Не знаю, кто целует первым: Антон меня, либо я его, но спустя мгновения моя спина врезается в стену, а домашняя футболка валится на пол за ненадобностью.
— Я так по тебе соскучился… Ты и представить себе не можешь… — шепчет он, избавляя меня от шорт. — Постоянно о тебе думаю. Каждую минуту.
Каждое его слово попадает в цель, согревая мое съежившееся от холода сердца. Соскучился… Постоянно думаю… Каждую минуту… Мне одновременно и сладко и больно.
Закрыв глаза, я позволяю уронить себя на кровать. Широко раздвигаю ноги, позволяя его члену войти в себя и долго, жадно, исступленно трахать себя под собственные вскрики и забытый скрип матраса.
— Скажи, что соскучился… — Я не прошу, я требую.
— Очень… Очень соскучился по тебе.
Я засовываю ему в рот пальцы и надавливаю на язык, заставляя их облизать. Этого тоже оказывается мало.
— Представлял меня, когда занимался с ней сексом?
— Да…
— Когда кончал?
— Нет… — хрипло отвечает Антон, вколачивая меня в простыни. — Для того, чтобы встал.
Не знаю, для чего я это спрашиваю. Наверное, чтобы на оставшиеся мне крохи пощекотать свое эго. Теперь оно согласно и на такое.
Оргазм после разлуки ощущается почти болезненным, пронзительным. От него по щекам текут слезы. Антон кончает мне на живот и, отдышавшись, падает рядом. Его рука у меня на животе, лоб прижат к моему виску.
— Как ты? — тихо спрашиваю я, невидящим взглядом уставившись потолок.
— Без тебя плохо, — так же тихо отвечает он. — Мир потерял краски.
Я молчу, чтобы дать ему возможность продолжать. Хочу, чтобы он говорил и не останавливался. Хочу знать, что он по-прежнему без меня не может и я не одна в этом мире. Антон такой теплый, а я так хочу согреться и излечиться.
— Вероника видит, что я сам не свой. Постоянно спрашивает, что не так… Говорит: скажи, ты правда ее любишь? А я не могу ей этого сказать… — Вздохнув, Антон переворачивается на спину и тоже смотрит в потолок. — Потому что не хочу делать ей еще больнее.
Я все еще молчу. Однажды я уже самонадеянно вмешалась со своим «ты должен быть честным» и жестоко поплатилась. Больше я так не хочу. Мы лежим рядом просто потому что я сломалась под гнетом обстоятельств. Потому что мне необходимо обрести опору. На большее претендовать я не собираюсь.
— Что у тебя с мамой? — Тон Антона меняется, становясь более собранным и деловитым. — У какого врача наблюдается?
— Чуть позже она пришлет мне фамилию. Я сегодня ночевать к ней поеду.
— Тогда как узнаешь, скинь мне данные. Еще имя, фамилию и диагноз. Я пару звонков сделаю и свяжу ее с нужным специалистом.
— Спасибо. — Я чувствую, что снова мокнут глаза, а потому зажмуриваюсь.
— Ксюш… — Антон притягивает меня к себе и прижимается губами ко лбу. — Все будет хорошо. Во-первых, диагноз пока не подтвержден, во-вторых, медицина сейчас шагнула далеко вперед. Если есть возможность вылечить твою маму — поверь, мы ее вылечим.
Зажмурившись еще сильнее, я утыкаюсь лицом ему в шею и глубоко дышу. Становится немного легче. Какое счастье, что он есть в моей жизни. И пусть это слабовольный поступок, я рада, что ему написала.
— Я тебе позвоню, — обещает Антон, когда я провожаю его в прихожей.
Я просто киваю. А что мне остается еще сказать?
— Ксюш, я хочу, чтобы Вероника все сама поняла и приняла ситуацию, — помолчав, добавляет он, заглядывая мне в глаза. — Постепенно все к этому и идет. К тому, что нам лучше развестись. Ты наверное считаешь меня слабаком из-за того, что я не вывез… Но я на тот момент не представлял, как говорю сыну, что бросаю маму и ухожу к другой женщине… На это нужно время.
И я снова киваю. Наверное, кротость и смирение характерны для тех, кто согласился на меньшее. Сердечная рана немного зарубцевалась от нашей встречи, а о большем думать пока страшно.
45
На следующий день Антон присылает мне контакт онколога для мамы с припиской «Как дела?». Я отвечаю, что дела и настроение у меня гораздо лучше, и практически не вру. С его возвращением ко мне прибыли силы и вера, что я непременно со всем справлюсь. И маму вылечу, и работу найду, и от болезни оклемаюсь в самые кратчайшие сроки.
Странно лишь, что Антон пишет, а не звонит, но я решаю оправдать это занятостью. Попереписывавшись с ним немного, набираю маме.
Ее первый шок, к счастью, сошел, и голос звучит гораздо бодрее. Договорившись вместе поехать к рекомендованному Антоном онкологу, я снова сажусь штудировать вакансий и на этот раз даже откладываю несколько. О своем сообщении Антону ничуть не жалею, ведь оно сработало лучшим для меня образом. Наша встреча оказала нужный эффект. Я сумела подняться на ноги и сейчас, пусть и медленно, бреду к намеченным целям.
После обеда еду в спортзал и, около часа покрутив педали, назначаю встречу Олесе в нашей любимой кофейне. Для безработной я веду чересчур светский образ жизни и обещаю себе стать более экономной прямо с завтрашнего дня.
Мой телефон молчит. Вернее, не совсем так. На него не приходит ни звонков, ни сообщений от Антона. Мои мысли фанатично мусолят этот факт, когда я пью любимый лавандовый раф с восхитительным шоколадным печеньем, и когда Олеся, давясь смехом и негодованием, рассказывает о неудачном свидании с парнем, пленившим ее наличием спортивного мотоцикла. Выяснилось, что на этом его плюсы заканчивались, ибо помимо того, что этот Артур оказался скучнейшим собеседником, в конце ужина он предложил поделить счет.
Я слушаю ее и думаю, какого черта Антон мне не звонит. После всего того, что он вчера сказал, я была уверена, что к обеду он будет стоять под моей дверью.
Попрощавшись с Олесей, приезжаю к маме, где провожу оставшиеся до сна четыре с половиной часа. Мы пьем чай, критикуем соседку, привыкшую оставлять на сутки мусор возле двери и тем самым превращающей подъезд в благоухающую помойку, после чего, обнявшись, смотрим фильм.
Вдыхая ее теплый родной запах, я с грустью думаю о том, часто ее не ценила и придиралась по пустякам. Раздражалась, что мама не мыслит, как я, злилась, что бывает вспыльчивой и местами грубой.
Стоило мне только представить, что ее вдруг не станет, все это показалось сущей ерундой. Так же и с Антоном. Когда он был рядом, то казался чем-то само собой разумеющимся, и лишь его исчезновение заставило меня осознать, что он был важной частью моей жизни.
— Может быть останешься? — предлагает мама, пока я, стоя в дверях, зашнуровываю кроссовки.
— Не могу, мамуль. Завтра с утра нужно ехать на собеседование.
— А как там с твоим…? — Она смотрит на меня со значением, не решаясь произнести имя моего любовника вслух.
— Никак, — коротко отвечаю я и, шагнув, крепко ее обнимаю. — Люблю тебя. Завтра созвонимся.
По возвращению в пустую квартиру на меня вновь наваливается странная безысходность. Тепла от встречи с Антоном хватило ровно на сутки, и теперь я снова начинаю мерзнуть. Становится немного теплее, когда уже лежа в кровати, я получаю от него сообщение: «Спокойной ночи, Ксюш».
Медленно, но верно, я учусь довольствоваться крохами.
***
На следующий день Антон все же звонит. Вновь спрашивает, как мои дела, как настроение, справляется о маме. Наверное, еще ни разу наш телефонный разговор не был для меня таким приятным и значимым. Упав на дно, я вдруг резко стала ценить все, что когда-то имела.
Я отвечаю, что все хорошо, рассказываю о собеседовании. Оно, кстати, прошло неплохо, так что если ничего не изменится, то к следующей неделе выйду на работу. Антон желает мне удачи, хотя по голосу чувствуется, что ему неловко. Мы оба знаем, что после той позорной сцены в его офис мне путь заказан.
Мы прощаемся, договорившись созвониться ближе к вечеру. Вернее, это предлагает Антон, а я на автомате отвечаю «Да, конечно». Интуиция подсказывает, что мы и сегодня не увидимся, и от этого становится невыносимо больно. Так чувствует себя королева, которую разжаловали до пешки.
