы провели вместе. Ну вот опять ударилась в воспоминания…
Я закрыла глаза, глубоко вздохнула, поднимаясь с пола, выключила воду и вышла из кабинки, тут же заворачиваясь в огромное мягкое полотенце. Вытираться не стала, только чуть промокнула волосы и, задержав дыхание, как перед прыжком в воду, толкнула дверь, врываясь в полутемную комнату. Только разум как-то философски — флегматично констатировал — изнасилует — хоть получу удовольствие, а убьёт, так вообще ни о чём больше плакаться не придется.
Он, в одних спортивных штанах сидел у камина, подбрасывая ровные, как на подбор поленья в огонь, точнее угли, что остались, видимо, уже не от одной такой растопки. Сколько же я просидела в ванной?
На секунду застыв в дверном проёме и тут же поймав на себе его заинтересованный взгляд, я чуть ли не бегом добралась до кровати, ныряя под одеяло. Мокрые волосы и насквозь промокшее полотенце немедленно дали о себе знать, холодком пробежав по всему телу. И я снова начала дрожать, даже тёплое толстое одеяло не помогало согреться. Лежала, тряслась и прислушивалась к звукам, но, наверно, так старательно вслушивалась, что не услышала, как он подошёл. Край одеяла приподнялся, впуская ко мне прогретый камином воздух, но даже этого тепла не хватило, чтобы согреть меня. Только горячая рука, проскользившая по моей спине и которая, наверное, должна была согреть, заставила дрожать ещё сильнее. И не от холода…
— А вот теперь ты действительно замёрзла, — шепнул тихий хриплый баритон, резко сдёргивая с меня одеяло. Он совершенно спокойно приподнял меня одной рукой, другой стянул насквозь промокшее полотенце, отбрасывая то подальше, и снова накрыл одеялом. И действительно, так стало теплее, особенно от его горячего тела, так сильно прижатого сзади к моему, как будто он укрыл меня тёплым коконом. А его обжигающее дыхание на моей шее вперемешку с мокрыми локонами моих волос…
По телу вновь пробежали мурашки, только теперь ими руководил не страх, а возбуждение.
— Согласись так лучше, — усмехнулся согревающий меня мужчина, крепче прижимая к себе. На мгновенье показалось, что он хочет впитать моё тело в себя, но лишь на мгновение, пока его рука до этого спокойно лежавшая у меня поперёк живота не скользнула на бедро, а потом… Я закусила губы, чтобы не застонать от такой наглости, неожиданности, ласки. Его рука накрыла лобок, чуть протиснув пальцы между ног, но на этом остановилась. И я снова чуть не застонала, на этот раз от разочарования, что он не пошёл дальше. Не знаю, понял ли он что-нибудь, но лишь усмехнулся, ещё раз обдавая горячим дыханием мой затылок.
— Спи малыш, и ни о чём не волнуйся, я же говорил, что не укушу, — тихо рассмеялся он, и всё затихло, даже свет погас. А я лежала, в объятьях незнакомого мужчины, в кольце его рук дарящих тепло, обнаженная и совершенно ничего не понимающая. Ровный стук его сердца успокаивал и дарил какое-то подобие покоя, и незаметно для себя, я заснула.
* * *
Проснулась я от чувства холода и голода, о котором страдальчески ныл желудок, а главное одна. Части балдахина за спинкой кровати и по бокам теперь были опущены, позволяя мне видеть только кусок камина и дверь. И судя по абсолютной тишине, царившей в комнате, кроме меня в той никого не было. С одной стороны это радовало, но с другой…
Я села, кутаясь в одеяло. За ночь волосы успели высохнуть и теперь топорщились ещё страшнее, чем вчера до душа. Не придумав ничего более простого, кое-как заплела их в нелепую косу, но и это не особо помогло. Воронье гнездо с головы никуда не делось, хоть и приобрело более цивилизованный вид. Ещё раз осмотревшись и не увидев ничего нового, вздохнула, начиная по новой соображать, что вообще произошло вчера. Непонятный богач, явно сумасшедший, подобрал меня на улице, сначала напугав до чёртиков, прижав в тёмной подворотне попыткой изнасиловать, а потом похитил, привозя к себе домой, помыл, обогрел, поделил со мной кровать, хоть и не тронул. Рука непроизвольно коснулась низа живота, там, где вечером покоилась его ладонь. По телу пробежала новая волна жара, заставляя меня покраснеть и быстро отдёрнуть руку. Плюс к моему стыду, дверь тихо щелкнула, заставляя меня укутаться в одеяло чуть ли не по самый нос. Я хотела сделать вид, что ещё сплю, но он уже увидел обратное.
— Доброе утро, — улыбнулся мужчина, вкатывая в комнату тележку с едой. — Хорошо, что ты уже проснулась, я то думал, придётся тебя будить… — мужчина на долю секунды замер, о чём-то задумавшись и улыбнувшись, продолжил. — …хотя, я был бы не отказался тебя побудить.
Я снова покраснела, и почему-то вернулся вчерашний страх, что он сейчас прекратит мило улыбаться и хорошенько развлечёт себя, поимев меня.
— Извини, — низко рассмеялся он, закрывая за собой дверь. И снова щелчок и он один на один со мной, не считая тележки, с которой так вкусно пахнет. — Я иногда несу чушь, но в этой чуши больше правды, чем хотелось. Вижу, ты проголодалась. Не знаю, что ты любишь на завтрак, так что притащил всё, что успели приготовить.
А то, что он действительно притащил всё, усомнился бы только слепой и сытый. Чай, кофе, несколько стаканов с разным соком, молоко, даже бокал вина и это только напитки, из съедобного и так необходимого моему перенервничавшему организму на подносе имелось: яичница с беконом и помидорами, хлопья, тосты, вафли, салат из фруктов, какая-то нелепая мешанина, если не ошибаюсь — каша, кусок мяса с картошкой, бутерброды с сыром, колбасой, икрой и куча маленьких баночек с йогуртами, пудингами, вареньем и ещё чёрт знает с чем. Никогда не жаловалась на зрение и аппетит, хоть и никогда не мучила себя никакими диетами, просто я мало и редко ем. То некогда, то просто нет желания. Но сейчас, видя это разнообразия едущее ко мне и под требование ноющего желудка, облизывалась буквально на всё, находившееся на тележке. А он только улыбался и с каждым шагом замедлял движение.
Издевается подонок. Я бы сейчас отдала ему всё, только чтобы поесть.
Мужчина снова рассмеялся, видимо, видя в моём взгляде все, что я о нём думаю, и наконец, добрался до кровати, перенеся и расставя все четыре подноса на которых помещалась еда, на одеяло вокруг меня. На тележке остались только напитки, но они меня волновали в последнюю очередь.
