Он сжал мою задницу, пока его глаза путешествовали по полкам.
— Я читаю, чтобы найти яблочко. «Звук и ярость», «Не зови волков», «Фрэнни и Зуи», «Четыре Квартета»…
— «Серебряную нить», — выпалила я.
Мэтт фыркнул.
— Ну пожалуйста, только не заводись снова, фанатка М. Пирса.
— Ладно, если я такая фанатка, то откуда ты…, — мой голос дрожал. Я смотрела на копию Мэтта «Моя Антония» и рассуждала о мудрости моего вызова. Вызов, но все же? Он явно презирал М. Пирс. Мои доказательства были запутанными, и это заставило меня смотреть на Мэтта с еще большим любопытством, чем на кого-либо; я запоминала и перебирала каждое его слово.
— Откуда я что? — потребовал Мэтт.
— Откуда ты... знаешь... про слухи о «Гранитном крыле»? — я съежилась. Неубедительно.
Глаза Мэтта были тверды как изумруды.
— Как видишь, — сказал он, указывая на книги, — я прилично начитан. Мне нравится быть в курсе литературных тенденций. Это означает, что я могу читать хреновые онлайн-журналы по типу «Fit to Print», которые печатаются очень редко, и я не могу действительно обвинять их в хронической хрени, из-за второсортного автора. Мне довелось увидеть их статьи со всеми полагаемыми фактами о Пирс, в том числе слухи о «Гранитном крыле». И о «Fit to Print», безусловно. — Мэтт усмехнулся. — В бульварной газете.
Я положила руки на грудь Мэтта. Выражение его лица смягчилось.
— Если бы у тебя был топор, ты бы зарубил бедного автора, — сказала я. Затем уткнулась лицом в его шею, и он обернул руки вокруг меня.
— Я сомневаюсь, что она бедная. И у меня нет топора, чтобы ее поколотить, верно? Я просто не думаю, что она какая-то Кэсер. Даже и близко нет.
— Что ж, а я думаю, — я поцеловала его сосок, и он дернулся. Боже, мне это нравилось. — И я изучала литературу. Вот так то, мистер Бизнесмен.
Мэтт дал мне быстрый шлепок по заднице.
Мы приняли вместе душ и занялись утренним сексом «по-быстрому». Мэтт возбудил меня своим мыльным пальцем, потирая клитор, пока он не начал гореть. Возможно, он был развратен, в конце концов. Но черт, мне это нравилось.
Мы некоторое время одевались. Мэтт наблюдал за всем, что я делала, своими горящими зелеными глазами, и когда я поймала его взгляд, он не отвернулся. Боже, он выглядел восхитительно с полотенцем вокруг его бедер.
Я не думаю, что его тело когда-нибудь надоест мне.
Когда он стащил с себя полотенце в гостиной, я наклонилась, схватилась рукой за диван и улыбнулась ему через плечо. Голод в его глазах взволновал и напугал меня, и я вскрикнула, когда он резко вошел в меня. Его мощные толчки соединяли наши тела вместе. Я чувствовала, как с каждым ударом его яйца бились о мою киску.
Как я уже сказала, мы некоторое время одевались.
Наконец, около полудня, мы надели нашу одежду и не снимали ее. Несчастье переполнило меня, когда мы вместе стояли на кухне. Мэтт должен был вскоре отвезти меня домой, а я еще не насытилась им вдоволь.
Я придирчиво осмотрела его рубашку. Это была мягкая белая рубашка, которую он надел в пару со свободными коричневыми льняными шортами. Я была в своем помятом сарафане.
Я вела внутреннюю дискуссию сама с собой по поводу того, как Мэтт выглядит лучше — в вечерней или повседневной одежде. А также размышляла о том, был ли Мэтт реальным. Ума не приложу. Сексуальный, начитанный, оказывающий невероятное влияние парень с телом Бога и милым домашним животным — и все это сводится к тому, что он проявляет ко мне интерес? Не может быть.
— Счастливого четвертого, — тихо сказал он, врываясь в мои мысли. (Примеч. 4 июля — День независимости США).
— О, да. Я совершенно забыла, — я нахмурилась и взъерошила свои мокрые кудри. И вправду уже четверг, и Мэтт не работал. Он трахал меня здесь во всех местах его квартиры. Спасибо Америке. — Да, счастливого четвертого, Мэтт.
Я улыбнулась ему. Он улыбнулся мне в ответ.
— Не могу представить, почему ты могла забыть.
— Подумаешь. Это не великое дело, обычный праздник. И все же странно, что ты вспомнил о нем, — я покосилась на него. — Может быть, ты спецназовец. Или агент ЦРУ.
Мэтт ухмыльнулся.
— Должен ли я ударить тебя как патриот?
— Тем не менее, ты не ударишь меня.
Он наклонился, и его хриплый голос защекотал мое ухо.
— О, но я, действительно, ударю тебя, Ханна.
Я задрожала. Он отступил. Ему повезло, потому что я собиралась спровоцировать его нагнуть меня над кухонной стойкой снова.
— Нет, но серьезно, — сказал он, — я так хорошо помню о празднике только потому, что он отнимет тебя у меня.
Мое сердце затрепетало. Ладно, добавляю к его предыдущим качествам, что он до неприличия очаровательный.
Я вспомнила, как Мэтт спросил меня, есть ли у меня какие-либо планы на четвертое. Он волновался об этом вчера?
— Эй, — сказал я, — есть сумасшедшая идея. Ты упомянул, что у тебя нет планов. Почему бы тебе не приехать? Моей семье наплевать на все, и я обещаю, что они не такие сумасшедшие, как моя сестра…
— Да, хорошо.
Мэтт уставился на стену.
Снова неожиданно я почувствовала сильную жалость.
Мэтт ждал, когда я предложу ему это, и я поняла, что он никогда не навязывается.
Я вспомнила, как он признался, что у него не было много друзей. Если бы я не пригласила его, что бы он делал?
Я представила Мэтта, сидящего в одиночестве на балконе.
— Боже, Мэтт, — я обняла его. Он оторвал меня от пола, и я запищала. — Ты должен был спросить. Я не хочу быть ни с кем, кроме тебя, поверь мне.
— Ханна... есть так много вещей, которые я хочу сказать тебе.
Он прижал меня к груди и поцеловал меня в висок. Я бы отдала что угодно, чтобы посмотреть на выражение его лица. Почему его голос был таким растерянным? Но мои ноги были далеко от пола, а лицом я уткнулась в его шею.
Мы пообедали в городе. Мэтт зашел в цветочный магазин и купил два букета лилий. Один он сунул мне.
— Цветы, — пробормотал он.
— Я вижу это, — я чмокнула его в щеку. — Ты так очарователен. Так сладок и необычен. Спасибо, Мэтт.
— Мм. Как думаешь, я должен принести что-нибудь? Еда? Картофельный салат? Булочки?
Я узнала беспокойный взгляд в его глазах. Это был тот же самый взгляд, который я видела, когда он отвез меня на ужин в Боулдер, такой же взгляд я видела, когда осматривала его квартиру. Мэтт в тревожном режиме.
Я изучила некоторые вещи о Мэтте, даже если не понимала их. Сначала ему было наиболее комфортно в своей машине. При любом намеке на социальное окружение его уверенность превращалась в тыкву, и он становился этим привлекательно-неуклюжим парнем, уставившимся в свой телефон и перебирающим ключи в кармане.
