— Я не хочу с вами просто разговаривать. И мне нечего сказать кроме того, что вы уже услышали.
Помнится, один в коричневом пиджаке уже вел разговор и тоже пытался что-то выведать.
— Это вы зря, Кристина Сергеевна. А Прага? Они снова летали именно с вами. Совпадение или закономерность?
— Не могу ответить, клиент заказал — мы полетели. Не я отвечаю за распределение полетов.
— Вы были с ними на Сахалине и в Праге, заметили что-то необычное?
Это какой-то театр абсурда. Был хамло Геннадий — будущий мэр неизвестного мне города, до этого мужчина с кличкой Якут, разглядывающий меня с интересном. У нас даже был секс втроем, я, Громов и Шульгин, это считается как нечто необычное?
— Я не была с ними и ничего не замечала.
— На Сахалине они по очереди навещали вас в номере. С кем из них у вас интимная связь?
Скажу, что с двумя, не поверит.
— У меня нет с ними никаких интимных связей.
— Что было в сумках, находившихся на борту самолета, летевшего на Сахалин?
— Не знаю.
— С кем встречались Шульгин и Громов?
— Не знаю. Послушайте, все эти вопросы — они бессмысленны, разве вы сами не понимаете?
— Бессмысленно покрывать преступников, а потом получить за это реальный срок.
— О чем вы говорите?
Преступники? Да, понятно, что мужики проворачивают некие махинации, но для меня преступник тот, что убил, украл.
Рогозин замолчал, вглядываясь более пристально в мое лицо, словно решая для себя, дура я последняя или прикидываюсь. Лучше уж быть дурой.
— Кристина Сергеевна, у вас же родственники есть. Давно с ними не виделись?
Не отвечаю, лишь чувствую, как нехорошо скребет по нервам голос мужчины.
Семь лет не виделись, как уехала — и все, с концами, а там мать больная, сестра младшая скоро родит второго, брат еще меньше, того и гляди, загремит на малолетку, а может, так же сядет на иглу, как старший.
Выдержала взгляд, совсем не моргая, так что от напряжения режет глаза. Какое ему дело до моей семьи? Я выбралась из этого болота, чего желаю и всем, а кто хочет так жить, живет дальше.
Мои родственник ничего не делают для того, чтоб жить лучше, могут только звонить и просить денег. Не спрашивая, как я, хорошо ли мне, все ли у меня в порядке? Думают, что жизнь у меня — сплошная сказка, что я всем им обязана и должна.
После каждого звонка матери противно и обидно, когда она плачется, что им нечем заплатить за коммуналку, что Надю, беременную вторым, бросил очередной сожитель, что Стас ворует и у него уже два привода в полицию.
А я все слушаю о том, какие они бедные и несчастные, прекрасно понимая, что переведу им денег, а они снова их прогуляют. И они не дадут моей дуре сестре мозгов не раздвигать ноги, а брату — ума, чтобы не воровал, а учиться.
— Вы еще не понимаете, насколько все серьезно? И что ваша мать может оказаться в клинике принудительного лечения от алкоголизма, у вашей сестры органы опеки заберут детей, а брата все-таки посадят?
Смотрю в потолок, тусклая лампа. Перспектива не самая ужасная, мать вылечат, сестра поймет, что надо жить не на детское пособие, а идти работать, Стаса жалко, пропадет на зоне.
Когда все это началось? Моя взлетная полоса такого невезения?
Курапов, отстранение от полетов, пассажиры на Сахалин, сумки денег, бриллианты. Где та точка невозврата, черта, которую я переступила, и моя жизнь сделала крутое пике? Ведь все же было хорошо.
Клуб «Сайгон».
Гимлет. Джин, сок лайма, лед и лимонная цедра.
Именно он на губах Громова, и крепкий вкус виски на языке Шульгина. Слишком опасные, но до того притягательные, что у меня начисто отключилось чувство самосохранение и отказали тормоза.
Вот она, моя двойная взлетная прямо в бездну.
Глава 30
— Вы угрожаете мне?
— Я просто взываю к голосу вашего разума и все-таки надеюсь, что вы умная женщина.
— И если вы решили напомнить мне о моей семье, почему забыли бывшего мужа? У него никаких нет косяков, за которые мне придется расплачиваться? Вы посмотрите у себя в блокнотике. Может, что пропустили?
Чувствую, как начинает трясти: от этих наглых типов, от угроз, оттого что они не имеют никакого права держать меня здесь и задавать вопросы. Если бы все было настолько серьезно, как это показывает Рогозин, то я бы сидела не в этом кабинете и вела беседы не с ними, а под протокол и, может быть, в наручниках, как соучастница.
Абсурд, но все могут повернуть именно так. Сначала свидетель, потом соучастница, тут уж как кому захочется.
— Те, кого вы так выгораживаете, занимаются отмыванием денег для тех, кто зарабатывает их на торговле наркотиками, содержании притонов, игорных заведений и даже торговле живым товаром и оружием, — Рогозин говорил громко, его слова эхом отражались о голые стены комнаты. — Эта парочка — Громов и Шульгин, где первый у них в роли связного, отвечающего за безопасность и надежность, а второй — мозг предприятия, именно по его выстроенным схемам идет отмыв денег и перевод их в легально заработанные наличные для преступников, наркоторговцев и конченых ублюдков.
Не скажу, что для меня все услышанное стало большим откровением, но впечатлило. Я могу связать слова схема, прачечная и безнал вместе. Но это не мое дело, я, как те три обезьянки, ничего не вижу, не слышу, а теперь и говорить страшно.
— Какое ко всему этому имею отношение я? Я понимаю, это ваша задача — ловить преступников, так вот ловите. На Сахалине ко мне приставал один дядечка, коллега ваш, я думаю, расспрашивал.
Устала, вот реально сил больше нет находиться здесь, слушать майора и отвечать на его бессмысленные вопросы.
— Кто такой?
— Я не знаю, не представился. Бубнил только так же, как и вы, мол, я разговариваю по душам. А вот не надо ко мне лезть с такими разговорами, не люблю я их. И не люблю, когда меня вот прессуют и задерживают без всяких оснований. Я могу прикинуться дурой, но я далеко не такая.
— Я начинаю вами восхищаться, Кристина Сергеевна, и вашей выдержкой. Это пойдет в качестве основания для задержания?
На столе передо мной появляется та самая бархатная черная коробочка, мозг начинает лихорадочно соображать и искать лучший вариант ответа на вопрос, который сейчас последует.
— Откуда у вас в сумке бриллианты на семь миллионов рублей?
Вот именно на этот вопрос. Семь? Думала, шесть миллионов. Что отвечать? Идти в глухую несознанку? Или так и сказать, мол, так и так, дала пару раз двум мужикам, кому айфоны дарят, мне вот бриллианты.
Не смешно.
— Впервые вижу.
— Но ведь она была у вас в сумке.
— Не знаю, вы могли подбросить все что угодно, три килограмма гашиша или оружие, из которого совершили убийство. Это не мое.
Рогозин противно усмехнулся, а меня передернуло от его взгляда. Он не сулил ничего хорошего, словно говорил: «Да, девочка, мы с тобой еще увидимся, и ты будешь петь соловьем и умываться слезами, сидя на этом месте, рассказывая нам все в мельчайших подробностях. Как Шульгин накидывал Геннадию схему, как ты отсасывала им и подмахивала».
— Кристина Сергеевна, у меня для вас есть прекрасное предложение.
— Замуж не пойду, была уже.
— Мне нравится ваше чувство юмора, хотя на зоне не особо любят таких дерзких юмористок.
— Какая есть. И не надо меня запугивать.
— Вы наверняка еще увидитесь с нашей «сладкой парочкой», такую красивую девушку грех отпускать, — майор кивнул в сторону фото. — И нам будет очень интересно знать, чем они занимаются, куда собираются, с кем встречаются.
Майор изобразил подобие улыбки, комплименты о моей красоте мне не понравился, а вот предложение работать в роли шпионки удивило.
— Вы предлагаете мне стучать?
— Как грубо. Не стучать, а делиться информацией.
— Это ваши условия?
— Это предложение, а взамен вас допускают к полетам, не досаждает начальник, бывший муж, семья живет как жила.
