Никаких тоже. Мне ничего в Поттере не нравится. Ничего! Он ублюдок, который издевется над людьми просто от скуки, гоняющийся за славой придурок, безмозглый высокомерный выскочка…
Чёрт побери, это он перед всеми подвесил меня в воздухе три месяца назад и едва не снял с меня трусы! Это худшее унижение, какое я вообще когда-либо испытывал…
Так какого рожна я сижу здесь, не шевелясь, и смотрю на его руку?.. Почему я хочу коснуться губами тыльной стороны его ладони, просто, чтобы узнать, такая ли мягкая у него кожа, как кажется?.. Почему я не строю планов, как взять его же собственную палочку и перерезать ему горло одним Caedo - пусть думают, что самоубийство?
Ведь тогда я готов был умереть от стыда. Я клялся, что убью его, что отомщу им всем, во рту кисло было от ярости, я смотреть на них не мог спокойно - руки тряслись от ненависти. Куда всё это делось? Когда оно успело?
Почему, чёрт побери, почему?..
Я касаюсь губами его руки - и, чёрт побери, кожа действительно такая мягкая…
Поттер шевелится, и я в долю секунды оказываюсь на кровати и застываю - я сплю, сплю-сплю-сплю, меня здесь вообще практически нет…
Поттер садится на кровати, трёт глаза - я подсматриваю из-под ресниц.
- Что за хрень… - бормочет он тихо-тихо. Снилось ему, что ли, что-то не то?
Поттер сидит молча несколько минут, и я, расслабившись, начинаю и в самом деле засыпать; но Поттер соскальзывает с кровати - неслышно, легко - и наклоняется надо мной. Я лежу на спине, но голова повёрнута набок - чтобы удобней было подглядывать за Поттером. Теперь я вижу в основном его пижаму и отчаянно стараюсь, чтобы ресницы не подрагивали - это всегда выдаёт притворство.
- Нет, ну что за хрень, - повторяет Поттер шёпотом и невесомо гладит меня по щеке - там, куда фактически ударил сегодня на квиддичном поле. Как будто извиняется.
Проводит ладонью выше, по скуле, по виску, по волосам - так осторожно, что, если бы я на самом деле спал, то не проснулся бы от этого.
Я не помню, как дышать; я забыл, что надо следить, чтобы ресницы не дрожали; я с трудом, с таким трудом удерживаю себя от того, чтобы не вжаться в ласкающую ладонь… наверно, это смотрелось бы жалко со стороны, но мне нет никакого дела, абсолютно…
Поттер упирается руками в подушку по обе стороны от моей головы и шёпотом спрашивает:
- Эй, Снейп, ты спишь?
Честно, нельзя было придумать более глупый вопрос. И более глупый ответ, чем мой. Я открыл глаза и сказал:
- Нет.
- * * * , - реагирует Поттер, но не отстраняется. - Ну ладно. Снейп…
- Что?
- Зачем ты сегодня так сделал? Если бы ты не замкнул круг, молния так бы во мне и осталась…
Я могу выбрать ответ из сотен вариантов, от «ты и так без тормозов, а с молнией внутри вообще бы житья не дал» до «извини, в следующий раз так не сделаю». Язвительный, уничтожающий, истекающий свежим ядом ответ, который растопчет Поттера в прах, чтобы наутро пятилетняя война возобновилась с новой силой.
Но я говорю:
- Чтобы тебе не было больно.
Поттер явно обескуражен.
- А почему ты не хотел, чтобы мне было больно?
Я пожимаю плечами - насколько могу это сделать, лёжа на кровати. В лунном свете у Поттера не карие глаза, а чёрные. Совсем как мои.
Если бы молния ударила в него, я принял бы её на себя.
Просто, чтобы ему не было больно.
- Кто бы мог подумать, - растерянно говорит Поттер, - что ты меня спасёшь… я хочу сказать, я никогда не думал…
- И не начинай, - советую. - Это занятие вредно для гриффиндорского здоровья.
- Но…
- Я - подлый сальный слизеринец, - перебиваю. - Будь любезен, не забывай об этом.
- Но ты же не такой на самом деле, - нерешительно говорит Поттер. - Подлый не спас бы меня… а ты ещё и поддерживал.
- Что ты знаешь о слизеринцах? Только то, что мы носим зелёные с серебром галстуки, - фыркаю. - Так что не берись судить о мотивах моих поступков, будь так любезен.
Поттер… смеётся. Он самым наглым образом тихонько ржёт, наклонившись над моей кроватью, как будто я только что рассказал анекдот месяца из «Ежедневного пророка».
- Серьёзно, Снейп, - говорит он, оторжавшись. - Я перед тобой в долгу…
- Молния тебя бы не убила, так что невелик долг.
- Это неважно. Ты странный, оказывается…
- Ты тоже, - говорю я, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Поттер снова смеётся и уверенно гладит меня кончиками пальцев по щеке.
- Спокойной ночи, Снейп.
И возвращается на свою кровать.
Я заматываюсь в одеяло с головой, как в кокон, и поспешно отворачиваюсь к окну. Поттер еле слышно сопит во сне, а я до утра не могу глаз сомкнуть.
Вот сейчас сижу, пишу и ничего понять не могу… что это было? Молния и в самом деле повредила мозги нам обоим, так, что ли? Иначе с чего бы он вообще меня коснулся, когда все пять лет усиленно демонстрировал, что его тошнит от одного моего вида? Если на то пошло, с какой стати я целовал ему руку, когда меня на самом деле тошнило от Поттера все эти годы?
Я ничего не знаю. Я ничего не понимаю. Я только одно могу сказать… * * * * * , однообразие, вернись, а? Я всё прощу!..»
Глава 7.
Я поведу этот Совет…
Сергей Щеглов, «Часовой Армагеддона».
Гарри решительно не нравилось затянувшееся затишье. С Югославией и Румынией Вольдеморт уже разобрался в своём уникальном стиле, весьма схожем с бритвой Оккама - отрезать всё лишнее, что усложняет жизнь, и не мучиться; кажется, Вольдеморта даже не озаботил тот факт, что ещё немного в том же духе - и эти страны вообще останутся без волшебников. Так или иначе, бунт в Испании успешно подавлялся, и Гарри не сомневался, что, разделавшись с капризной Европой, Вольдеморт вернётся в Британию с чётким намерением покончить с остатками оппозиции, запершимися в Хогвартсе. У оппозиции, конечно, на этот счёт прямо противоположное мнение, но это мнение ещё предстоит отстоять…
С каждым днём население Хогвартса становилось всё тренированней, а Гарри - всё вымотанней. Ни одно занятие Эй-Пи не обходилось без использования хроноворота, и с другими Гарри порой раздваивался - чтобы продемонстрировать на примере себя же, как надо сражаться. Себя Гарри обычно не жалел, а поэтому доползал до спальни на последнем издыхании и падал на кровать, чтобы отдохнуть хотя бы полчаса перед тем, как встать и снова закрутиться, как белка в колесе.
Захват лидерства в Ордене прошёл как-то незаметно, сам собой. Собрания Орден устраивал нечасто, поскольку обсуждать на них было особо нечего, но когда они всё же происходили, Гарри эти собрания вёл, разъяснял свои планы на дальнейшую войну и на роль в ней Эй-Пи; отвечал на вопросы, вразумлял недовольных. Никакого голосования или ещё чего-нибудь формального не происходило. Быть может, изрядно поспособствовал подобной бархатной революции Фоукс, на каждом собрании появлявшийся практически из ниоткуда и садившийся Гарри на плечо или на колени - больше никому феникс не доверял до себя дотрагиваться даже случайно, в то время как Гарри бестрепетно ворошил нежные перья, гладил мягкий пух, а иногда даже в шутку дёргал Фоукса за хвост. Порой феникс в ответ поклёвывал Гарри; это было не больно, но оставляло маленькие красные следы, как от ожога, но они быстро проходили. Быть может, установлению безоговорочной власти Гарри послужило то, что на него готовы были молиться, цитировали пророчество наизусть, верили в него, ждали от него чуда… кого-то другого во главе всего этого большинство просто не поняли и не приняли бы.
