— Папа написал сообщение? — Я не верю своим ушам.
Трент кивает:
— М-да. Я поразмыслил над этим и перезвонил ему. Он просто хотел сказать, что думал обо мне и о том, можем ли мы собраться вместе, — он замолкает. — А ещё он поздравил меня с днём рождения. Может, он умирает, но не сказал нам об этом?
Я качаю головой.
— Он недавно проходил медицинский осмотр для получения корпоративной страховки.
— Может, он пытается вернуть маму? — отвечает на это Трент.
Прищуриваясь, я наблюдаю за отцом, который в данный момент покупает … для мамы и улыбается ей. Независимо от различий между ними, — в основном, в отношении Трента, — я никогда не сомневался, что он любил её. Видел в его глазах искреннюю радость в тот момент, когда мама сказала ему, что у неё ремиссия. За те годы, что они были в разводе, он периодически с кем-то встречался. Как и мама. Но ни один из них так и не наладил продолжительных отношений. И всё же… что-то подозрительное тут происходит.
Сегодня отец сменил костюм и галстук на брюки цвета хаки и бордового цвета свитер с V-образным вырезом. Ему шестьдесят, его густые волосы белоснежно-седые и аккуратно зачёсаны назад — такую причёску он носит столько, сколько я себя помню. Широкоплечий и с узкой талией, он отлично выглядит для своих лет.
— Какую игру он ведёт? — спрашиваю я.
— Сожалеет об ошибках прошлого?
Я задумчиво почёсываю подбородок:
— Но зачем тебе приглашать его?
Трент раздумывает над ответом, серьёзное выражение мелькает на его обычно беззаботном лице.
— Он мой отец. Я всё ещё люблю его.
Сделав глоток диетической колы, он продолжает:
— Часть меня сочувствует ему. Он невежественен, не глупо ли, что я все еще жду его одобрения? Двадцатишестилетний мужчина, — Трент качает головой, словно ошеломлённый.
Трент умеет сильно любить и легко прощать. Поддавшись порыву, я хлопаю его по плечу:
— Я просто не хочу, чтоб он снова причинил тебе боль.
Я был рядом и помогал ему собирать осколки разбитого сердца в единое целое, когда Трент сбежал из дома. И я бы не хотел, чтобы он снова через такое проходил.
Мама с отцом поворачиваются и направляются к нам. Мама спешит ко мне, сияя от радости. Кивнув отцу, обнимаю её. От неё пахнет лимонным шампунем, и я легонько ерошу её волосы.
— Клянусь, они растут с каждым днём всё больше.
— Ты же вчера меня видел! — Рассмеявшись, мама проводит пальцами по маленьким серым кудряшкам на голове.
Модная и элегантная, она выглядит ослепительно в чёрном струящемся платье, которое отлично сочетается с театральным стилем. Я улыбаюсь при виде белого жакета из бисера, наброшенного на плечи — она никогда не ходит без накидки или свитера.
— Итак, как прошло свидание с Сисси? — спрашивает мама, смотря на меня.
— Ты имеешь в виду фермершу, занимающуюся верьмикультуризмом? Как удобно ты забыла мне об этом сказать.
Мама смеётся:
— Я не думала, что так уж важно, чем она занималась. Разве она не красива?
— Она оставила меня ради Вулканца.
Трент хмыкает:
— Чувак, я в замешательстве. Зачем ты ходишь на свидание с этой Сисси, когда у тебя есть горячая Ребекка Фильдстоун, экстраординарный борец с обезьянами?
Мама тут же воодушевляется:
— Девушка из новостей? Её видео показывают везде! — В её глазах загорается огонёк. — Она мне нравится. Она слегка подмигивает в конце своих передач, и наряды у неё стильные. Могу поспорить, детки бы у вас были миленькие.
Детки? Вот чёрт.
— Я вовсе на неё не запал. Она профессионал, строящая свою карьеру.
— Которая хочет забраться тебе в штаны, — Трент ухмыляется, обнимая маму за плечи и заговорщически шепча ей: — Когда я ужинал с ними в офисе, они едва могли оторвать взгляд друг от друга. Не то чтобы я винил их за это. Если уж говорить начистоту… — он бросает взгляд на папу. — Я бы всерьёз об этом задумался. Мы должны пригласить её с нами в следующее воскресенье. Предлагаю ужин в «Вороне». Освещение там идеальное для того, чтобы влюбиться, да и пианист там играет прекрасно. Предполагаю, предложение руки и сердца последует уже весной.
Мама хлопает в ладоши.
— У тебя всегда блестящие идеи. Давайте так и сделаем. Напиши ей и пригласи к нам на следующей неделе. Ох, а ещё лучше узнай, какие у неё планы на сегодня! — она кивает мне.
— Да! Пригласи её! — встревает Трент. — И Чес тоже пригласи.
Сжимаю челюсти:
— Я не буду писать Стоун. — Она, наверное, отдыхает после нашей совместной ночи необузданного секса, не говоря уже о том, что не хочу видеть её в центре махинаций моей семьи, пытающейся свести нас вместе.
— Кто эта девушка? — спрашивает отец, и мы все поворачиваемся к нему, стоящему за спиной мамы, он ёрзает и держит в руках картонный поднос с миской попкорна и двумя сортами пива.
Он посторонний и понимает это.
— Ребекка Фильдстоун, — отвечает мама, — та журналистка, которая засветила свою грудь на весь Хьюстон, но Кейд всё держит в секрете.
Я недовольно стону:
— Нет никаких секретов… — я замолкаю. Нет смысла объяснять им о Стоун. Всё станет только хуже.
— Трения на работе? — восклицает мама. — Звучит интересно.
Я выдыхаю:
— Мам, не выдумывай. Стоун и я… всё сложно. Она пытается занять место ведущего.
Глаза Трента становятся игривыми.
— Она нравится тебе, признай. Позвони ей.
Я бросаю на него строгий взгляд.
— Мы не в третьем классе, Трент. К тому же, уже поздно для звонка.
— Может быть, ты и прав, — говорит мама. — Обычно в последний момент звонят ради секса.
Трент смеётся, а я просто качаю головой, переводя разговор на Дедрикс и футбольную команду.
— Думаешь, они могут выиграть чемпионат? — спрашивает отец чуть громче необходимого, встревая в разговор. Видно, что ему чертовски некомфортно. Вот и хорошо. Понадобится куда больше времени, чем один вечер в кинотеатре, чтобы я изменил своё мнение касательно того, чтобы впустить его в наш круг.
— Пока что они непобедимы, — отвечаю я. — Просто хотелось бы я сделать для них больше. Этим детям нужно всё: лучшая защита, ноутбуки в классах, как в более обеспеченных школах. — Возвращаюсь мыслями к словам Марва о сборе средств. — Им нужны деньги.
— Я могу с этим помочь, — говорит отец.
Я в удивлении приподнимаю брови. «Хилл Глобал» стоит миллиарды, но единственная благотворительность, которую одобряет совет акционеров, — это известные исследовательские больницы в Хьюстоне. Не представляю, чтобы они рвались помочь Богом забытой школе — мало рекламы.
Мама привлекает отца ближе к нашей группе.
— Что думаешь, Бэрон?
На минуту он замирает, и мне кажется, я замечаю проступающий пот у него на лбу.
— Что ж… Нам нужно воспользоваться налоговыми льготами, а помощь местной школе кажется довольно выгодным делом, особенно если в это вовлечён мой сын. — Он переводит взгляд на Трента и прокашливается. — Вообще-то, я считаю, это только что пришло мне в голову, Трент мог бы значительно помочь в организации благотворительного гала-концерта для вашей школы. Он креативен… есть у него такое… — голос его стихает, и отец начинает ёрзать, выражая неуверенность, будто удивляясь своим же словам.
Мы молча смотрим на него во все глаза, и лишь шум проходящей мимо толпы кинозрителей гудит за спиной.
— Мне за это заплатят? — Трент первым прерывает молчание.
Отец выпрямляется.
— Конечно. Будешь отвечать за мероприятие, его организацию, станешь связующим звеном между компанией и школой.
Звучит словно целиком выдуманная позиция.
— Что за игру ты ведёшь, черт тебя дери? — спрашиваю я.
Вот оно. Я сказал то, о чём думал с тех пор, как зашёл сюда.
Он лишь смотрит на меня, часто моргая.
Мама шлёпает меня по руке.
— Будь милым и прекрати ругаться.
Трент пристально смотрит на отца.
— Ты же понимаешь, что я всё еще гей, так? И не важно, что ты делаешь для нас — или для меня, — я по-прежнему буду геем.
