Антон больше не успел перекинуться со мной даже парой фраз. Нас растащили по разным сторонам переодевать и приводить в порядок. Другие участники выглядели куда лучше, чем мы. Мужчины были облачены в костюмы-тройки самых разных цветов, но тем не менее они не казались кричащими. Скорее сдержанными.
Артем сверлил меня таким взглядом, что впору прикрываться щитом. И желательно железным. И не факт, что поможет. Алан же бессовестно усмехался, радуясь тому, что удалось хоть кому-то подгадить. Остальные выглядели более-менее нормальными, разве что удивленными, а вот Владимир явно чувствовал себя оскорбленным. Еще бы, он ведь считал, что ни у кого и шанса нет против аристократа в каком-то там поколении.
Девочки-костюмеры охали и ахали, пока со слезами на щеках помогали мне снять те тряпочки, которые остались от красивого костюма для верховой езды. Я и сама была готова разразиться рыданиями, но времени на пожалеть себя и других мне не дали. Катя чуть ли не с рук кормила меня едой из контейнера, в котором можно было найти картофельное пюре, запеченную белую рыбу и невероятный кисло-сладкий соус с овощами. Запивала я все это горячим чаем, и с каждым глотком жить хотелось все больше.
– Давайте-давайте! Нужно успеть отснять все за сегодня, – командовал режиссер нашим бедламом, а я осматривалась по сторонам, пока гример накладывала мне вторую тонну макияжа. К красному платью в пол с открытой спиной прибавились красные же губы, а на веки легли золотистые тени с темной дымкой. И вот спрашивается, зачем мне это все в помещении, где из света только настенные канделябры?
Небольшое здание, которое я уже видела издалека, внутри оказалось очень уютным и простым. Никакой помпезности, только комфорт. На первом этаже, где мы сейчас все разместились, было что-то вроде небольшого бара. У дальней стены имелась деревянная барная стойка, за которой можно было разглядеть больше сотни бутылок, что были вставлены в подставки.
Еще две стены были прикрыты узкими стеклянными сервантами, в которых хранились экземпляры самого дорогого вина. Еще один шкаф – массивный, из темного дерева – собрал в себе историю появления этой винодельни и бутылки с напитками от каждого года. У окна разместились стойки для верхней одежды, которые сейчас были завалены всем подряд, в том числе и аппаратурой. Посередине помещения стоял массивный длинный деревянный стол и простецкие лавки со спинками. Вот и весь нехитрый антураж.
– Пойдем? – потянула меня Катя, едва мне приклеили ресницы.
Посидеть хотелось очень сильно, а лучше полежать, потому что нижние девяносто продолжали гореть. От каблуков я напрочь отказалась, а потому мне нашли симпатичные лакированные балетки. Даже этой малой уступке я радовалась как никогда. Хотя бы потому, что мне предстоял путь вниз.
Да, сама винодельня располагалась внизу, на подземном этаже. Нас встретил узкий коридор, в котором уже собрались перед высокой аркой участники и молодой мужчина во фраке и бабочке. Едва я спустилась, съемка началась, а незнакомец заговорил на французском. Абсолютно всю его речь я пропустила мимо ушей, потому что сил на перевод не было, как, собственно, и желания. Больше меня волновал Артем, который стоял аккурат за моей спиной и прожигал мой затылок недовольным взглядом. Я поежилась неосознанно, однако это действо дало начало неприятному разговору.
– Значит, бросать этот цирк ты не захотела из-за него? – прошипел Артем, больно стискивая мой локоть.
– Ты о чем? – дернулась я, пытаясь незаметно высвободить свою руку.
– Не притворяйся дурой. Ты прекрасно знаешь, о чем я. Так ты меня любишь, да? Целуясь со всякими мерзавцами? – Пальцы его сжались с такой силой, что я приглушенно пискнула, но на нас ровным счетом никто не обратил внимания. Разве что Антон, стоящий в отдалении, смотрел за мою спину взором, обещающим как минимум второй фингал.
– Это не твое дело, с кем я целуюсь. Я ничего не обещала тебе, Артем, а потому мне непонятно твое поведение. Вместо того чтобы извиниться за отвратительное свидание, ты смеешь меня в чем-то упрекать. Не много ли ты на себя берешь? Ты мне никто, – обернулась я, не собираясь терпеть такое отношение.
– Ах, значит, никто? И часто ли ты занимаешься сексом с «никем»? – повысил он голос, и не думая меня отпускать.
– Один раз, – ответила я, не растерявшись. – И то уже сто раз пожалела.
Мой голос эхом пролетел под потолком, отразился от стен и юркнул дальше по коридорам, оставляя после себя оглушающую тишину. Воспользовавшись ошеломлением Артема, я прошла мимо мужчин, которые во все глаза с любопытством следили за разворачивающейся драмой. И вот когда я уже ступила в небольшой холл, арки из которого вели в три разных помещения, до меня долетела фраза, которая убила на корню все мои попытки хоть как-то оправдать этого мужчину:
– А с Антоном на проекте ты тоже спала?
Обернувшись, я хотела ответить правду. Действительно хотела ответить правду. Видимо, чтобы окончательно отрезать любые поползновения в мою сторону от других участников, но… Не успела.
Увидела лишь то, как кулак Антона летит в лицо Артема, который, в свою очередь, даже не пытается увернуться. В последующие пять минут я не пыталась ничего предпринять для того, чтобы остановить Антона. Совесть где-то там внутри проворчала, что это все я виновата, но разум живенько дал ей подзатыльник, чтобы не городила чепухи. Я не заставляла Антона вступаться за меня. Он сделал это добровольно. Потому что хотел. Потому что считал себя моим мужчиной.
Минут через десять съемку продолжили, но больше Антон не отходил от меня ни на шаг. Он сам мне переводил все то, что рассказывал нам владелец винодельни и, как оказалось, особняка, в котором мы временно жили. Молодой мужчина охотно делился историей появления винодельни, объясняя, что удобнее всего хранить вино было именно под землей – из-за температур.
За первой аркой скрывались одинаковые бочки с самым разным вином. Отличить их мог только сам мужчина по маркировке. Он с удовольствием дал нам попробовать разные напитки, но после третьего бокала в руку Антона вцепилась уже я. И вроде бы поела же, но эффект оказался сногсшибательным и в прямом, и в переносном значении этого слова.
– Ты устала, карамелька, – пояснил мой защитник, уверенно поддерживая меня за локоток. – День был насыщенным.
– Спасибо, что вступился за меня, – проговорила я заплетающимся языком.
– А разве я мог по-другому? Ты ведь даже не понимаешь, каким влиянием надо мной обладаешь. За тобой хоть на край на света, – погладил он меня по щеке, очерчивая костяшками пальцев скулу.
– Позер, – фыркнула я, но сердце сладко замирало от завуалированного признания.
– Хочу поцеловать тебя.
– Боюсь, режиссер нам этого не простит, – прикусила я нижнюю губу, ощущая безграничное веселье.
– А тебе не плевать?
– Плевать, – честно призналась я, потому что сейчас мне было и море по колено, что уж говорить о каком-то там договоре. Хотели отношений – получите отношения. Самые настоящие, между прочим.
Целоваться мы, кстати, не стали. Рядом с нами появился Сергей, который чувством такта не обладал от слова совсем. Он бесцеремонно утянул меня из закутка в следующее помещение, где напитки разливались сначала по бочкам, а потом и по бутылкам.
Здесь этот процесс был сугубо ручной, но мне понравилось. Я без зазрения совести командовала мужчинами, пока они заполняли деревянные бочки и наполняли темные стеклянные бутыли с вытянутыми горлышками. Я же для себя выбрала самую интересную работу – нарезать и наклеивать этикетки. А заодно и подписывала бутылки, которые нам разрешили забрать с собой в подарок. Я, как запасливый хомяк с должным опытом, сразу передала Антону два презента, которые пометила маркером как наши. А что? В хозяйстве все пригодится. У нас ведь наверняка еще будут романтические ужины и обеды, а может быть, даже завтраки. Чем черт не шутит?
Но самое интересное для нас оставили напоследок. За третьей аркой располагалось помещение, в котором из винограда добывали сок для брожения. Именно этим мне и предложили заняться. Откуда ни возьмись появился музыкант – скрипач, выглядящий элегантно и несуразно в этом помещении одновременно. Веселая задорная музыка заиграла, а владелец винодельни объяснял, что именно так раньше и работали его предки. Кто-то играл на музыкальных инструментах, развлекая, а остальные трудились.
