Он отвернулся от львиного обеда, его мутило от вида и запаха человеческой крови. Мраморный портик с колонами выглядел теперь, словно жертвенный алтарь. С ровных ступенек текли красные потоки и моментально впитывались в зеленый газон. «Сейчас я миную этот «эдемский сад», фонтан с золотыми рыбками – а там уже недалеко и выход. Скорее, скорее за калитку. В гостях – хорошо, а дома – лучше», – рассуждал Махнев, торопясь покинуть поместье Лагранж.
Внезапно воздух загустел, и Владимир завис над парком. Он попытался преодолеть эту липкую густоту, шевелил ногами, махал руками, словно крыльями – его свободный полет сильно затормозился. Теперь он не летел, а скорее висел в воздухе. Было такое ощущение, что его, как тряпичную марионетку, подвязали за тонкие невидимые нити. Он трепыхался, тужился, пытался сопротивляться – но оставался на месте. Наоборот – зловещий кукловод решил немного поиграть со своей игрушкой. Невидимые нити напрягались – шевелились руки и ноги. Его крутили и вертели – он кувыркался в воздухе и скакал, словно резиновый мячик.
Владимира опустили к земле – нос и щека уперлись в густую траву газона, выпуклый серый глаз с удивлением рассматривали маленький мир земного царства. Тут и там сновали мелкие муравьи и букашки, гусеницы и комары. «Надо же, здесь есть не только гигантские стрекозы и бабочки, здесь живет и более мелкая козявочная братия», – удивился Владимир. Мордочки этих насекомых имели слишком осмысленное, почти человеческое выражение, хитрые глазищи с удивлением таращились на Владимира.
Потом их что-то отвлекло. Они засуетились: одни захлопали крылышками, другие навострили усы, третьи шумно вдыхали воздух.
Голова Владимира одной щекой лежала на земле, а тело висело почти вертикально. Он проследил направление букашек – те, перескакивая через преграды из палочек и травинок, спешили к бурному потоку. Поток журчал, словно вешняя вода. О, ужас! Это была не вода. Это ручейки крови, стекающие с мраморных ступеней, соединились в один широкий поток. Поблескивая упругим глянцем, ручейки превращалась в широкую реку, утекающую глубоко под землю. Она бежала не только со ступеней портика, теперь рубиновые струйки сочились из плотно закрытой двери. Сама дверь дрожала. Чудилось – на нее изнутри давит страшная сила, похожая на горный водопад. Деревянная дверь служила искусственной плотиной на ее пути.
«Сколько же надо убить людей, чтобы получилось столько крови? Может, это кровь всех сладострастников из самого большого зала?» – Прямо на его глазах головы муравьев и букашек прильнули к блистающему руслу. Их жадные рты хлебали соленую влагу, стоя на берегу. Это зрелище отдаленно напоминало водопой коров и лошадей у реки после жаркого, летнего дня. Горлышки волнообразно подрагивали – насекомые жадничали, отталкивали друг друга от адской реки. По мере того, как они насыщались, менялся и их облик. Они становились похожими на ужасных, маленьких монстров; у многих выросли рога; засверкали красными угольями глазницы; тела покрылись серой шерстью, выросли копыта и клыки. Насекомые увеличились в размере. Теперь они походили на тучных крыс или летучих мышей, с острых клыков стекали пухлые темные капли. Напившись досыта, эти мерзкие твари тяжело отползали от кровавого русла. Их злобные морды с интересом поглядывали на лицо Владимира. Они готовились к нападению…
И тут невидимый кукловод сжалился над своей марионеткой. Потянув Владимира за ногу, он поднял его над землей. Не просто приподнял, он пульнул его на такое расстояние, что у бедняги захватило дух. Он вылетел, словно пробка из бутылки теплого шампанского. Земля вместе с домом показалась маленькой точкой, а потом и вовсе пропала из виду. Теперь он парил высоко, где-то в космических просторах. Тело охватил жуткий холод. Кругом стояла кромешная тьма, освещаемая вереницами сверкающих созвездий. Мерцание звезд становилось то ярче, то слабее – слезились глаза. Он чувствовал себя самой маленькой песчинкой во Вселенной. Рядом с шумом пронеслась комета, оставив после себя дымный шлейф, где-то прозвучали взрывы, казалось – тела гигантских планет, сталкиваются друг с другом, создавая жуткий скрежет и гул.
Владимир бултыхался в безвоздушном пространстве. Ему чудилось, что это – конец. Где-то далеко послышались величественные звуки. «Наверное – это музыка небесных сфер», – подумал Владимир. Мелодия становилась все громче, он узнал ее. О, боже! Это была бессмертная музыка Моцарта – «Реквием Ре-Минор».
Кружевной воротник его белой сорочки промок от падающих слез. Воротник мок и тут же покрывался коркой льда. Застывало сердце – иголки льда проникали сквозь тонкую кожу.
– Господи, неужели и здесь ты меня не слышишь?! – закричал Владимир. Гулкое эхо взорвало пространство. – Возьми меня к себе. Я слишком устал!
Его снова взяли за воротник. Теперь он болтался, словно рыба на крючке. Невидимая леска натянулась, и он снова полетел к земле, а вернее гораздо ниже – в саму Преисподнюю.
В ушах раздался резкий свист, промелькнули ватные облака, голубизна неба, звенящая зелень лесов, желтизна полей – все проносилось пестрыми лентами. Потом полетели камни – целые камнепады, рушились гигантские горные хребты, проваливались под землю целые равнины, дрожали оранжевые каньоны, как в воронку утекали пески бескрайних пустынь. В земляные трещины обрушился океан. Полыхнуло море огня, послышалось шипение. Вода вселенским потоком лилась в огненную бездну. Клубы белого пара взлетали на неведомую высоту и там взрывались, сея вихри искр…
Владимир очнулся. Он снова находился в парке перед домом Полин Лагранж. Ему показалось: адский кукловод отпустил натяжение нитей и посадил несчастного на невидимый стул. Стул раскачивался в серовато-белых клубах. Владимир опустил голову. Картинка усадьбы изменилась до неузнаваемости. Дом почернел, темные трещины раскололи каменные стены, вместо дикого винограда по стенам и шпалерам ползли корни старых сухих деревьев. Порой мерещилось, что это – не корни, а толстые змеи опутали весь дом. В пустых глазницах некогда роскошных окон отсутствовали признаки жизни, рыжая ржавчина и паутинные тенёты обвивали ажурную металлическую вязь. Входной двери не оказалось на месте – сорванная с петель, она валялась на мраморных ступенях. Вместо двери зиял темный провал. Черные разводы ползли по ступеням – вся кровь давно высохла и запеклась отвратительной коркой. Недалеко от полуразвалившегося портика белели два скелета. Желтоватые овальные ребра напоминали гигантскую выпуклую гребенку. Это были скелеты капских львов.
Изменился и сам парк: ушла бутафорская яркая зелень. Деревья засохли, жухлая листва покрывала некогда зеленые ветви. Часть деревьев и вовсе обуглилась, серый пепел толстым слоем припорошил жалкие остовы голых крон. Не было и спелых плодов – коричневые, сгнившие останки яблок и персиков давно окаменели. Всюду царил тлен и запустение.
