Зря. Зря… глупо и пафосно… но Гарри не смог сдержаться, за что мысленно костерил себя. Сейчас Грюм как скажет что-нибудь, и Ремус таки не удержит Сириуса…
- В таком случае, больше претензий не имею, - неожиданно заявил Грюм.
Гарри недоверчиво уставился на него, но никаких претензий и в самом деле не последовало.
- Ещё вопросы?
Вопросов не было.
- Тогда давайте поговорим по существу, - предложил Гарри. - Ремус, ты возглавишь команду, которая займётся эвакуацией женщин и детей из Батлейт Бабертон. Мужчины, если пожелают, могут тоже эвакуироваться, либо остаться и драться вместе с нами. Профессор Флитвик, профессор МакГонагалл, я был бы вам очень признателен, если бы вы взялись за изготовление портключей. Мадам Помфри, лазарет должен быть готов к большому количеству пациентов…
На обсуждение деталей ушло около полутора часов. Вымотанный Гарри выходил из Большого зала, где проходило собрание, с чётким чувством, что напрасно во всё это ввязался, потому что если перед каждой дракой будет вот такое вот нудное обсуждение…
- Завтра ночью будет битва, - Гарри нервно оглядел всю толпу тех, кого почти полтора месяца готовил к этой битве. Школьники. Дети, по большей части. Да и взрослые, члены Ордена, тоже не лучше… - Мы должны быть к ней готовы. Не стоит тренироваться до упаду, нужно беречь силы, да к тому же ничего принципиально нового за это время вы не освоите. Советую выспаться как следует, а кто умеет - тот может помедитировать, настроиться на драку. Сейчас все будут тренироваться друг с другом, не обращая внимания на уровень, пол и возраст - потому что завтра это будет так же безразлично. Я в количестве десяти экземпляров буду следить за занятием. В выборе заклятий вы совершенно свободны, но не калечьте друг друга и не убивайте - завтра найдётся, кому этим заняться.
По окончании двухчасовой тренировки Гарри ощущал себя пропущенным через мясорубку; глаза закрывались сами собой. Десять раз по два часа - это было немного слишком…
- Гарри, пей, - повелительно скомандовал Кевин, поднося к губам Гарри флакон с тонизирующим зельем.
- Сил нет.
- А ты всё равно пей. Ну же… - Кевин осторожно поддерживал голову Гарри, пока тот пил. - Зачем ты так над собой издеваешься?
- Я не издеваюсь…
- Тогда как это называется?
- Я хочу, чтобы все выжили завтра…
- А сам хочешь умереть от усталости сегодня?
- Кевин, где ты нахватался этого сарказма?
- От тебя же, - злорадно откликнулся Кевин. - Ну зачем, Гарри?.. По ушам тебе надавать некому…
- Ещё не хватало - по ушам, - вяло возмутился Гарри. - Ты считаешь, мне без того мало?
- По-моему, тебе уже много… вообще кто-нибудь может уговорить тебя не измываться над собой?
Гарри честно начал вспоминать, кто мог бы себе такое позволить.
- Может быть, близнецы Уизли…
- А, те, у которых магазин приколов на Диагон-аллее? А почему они?
- Я их люблю, и они меня любят, - Гарри запоздало сообразил, что можно было хотя бы перефразировать… в конце концов, Кевину только одиннадцать.
- Любят? - чуткий Кевин уловил, что в это слово Гарри вкладывает некий особенный смысл.
- Угу… как бы тебе объяснить… твой дядя и твоя тётя любят друг друга?
- Да.
- И вот так же мы с близнецами любим друг друга, - помнится, Седрик отнёсся к этому совершенно спокойно. Вряд ли Кевин ужаснётся… - Ну, детей у нас, конечно, не будет, потому что мы все трое - парни…
- То есть, - осмысливал услышанное Кевин, - ты любишь парней?
- Именно так.
- А девушки?
- А что девушки? Они сами по себе, я сам по себе…
- А… Седрика ты тоже любил? - спросил Кевин после паузы.
- Если бы я был в состоянии, я дал бы тебе в глаз за такой вопрос. По-маггловски. Не раздумывая.
- Извини, - сказал Кевин после паузы. - Просто Седрик был очень красивый, и не странно было бы…
Гарри нашёл в себе силы разлепить веки и подозрительно уставиться на Кевина.
- С каких это пор ты оцениваешь мужскую красоту?
- Сколько себя помню, - Кевин выглядел искренне удивлённым. - А что?
- Да так, ничего… может, ты художником будешь, а у меня просто паранойя…
- Что такое паранойя?
- Я тебе завтра расскажу, перед битвой… - Гарри зевнул. - А сейчас, если не возражаешь, я посплю немного…
Если Кевин и возражал, Гарри заснул раньше, чем возражения были озвучены.
* * *
В комнате было темно, хоть глаз выколи. Час быка, так это, кажется, называется? Самое глухое время перед рассветом.
Книги, разбросанные по столу, - старые, потрёпанные; на новые денег не хватило. Не так-то щедро Хогвартс финансирует неимущих учеников… но это неважно. Главное, что в книгах написаны удивительные вещи о волшебных животных и растениях, о заклинаниях… о Магическом мире. Мире, к которому принадлежит он сам.
А остальные - магглы. Какое противное слово… рыхлое, вялое, как гусеница; бестолковое, неровное слово. Совсем не то, что «волшебник». Вол-шеб-ник…
Полагается спать в это время; днём будешь сонным и вялым, если не выспишься ночью, но как же заснуть, когда перед тобой такое - целый новый мир… мир, которому ты принадлежишь по праву рождения?
Мантия - странная одежда; тёмная ткань широкими складками окутывает худое тело. Впрочем, в Магическом мире, наверно, всё странно, так что удивляться нечему. Всё не такое, как у магглов.
Сердце замирает всякий раз при мысли о волшебстве; при мысли о том, что стоит взмахнуть тонкой длинной палочкой - тис и перо феникса, тринадцать с половиной дюймов - и сказать пару слов, как начнутся чудеса. Силой воли волшебника мир меняется до неузнаваемости; на что маггл тратит долгие часы, на то волшебник тратит секунды.
Сказки, мельком слышанные в глубоком детстве, разом обретают смысл; добрые феи, злые ведьмы, великие маги… всё это есть, всё на самом деле есть - просто те, кто не достоин знать правду - не знают.
Он сам - герой сказки; он всё может, всё; нет ничего невозможного в сказках, а теперь он там, он часть небывалого, неслыханного, чудесного… там всё будет по-другому, будет совсем не так. Всё будет гораздо лучше. Он отомстит всем, кто унижал его, он станет сильным, по-настоящему сильным. Он - волшебник.
Остальные ворочаются в кроватях, скрипят пружинами, стонут тихонько и жалобно - им снятся плохие сны. Магглы. Они могут спать… у них нет причин для того, чтобы в час быка сидеть на полу, завернувшись в мантию, и перелистывать пергаментные страницы книг. В эту вязь букв он уже практически влюблён; он готов выучить наизусть каждое напечатанное здесь слово. Он будет лучшим учеником в волшебной школе…
Темно и тихо в спальне; скоро солнце начнёт вставать, но пока ещё ночь, и ему хорошо. Он любит ночь. Это его время; он всегда хорошо ориентировался в темноте. Словно шестое чувство, недоступное прочим, вело его во тьме, оберегая от того, чтобы споткнуться обо что-нибудь или налететь на кого-либо; его бесшумные шаги были притчей во языцех здесь, среди жалких магглов.
