Убрать челядь сейчас — оставить дворец без охраны. Или…
Если своим людям он самое дорогое доверить не может, наверное, придётся…
— Вызови верных людей… из своих. Пост держать…
Алирик понял и вызвал.
— Она знает?
Воевода нахмурился, прежде чем ответить, ладонью стёр кровь со щеки.
— О том, что её полощут в каждой ондолийской сральне — нет.
Вот и хорошо. Даст создатель, и не узнает.
— Она знает, что королева твоя в бремени, добрый люд донёс, — сказал служивый опосля заминки. Немногословный от природы Алирик не привык совать нос в чужие дела. Но княгиня… особых знаний не надобно, чтобы понять — скоро разрешится от бремени. А в таком положении бабы особливо уязвимы. То, что княгине его приходится сносить из-за ондолийца… ревность и мелочная злость не чужды и дружиннику. Он в конце-концов, просто человек. Мужчина. Вот сейчас, во дворец войдёт и станет сильным и неуязвимым…
— Эти что? — мужчины забыли уже о стражниках, что побелели хуже снега. Алирик напомнил.
Волна злобы схлынула и нынче уже не было желания повспарывать животы лающей черни. Наказать — показать народу, что он прав в сплетнях. Отпустить — пойдут поносить дальше.
Кандалы, что магию держат и вся недолга.
— Пусть посидят пока, — Файлирс прикрыл дверь сторожки. — Позже решу.
Два всадника уже подъезжали к дворцу, когда Файлирс услышал:
— Увезти её надобно. Спрятать. От люда и чумы, — Алирик смотрит прямо перед собой, молвит тихо, словно сам себе: — ей рожать скоро. Ежели придёт кто — не сможет в помощи отказать, а они уже идут. Одно дело не пропустить, совсем другое с порога прогнать. Да и люди… расстроится шибко, узнав, что судачат…
“Конечно, увезти. А ты с ней поедешь. Не я. И ты рядом будешь, всем видом показывая, что всегда подле неё, тогда как я — далече… Да и куда ехать… нет более безопасных мест… ни от людей, ни от заразы”.
Элькерия.
И вот завсегда так — стоит только очам скреститься, как умирает всё. Ни звуков, ни света, ни людей. Словно мы вдвоём.
Опомнилась я лишь когда объятия сомкнулись, губы — его, мои, беспорядочно целуют лицо, его, моё… и стоим мы в аккурат посреди зала.
— Цела…
— Живой…
Неважным стало, что каждому надобно в своём дворце сидеть, людей не видеть. Зачем тот мир, что в безопасности, но без него…
— Эля… поедем со мной… — прошептал мне в волосы. — Знаю, что нельзя, опасно… только как зверь мечусь в той клетке, не зная, что с тобой здесь…
— Поедем… — срывается само собой. Когда разум засыпает. Там я и пригляжу за ним.
И как всегда — не надобно мне и глаз поднимать, по биению сердца в могучей груди, слышу — легче ему стало. Успокоился. Зверь, что ещё миг назад воевать собирался, разом затих…
Они сами — повелитель мой, епископ да дружинник, сборами занимались: людьми командовали. Я же пока с девушками вещи собирала, всё ещё вдыхала его тепло. Запах промозглой, пусть злой осени, что он принёс с собой. Нелегко ему таким краем править, ох нелегко… Неужто ещё и я ему буду препятствия чинить, когда он мне всего себя, сколько может, всё отдаёт…
Добрались скоро. Поезд наш, пусть и медленнее едет, а всё ж не пешком. Неожиданное случилось в воротах града. Стражники преградили путь моей охране, что впереди верхом держалась.
— Никого пущать не велено! Закрыт Келс для всех, окромя торговцев, — пробасили с улицы, что в карете хорошо слышно было. — А вы уж, люди добрые, не купцы никак…
— Как это, окромя торговцев? — Файлирс, напротив меня остался бесстрастен.
— Чей приказ? — крикнул, высунувшись.
— А тебе всё расскажи… не ваше то дело! Вы, хоть и знатные… да напасть привезти могли, нам того не надобно.
— Ты всё же решил закрыть границы? — спросила своего короля. — Правильно. Так мы всех вылечим, — погладила ладонь, что сжала сиденье. — Лекарство обязательно найдём… что…
Слова стражников, просто врезались в слух:
— … аль вы ведьму королевскую, что хворь на нас наслала везёте? — говоривший заржал похлеще коня. — Ежели так, то всё одно: тута костерок и зажжём, спалим шлюху, за которую страдаем…
Я дослушивала уже одна, потому что Файлирс тот час выскочил из кареты. Мерзкие, до мурашей берущие речи, прервались, а я очи прикрыла, ожидая, пока сердце утихомирится.
Это что ж выходит… что люди болтают… как прознали?…
Низ живота начало потягивать от волнения, погладила малыша, чтобы успокоился. И я сейчас успокоюсь.
Ондолиец не вернулся. Поезд тронулся дальше, я выглянула — так и есть, верхом путь продолжил. А боль продолжала тянуть живот… такое уже бывало, случалось в последние дни. Да быстро проходило. Так и сейчас, просто не думать, не представлять, что если стражники на воротах такое лают, что же в городе, да во дворце…
Сами по себе, разговоры о господской спальне не новы. О чём ещё судачить людям, как не о тех, кто живёт сытнее да интересней. А вот то, что я виновница бед их…
Стала разглядывать город. Я ж, почитай, окромя своего княжества, ничего и не видала.
И лучше бы не видала!
Быть могло, что в другое время Келс был краше, но сейчас: серый, каменный город, на который нарастает, как мох на дерево, деревянный… Крепкие каменные дома, на которые настроены деревянные, узкие улочки, заваленные мусором и нечистотами… всё это, скудно подсвеченное ноябрьском солнцем…
Я поёжилась и отвернулась от оконца. Ничего. Не долго мне тут гостить. И не моё то дело, ежели ондолийцев всё устраивает.
А боль всё не утихает. Когда карета остановилась, закрались подозрения, что дитя моё на свет просится.
— Что с тобой? — спросил Файлирс, открыв дверцу.
— Кажется… началось…
Я в миг оказалась у него на руках, и только замечала, как быстро он идёт, а редкие люди от нас шарахаются по тёмным коридорам древнего дворца. Заразы боятся, или… меня?
— Немного погодить надобно… лекаря найти, аль акушерку… — зачастил монарх, губы его сжаты пуще прежнего, сведены донельзя.
— Где же ты найдёшь? Все с больными сейчас…
— Найду, — мотнул головой, словно не меня убеждает, себя. — Ты сейчас важнее!
— Погоди, — сжала его руку, чтобы не сбежал. — А коли окажется, что болен целитель, аль акушерка заразная? Они ж там, с чумными…
— И мрут, что мухи… Но кто-то ж нужен… кто сведущ, кто поможет…
— Алирика надо позвать.
— Воеводу?
— Его мать… она знахаркой была первой в Итвозе, пока не померла… Он много знает, мальчонкой помогал ей во всём…
— Как же это…
Видно было, что борьба в нём развернулась не шуточная. Король сам понимал — опасно сейчас его людям ко мне приближаться, но и постороннего мужчину он просто так допустить не мог.
— Ты уверена, что справится он? — молвил тихо.
Боль уже начинает нарастать, чаще становится и сильнее.
— Нет. Но любой другой сейчас только хуже сделает.
Мать-Земля! Худшего времени, чтобы дитю на свет появиться, и не придумаешь. Так же, как и места. И домой не попала, и во дворце том не осталась. Каменный мешок посреди чумного города…
Как хватания в животе стали нестерпимыми, Файрилс перестал заходить. Ежели перед тем бегал, то нынче пропал. Много раз мне казалось, что всё… что не сдюжить мне, не прижать к груди своего младенчика, но кончилось.
Король вошёл, когда крики стихли, а я была где-то на границе сна и яви. Сил хватило только глаз приоткрыть, чтобы глянуть на гостя.
— Эля… — он бросился к постели. — Как же это? Их что… двое?
Последнее сказал шёпотом, словно сам своим очам не верит. Застыл и стоит, подле кровати.
— Выходит, что двое.
— Как это… как же ты сумела…? Такая маленькая и двоих…
У меня нет уже сил ни на удивление, ни на расспросы. Монарх тутошний, видно стоять на этом месте вздумал вечность. Так, глядишь, и врастёт.
— Файлирс… кликни девушку мою, чтобы рядом была. Усну сейчас, чтобы приглядел кто за детьми.
— Конечно, конечно. Ты поспи. Поспи, отдохни, не думай ни о чём… создатель… как же это… — сон сковал и тело и разум, стоило только расслабиться немного, что дети не одни, — сразу двое… как смогла, как сумела, — голос его звучит так, словно бы он это в родовой горячке сам маялся, — больше никогда… никогда. Не надобно больше никаких детей, — ощутила, как рука моя в капкане его руки очутилась, — никаких родов. Больше нет, ещё одну такую ночь я не переживу…
