– Мой мальчик, ему еще предстоит и укрепиться в своих заблуждениях, и понять, что это лишь заблуждения, и стать мудрее. Просто всему нужно в этом мире научиться. Его привлекают лишь мужчины. Значит, некогда женщина преподаст ему жестокий, но необходимый урок…
Бедр-ад-Дин кивнул. Он все же не мог понять, почему этого толстяка царь держит у себя советником. И царь, словно подслушав этот вопрос, ответил:
– Но у моего советника тем не менее есть и золотое свойство. Он помнит все, что видел. Да, временами он дает неверные оценки, но увы, ничего из виденного и слышанного забыть не может. И потому достаточно очистить его поток красноречия от оценок, как на ладони останутся драгоценные факты. Так мы сейчас и поступим.
– Слушаю тебя, великий царь… – с почтением в голосе проговорил Бедр-ад-Дин. И, словно подтверждая слова юноши, в воздухе послышался звон монет. Тети тоже присутствовал при столь важном разговоре.
– Итак, понятно, что и мастеров кузнечного искусства и мастеров золотого шитья разумнее всего найти в какой-то одной стране. И, судя по словам моего говорливого советника, тебе следует отправиться в страну Канагава. Это разумно сделать еще и потому, что наш прекрасный щедрый остров связывает с островами на восходе теплое и быстрое течение. И потому при попутном ветре ты доберешься туда много быстрее, чем можно было бы ожидать.
– Но если ветра не будут нам благоприятствовать?
– Все равно ты увидишь землю Канагава очень скоро.
– Благодарю тебя, мудрый и щедрый царь аль-Михрджан.
– Не благодари меня раньше времени, юный странник. Ибо тебе надо увидеть берега страны Канагава, найти там мастеров, заказать у них и седло, и удила. Забрать упряжь, вернуться ко мне на остров, надеть упряжь на коня и увезти его с острова. Сей труд поистине велик, и потому я помогу тебе не только советом. С тобой отправится и мой капитан – много лет он посвятил странствиям по морям мира, и некогда судьба забросила его сюда. С тех пор я соглашаюсь выйти в море только на корабле под его водительством. Ибо уверен и в легком пути, и в мудром управлении, и в возвращении.
– О Аллах, о подобном я не мог и мечтать. Да пребудет с тобой милость Аллаха всесильного! Благодарю тебя еще раз.
И Бедр-ад-Дин поцеловал землю у ног царя. Ибо благодарность в его сердце была поистине велика.
Юноша не помнил обратной дороги, не помнил и мига, когда его верный крутобокий корабль вновь отправился в плавание. Теперь он знал, что впереди множество испытаний, но уже понятно стало, что цель, пусть и далекая, достижима и посильна. И значит, сколько бы ни потребовалось сил, они найдутся. Ибо юноша чувствовал, что он не один в этом мире, что помогают ему многие достойные и уважаемые люди.
Пророческими оказались слова мудрого царя аль-Михрджана. Ибо непростой для обычного мореплавателя путь до островов Канагава удалось преодолеть легко и быстро, опираясь на знания, которые с удовольствием дарил капитан Мансур.
И вот наконец показался берег. А вскоре путешественники ступили на землю гостеприимной страны Канагава. Страны, что некогда была отдалена и безмерной далью, и странными традициями. Но все изменилось после того, как принц Кемаль, наследник прекрасной страны Ай-Гайюра, взял в жены принцессу Будур, надежду императорского дома Фудзивара, властителей далекий страны Канагава. Теперь страна эта хоть и оставалась далекой, но стала куда ближе и понятнее.
Под ноги путешественника – почитателя Аллаха всесильного и всемилостивого, – легли камни улиц Камакуры, столицы страны Канагава. Метлы из ореховых прутьев шаркали по старым плитам, устилающим дворы у храмов, а узкие высокие стволы бамбука ограждали эти дворы от шума и суеты улиц.
И увы, вновь золото сделало куда больше, чем любое волшебство. Никого не смутило, что странник был один – почти бессильный, сгорбленный старец вошел в двери постоялого двора, не торгуясь, выложил золотые монеты за самую дорогую комнату, горячий ужин и кипящее фуро.
Когда же солнце село, по дороге в сторону императорского дворца зашагал высокий стройный юноша. Он вполголоса беседовал сам с собой, но этому никто не удивлялся. Ибо в стране Канагава не принято удивляться странностям и чудачествам окружающих, тем более странностям и чудачествам безвредным.
– О Аллах милосердный, Тети, – говорил меж тем Бедр-ад-Дин, – но где же мне найти того мастера, который согласится выковать удила? Да к тому же ведь и седло черной кожи с золотым шитьем не купишь в первой же попавшейся лавке.
И только одному Бедр-ад-Дину были слышны ответы на эти недоуменные вопросы.
– Мой юный друг, не стоит торопиться. Торопливость – удел слабых, а терпение – достоинство сильных. Ты можешь узнать что-то только в харчевне. Ну или в веселом квартале…
– Ты шутишь, о мудрец? Мне, сыну благородного рода, достойному мужу и даже отцу ты предлагаешь отправиться в веселый квартал?!
– Ты смешон, мальчик…. Разве я говорил тебе это? О нет, я просто сказал, что сейчас сплетни можно собрать только там…. Или в харчевне пошумнее. А тебе уж выбирать, откуда начинать.
– Но если я ничего не узнаю? Что мне делать тогда?
– А что бы ты делал дома? В стране Ал-Лат?
– Я бы дождался утра. И пошел бы на базар, в ряды, где владельцы могут найти все для своих скакунов.
– Вот ты сам и ответил на свой вопрос. Сам и решил, что делать. Выбирай харчевню пошумнее, послушай сплетни. А если ничего интересного не услышишь – дожидайся утра и ищи базар. Вряд ли он будет сильно отличаться от того, что ты видел на родине… Или в стране Кемет…
– Да будет так, о мудрец.
Камакуру накрывала темнота. Но не та кромешная темь ночи, когда видны лишь звезды и освещенные окна домов. Крошечные светильники, горящие у самой земли, окутывали город колдовским сиянием. И почему-то сейчас Бедр-ад-Дину вспомнилась джинния Зинат, когда она в первый раз появилась у его костра. Точно так же волшебно сияли ее глаза, точно так же безмолвие погружало в сказку, странную, запретную.
«Аллах всесильный, – подумал Бедр-ад-Дин, не решаясь произнести вслух слова. – Неужели я опять увижу ее? И что же мне делать, если она, коварная, вновь появится на моем пути? Какие еще заклятия сможет она наложить на меня?»
Наваждение внезапно рассеялось – стайка веселых девушек, хохоча и перебрасываясь фразами на странном певучем языке, пересекла путь юноши. Лица их были открыты, а одеяния столь ярки, что даже в полутьме сияли, как драгоценности.
– О Аллах милосердный, – не удержавшись, проговорил Бедр-ад-Дин, – поверь мне, мудрый Тети, ничему я не удивляюсь так, как различию в привычках и традициях.
