У меня есть дочка. Маленькая девочка, с бархатными карими глазами. Такая маленькая, а в ней целый мир, в ней вся моя жизнь, и если меня не станет, Ясмин будет в лапах монстра одна. О, он не упустит её, даже если узнает, что она не его дочь. Она — ключик к деньгам Шакировых. Он просто не позволит проводить никаких экспертиз, он увезет её так далеко, что никто не найдёт и не спасёт…
— Ясмин…
Голос был хриплым и неподатливым. А заливающая паника — неуправляемой. Потому что ну, никак не мог Динар вдруг просто взять и прозреть. Измениться. Значит, он продолжает мною играть, в то время как дочка…
И силы откуда-то взялись сразу. Потому что — дочка там. Бросилась к двери, приготовилась бить в неё кулаками, да и в окно бы полезла, но дверь неожиданно легко открылась. Новые правила в старой игре мужа? Уже неважно. Всё слишком далеко зашло, все это нужно было остановить уже давно и плевать на условности…
Под босыми ногами прохладная плитка пола. Коридор так же безлик, как и палата, он даже не пытается притвориться уютным. Да разве может быть уютной психушка? Я знакома с ними не понаслышке, и если есть возможность бежать, я сбегу.
Сердце колотится о ребра, а коридор кажется бесконечным. Одна из дверей открывается, выходит медицинская сестра. У неё в руках поднос, на нем инструменты инквизитора — иглы и шприцы. Сразу бросает в жар, коридор слишком узок, разминуться не выходит, поднос опрокидывается, разбивается склянка на нем стоявшая, остро пахнет спиртовым раствором. Он обжигает мою ногу — я наступила на осколок и не заметила. Мне некогда, мне нужно бежать, сейчас поднимут тревогу и меня запрут здесь на долгие месяцы… Это я тоже проходила.
— Стойте!
Голос бьёт по нервам. Я — бьюсь о дверь. Не могло все так просто быть, вот она, улица, я вижу небо, верхушки высоких деревьев, а открыть эту ненавистную дверь не могу, горло раздирает криком, бьюсь об стекло, но оно гораздо крепче той склянки…
— Нет!
Мне хотелось кричать громко, но голос я уже сорвала, и вместо крика выходит шёпот. Чужие руки держат крепко, буквально пеленают по рукам и ногам, я бьюсь, словно рыба, выброшенная на берег. А потом чувствую его запах. Сигаретный дым. Крепкий кофе. Терпкий аромат туалетной воды, лёгкий запах мужского пота, но в нем мне все нравится. Одна только беда — его не может здесь быть.
— Заяц, — испуганно немного говорит он. — Ты чего? Ногу ещё поранила… Всё хорошо, я рядом.
— Неправда, — упрямо твержу я. — Тебя не может здесь быть, он просто играет мной, снова играет, он хотел, чтобы я сошла с ума и добился своего…
Бессильно оседаю на пол. Руслан обнимает, крепко прижимает к себе, я реву, трогаю его лицо руками — колкая щетина, перебитый в боях нос, шрамик под подбородком… Иллюзия не могла бы быть настолько реальной.
Теперь я снова реву, но теперь уже от облегчения.
— Ясмин?
— Она со мной.
Теперь это уже не облегчение. На мне словно лежала многотонная бетонная плита, а теперь её убрали, я снова могу дышать, снова солнце видеть. Закрываю глаза. Глубоко вздыхаю. Открываю снова. Меня все ещё мутит, но осматриваюсь более трезвым взглядом. Вижу испуганный персонал. Свои кровавые следы на полу. Себя вижу, в отражении огромного зеркала, я сижу на полу и Руслан баюкает меня, словно дитя, его рубашка выпачкана моей кровью. А если поднять взгляд выше, я вижу своего брата. Он так растерянно на меня смотрит, словно вообще впервые в жизни видит, но, удивительно — это меня нисколько не трогает. Я больше не могу, не хочу делать вид, что все хорошо. Мне не стыдно быть слабой. Из своей слабости я черпаю силы.
— Сейчас станет лучше, — оптимистично заявил мужчина в белом халате. — Немного поспите…
В его руках был шприц, мужчина уже готовился снять с него защитный колпачок. А я… мне только казалось, что силы иссякли. Я вывернулась дугой, пытаясь вырваться из рук Руслана, я не позволю больше…
— Зай, — донесся до меня голос Таира. — Он тебя на наркоте держал, тебя сейчас ломает, это лекарство…
— Нет, — ёмко ответила я. — Нет. Пусть мне будет плохо. Дайте мне мою дочку, сейчас же дайте мне моего ребёнка!
Рука Руслана лежала на моём предплечье. Я хотела бы приникнуть к нему, спрятать лицо на его груди, но я не знала, не знала больше, кому можно верить. Бизнес моего брата крепко завязан на Бикбаевых, так, что без крови не отодрать, а Руслан…его недаром называли цепным псом моего брата. Вдруг они просто решат вернуть меня мужу, словно вещь?
При этой мысли тошнота подкатывает к горлу, но отбросить её я не могу.
— Подожди, — терпеливо объясняет Руслан. — Тебе нужно прийти в себя, ты её напугаешь.
— Мой муж говорил мне тоже самое.
Отшатываюсь от него, отползаю, с трудом поднимаюсь на ноги. Меня качает и трясёт, видимо, обещанная ломка. Не смотрю на брата и Руслана, обхожу по дуге медработников и мужика со шприцом. Иду обратно в свою палату, мимо разлитой лужи терпко пахнущего спиртом раствора, оставляю кровавые кляксы на полу. Нога саднит, но я не обращаю внимания.
Сажусь на постель, позволяю суетливой медсестре обработать и забинтовать порез на ступне. Ногу я рассекла сильно, но что значит боль физическая? Если для того, чтобы вернуться в жизнь своего ребёнка я должна привести себя в порядок, я это сделаю. Быстро.
Несмотря на моё желание скорее прийти в норму, меня потряхивает и знобит, зубы выстукивают мелкую дробь, я натягиваю на себя одеяло и оно кажется таким тонким. Я хочу ненавидеть Динара за то, что он в очередной раз со мной сотворил, но не нахожу в себе сил. И я знаю, чего хочет моё тело. Оно хочет наркотика. Но если с чем я и могу сражаться, так это с собой. Стискиваю зубы, терплю. Я настолько на себе сосредоточена, что не поворачиваю головы, чтобы увидеть, кто вошёл в палату. Боюсь, что сорвусь от одного лишнего движения, впаду в истерику или начну просить то самое лекарство, что предлагали совсем недавно.
— Я не знал, — говорит Таир. Его сожаление осязаемое, от него вяжет горечью на языке. — Зай, если бы я знал…
Я смеюсь. Тихо, но остановиться не могу. Он кладёт руку на моё плечо и от этого жеста хочется реветь. Потому что это Таир. Старший брат. Стена. Только… Стена эта закрывает сейчас совсем других людей. А мне стена досталась ненадёжная, с червоточинкой. Не всем так с мужем везёт, как Асе.
И мне так горько, что я рассчитывала эгоистично на его помощь, так ждала от него, что он прозреет и решит все мои проблемы разом. Только молчала упорно, надеясь, что Таир как-нибудь сам разглядит, даже если нас разделяли километры, страны, даже если я ему в лицо притворялась и врала, что все хорошо. А он не смог. То ли мы с Динаром оказались хорошими актерами, то ли Таир так себе супермен. А в это верить не хотелось, я-то ведь и на свадьбу соглашалась — ради него. Только спросить о том, нужно ли все это было брату, забыла.
— Да что ты мог знать в своей стране бессмертных барашков и эчпочмаков? — горько спрашиваю я. — Там другой мир. Благополучный. С любящими супругами. Нормальными, обычными детьми. Мир, в который психические заболевания и прочая гадость не вписывается.
— Ты не больна, — упрямо, словно пытаясь доказать сам себе, говорит Таир. — Зай, прости меня…, — он выдыхает шумно, как от боли, — я был слепым, позволил верить, но теперь я знаю…
— Что знаешь? — из чувства противоречия спрашиваю я и, наконец, поворачиваюсь к нему. Какой у него усталый вид, и как я все же его люблю…но мы всегда делаем больно именно тем, кого любим. — Ничего ты не знаешь, Таир Шакиров. Даже того не видел, что у тебя под носом происходило, — слова как хлесткая пощёчина, — вот дочка моя не Бикбаева даже… Я её от Руслана родила.
Я впервые сказала это вслух, впервые признала это. И да, теперь когда моя девочка в безопасности, я могу не бояться этого. И мне даже смешно смотреть на брата сейчас. Один из богатейших и сильнейших людей региона, красивый взрослый мужик сейчас растерян, словно ребёнок, которому вдруг сказали, что деда Мороза не существует. И я снова смеюсь, только уже не от истерики. Мне смешно.
