«Во!» — показал я пальцем вверх. Сомневался Вася недолго и больше для проформы. Хлебать вечером халявный портвейн предложением показалось толковым. Я свернул к хозяйству, почувствовав в костяшках нетерпеливый зуд. Миновали офисное здание, пассажир с любопытством косился, а я посчитал нужным пояснить.
— Офис. Самое скучное сооружение, туда заглядывать уж не станем, люди работают, — подмигнул ему и добавил: — Всё интересное хранится в подвалах.
Бутылки на стеллаже произвели на Васю впечатление. Он клонил к ним голову, разглядывал под слоем пыли надписи, дотронуться так и не решился. Я ему скоренько перечислил сорта, которые выпускаем, и повел дальше. На бочки он и вовсе глазел с уважением, весомо покачивая головой.
— Нехилый объемчик, — заметил гость.
— Да. Отец начинал ещё, я подхватил дело, ну и расширил немного. Не замерзли?
— Нормально.
— Идемте тогда во второй отсек, — позвал я, — там и портвейн прихватим.
Шли казалось бесконечно, хотя подвал не мог похвастать «Массандровскими» размерами. У крайней в ряду бочки Вася задержался, постучал по ней кулаком, прижавшись ухом, послушал звук и растянул губы в дебильной улыбке. Я отворил тяжелую дверь, пропуская его вперед, а как только он вошел, переместился ему за спину. Вася, осматриваясь, не иначе в поисках портвейна, преодолел несколько шагов, я закрыл дверь, повернул замок и быстро запустил руку под холстину, брошенную на стуле у самого входа.
— Вперед иди, — приказал, выставив пистолет.
— Ты че, мужик, офонарел? — округлил он глаза. — Ты меня че за фраера держишь?
— За падаль я тебя держу, за падаль, — отрезал я и повторил: — Вперед шагай, я сказал.
Подчиняться Вася не хотел, немного подался вперед, осторожничал, состроил придурковатую рожу, адресованную напугать меня, не иначе, и обнажил зубы:
— Ты че меня, травматом своим, на понт взять решил, как лоха последнего?
— Ну, если ты не лох, то отлично знаешь какие будут последствия, попади я тебе с такого расстояния скажем в глаз. Два шага назад, быстро!
Вася замер, дернул щекой и резко бросился ко мне. Опускаю руку, жму спусковой крючок. Звук выстрела бьёт по перепонкам, раздавшийся следом вопль призёра разносится эхом под сводом.
— Сука, сука моя нога, а-а… — вопит он, прыгая и поджимая правую ногу. — Падла, ты мне ногу прострелил!
— Ни хера твоей ноге не сделается, максимум гематома продержится пару недель, — заверил я и ткнув пистолетом в стену напротив приказал: — Доходишь до той стены, берешь наручники, вот они, на крюке висят и сковываешь ими обе руки.
— Как я тебе пойду, если ты мне в ногу уебал?!
— Мне без разницы, хоть вприпрыжку. И шевелись, иначе схлопочешь по второй, ползком придется.
Поскакал. Как миленький. Оглядываясь, пытаясь не упускать меня из вида. Допрыгал, дотянулся до наручников, снял их и повернулся. Надежда в глазах теплица, не хочется Васе верить в серьезность происходящего.
— Мужик, как там тебя, Гордей, да? Тебе надо-то чего, ты скажи. Не бабла же ты от меня хочешь, чего, а?
— Наручники, — напомнил я и неспешно двинул к нему.
— Ну, ты серьёзно, что ли, мужик… — простонал он, суетливо сглотнул и облизнул губы. Я отмерял шаги, плавно приближаясь:
— Интересно, а если с такого расстояния человеку из травмата в башку пальнуть, че будет? Ты не в курсе, случаем, Васёк?
Проверять он не захотел, определил наручники на запястья, послушно защёлкнул браслет.
— Руки прямо перед собой.
Вася подчинился, я подошел, затянул их, помогая себе рукоятью пистолета, дуло, соответственно, направленно вверх и в сторону. Вася воспользовался. Толкнул он меня не сильно, скорее неожиданно, я покачнулся, повернувшись корпусом в бок, преступил несколько раз, сохраняя равновесие, но пистолет не потерял и на ногах удержался. Пленник в этот момент несся к двери. Не будь она закрыта, хлопот доставил бы больше, а так… в мгновение догнал и рукояткой в плечо со всей дури.
— Падла-а… — протяжно захрипел Вася, ноги его подкосились, а он рухнул на колени. Следом пересел на задницу, заложил руки за голову, толи массируя шею, толи плечо. Поднял на меня кривящееся лицо, с выражением затаенной злобы, и заявил: — Ну, всё, мужик, ты попал. Теперь у тебя серьезные проблемы.
О! угрозы пошли, выходит мы у цели. Договориться не получилось, сейчас «чешуей блеснет», а там и поговорим.
Затягивать со вторым этапом не стал, пока ходил за веревкой, выслушал пару угроз и вместо ответа, съездил ему по морде, в довесок с ноги «по печени» отоварил. Ботинки на мне почти армейские, Вася только сейчас на них внимание и обратил, от души прочувствовав.
Пока он извивался на полу, заглатывая воздух, я перекинул через наручники верёвку, затянул петлю и потащил пленника обратно, в тупик подвала.
— Ты отморозок что ли! Да, что я сделал, блядь?!
— А сделал ты Вася вот что, на свет уродился. И мало того, что уродился, так ты ещё и падалью вырос.
Груз на другой конец верёвки я приделал заранее, перекинул через водопроводную трубу с первого раза, тренировался. Трубы шли под потолком, чугунные, надежность проверена, такой мешок с дерьмом, как Вася, выдержат. Натянул, вынуждая мразь встать на цыпочки. Запястья не лишние, встал, руки тянет.
— Ночь. Пляж. Девушка. Ну, вспоминай, Вася, вспоминай, напрягай извилины. — Голова между поднятых рук опустилась, в глазах неподдельный страх. Наконец, настоящий. — Как ты жил-то все эти годы, Вася, ничего? А знаешь, давай, мы её позовем, и ты ей сам всё расскажешь.
Глава 20
Ася
В планах моих твердо значилось провести несколько дней в одиночестве, разобраться в чувствах, но самое главное дать время разобраться ему, Гордею. И пусть противника нашего союза, его отца, давно нет в живых, эстафету переняла мать и неплохо с этим справляется. За эти несколько дней, что мы не виделись, он пару раз заезжал, общавшийся с ним через калитку Гамлет, всегда говорил одно и тоже — я сплю будить меня он не станет. Конечно же, все прекрасно понимали, как дела обстоят в действительности, но деликатно помалкивали, дабы не «мутить воду». Один раз Гордей передал через армянина пирожное, второй букетик альстромерий, в остальные дни он либо звонил, либо посылал сообщения.
Отреагировала я лишь раз, на следующий день от того, когда он уехал по моей просьбе. «Всё так стремительно закрутилось, нужно включить паузу и подумать. Тайм-аут нам просто необходим» — написала я. Звонил он каждый день, как по расписанию, а потом наступили сутки тишины, давшиеся особенно тяжко. Вернее, дни тянулись и без того далеко не радужно, а тут накрыло отчаяние: я добровольно сажаю себя в плен. В плен серой и никчемной жизни, что вела до возвращения в этот город, до новой встречи с Гордеем.
И тогда я спрашивала себя — а любовь ли это? Может это боязнь? Боязнь одиночества, боязнь остаться ненужной, забытой. Меня то лихорадило, я буквально не находила себе места, то бросало в жар, что я порывалась бежать к морю, окунаться в него, остужая тело и мозг и доказывая себе: я не трусиха, ни никчемность. Ночью тревожные мысли — он больше не позвонит, не приедет! — изъедали, как виноградная тля, нанося серьезный ущерб моему истерзанному сознанию. Засыпала с рассветом, твердо решив: ни один призрак прошлого, ни одна женщина настоящего не должны стоять между нами.
Конечно же, утро внесло свои коррективы. Чертова прорва решимости куда-то испарилась, я таскала всюду с собой телефон, боясь пропустить вызов, но сама набрать даже не помышляла. А вдруг он уже разобрался? И именно поэтому не звонит.
Но когда от него пришло смс: «Позвони мне, это действительно важно», я не задумываясь набрала. И более того, поехала. Заказала такси, как он просил, и прихватила теплую кофту, тоже по его инициативе. Машина начала петлять в гору, а я только тогда задумалась: какое оно «ты должна это видеть»?
