Он вскакивает на ноги, опрокидывая в спешке стул.
— Это полная чушь. Я никогда никому не причиню вреда, особенно Деклану. Он был моим лучшим другом!
— Отставить, Маркс, — приказывает Кэп, прежде чем я успеваю это сделать. — Ты сделал свой выбор, теперь я сделаю свой. Иди и наведи порядок в своем шкафчике.
Он пинает опрокинутый стул и выбегает из кабинета.
Кэм и Джейк заходят вслед за ним. Кэм тихонько присвистывает, глядя на опрокинутый стул.
— Полагаю, все прошло не очень хорошо.
— Нет, — мрачно отвечаю я. — Он снова солгал о том, где находился, и отказался рассказать нам правду.
— Мне пришлось отстранить его от работы, — добавляет Кэп, и в его голосе слышится чувство вины.
— Ты поступил правильно, Кэп, — уверяет его Кэм.
Он кивает, но видно, как тяжело далось ему это решение.
— Я все еще думаю, что мы должны быть готовы к тому, что это может быть не он, — говорит Джейк. — После вчерашнего пожара можно с уверенностью сказать, что это более чем личное.
— Согласен, — говорю я, чувствуя, как знание сжигает мой разум и сердце. — Это не просто какой-то мудак, сеющий хаос в нашем городе. Он нацелился именно на эту станцию, и Зоуи попала под перекрестный огонь. — От одного этого слова ярость снова и снова закипает в моих жилах. — Если это не Рубин, то мы должны выяснить, кто, и как можно скорее, иначе неизвестно, кто будет следующим.
Кэп устало вздыхает, проводит рукой по усталому лицу.
— Я поговорю с отделом по борьбе с поджогами. А пока, ребята, будьте бдительны. Каждый вызов всегда выполняется с осторожностью, а сейчас тем более. Понятно?
— Да, сэр.
После прощания мы покидаем его кабинет, Кэм начинает говорить, как только мы выходим в коридор.
— Если хочешь знать мое мнение, то я думаю, что нам пора заняться собственной охотой. Я устал ждать, что этот больной урод сделает дальше.
— То же самое, — добавляет Джейк, голос у него суровый. — Я знаю, что Кэп хочет, чтобы этим занялся Ропер, но я ему не доверяю. Пора нам начать собственное расследование.
Я киваю в знак согласия. Больше ждать нельзя. Мы должны поймать этого ублюдка, и когда мы это сделаем, он заплатит за то, что когда-либо пытался причинить вред тому, что принадлежит мне.
Глава 26
Ночь пылает красным, желтым и оранжевым цветом, озаряя темное небо, а я наблюдаю, как на моих глазах разрушается строение. Пламя трещит и ревет, лижет пустые оконные рамы. Они тянутся ко мне, как сам дьявол, взывая к моей темной душе, пытаясь затянуть меня в глубины ада. Хотя жар и силен, ничто не сравнится с яростью, пылающей в моем сердце.
На губах появляется улыбка, удовлетворение накатывает на меня, когда я думаю обо всем, что у меня еще запланировано. Они еще ничего не видели.
Когда я закончу, все они будут истекать кровью от боли и предательства, которыми они меня одарили.
Эпилог
Зоуи
Солнечный свет пробивается сквозь рваные облака, когда я пробираюсь через участок, неся с собой фотоаппарат и загадочную карту, оставленную рядом со мной в постели.
Проснувшись сегодня утром, я потянулась к теплому телу, которое привыкла ощущать рядом с собой, и обнаружила этот листок бумаги с конкретными инструкциями и картой, по которой нужно следовать.
В голове пронеслись всевозможные сценарии его действий, и все они заставляют мое сердце плясать в груди. Прекрасные чувства, которые больше не чужды мне с тех пор, как он появляется в моей жизни.
После пожара происходит много событий, которые меняют мою жизнь и заставляют меня каждый день благодарить за предоставленный второй шанс.
Все началось с контракта, который мне предложили в «National Geographic [11]». Благодаря Остину, который без моего ведома послал несколько моих работ, они не только проявили интерес и купили фотографию радуги, которую я сделала несколько недель назад здесь, на этом самом участке, но и предложили мне трехлетний контракт на работу в журнале.
Это всегда было моей мечтой, и благодаря Остину она стала реальностью. Я буду фотографировать в пределах этого прекрасного штата и по всему миру. Мое самое первое путешествие — Фиджи, и Остин поедет со мной. Мы улетаем на следующей неделе, и я не могу дождаться, когда смогу исследовать эту страну вместе с ним.
Нам будет полезно на некоторое время отвлечься от суеты. На работе у него, мягко говоря, напряженная обстановка. Они ни на шаг не приблизились к раскрытию личности поджигателя, терроризирующего наше общество. Как мне рассказал Остин, у них даже нет достаточных улик для единственного подозреваемого. Это страшно, и я постоянно беспокоюсь о его безопасности.
Но, кроме этого, все постепенно встает на свои места. Благодаря страховым выплатам Фрэнк смог восстановить бар. Остин помогает ему, когда у него есть свободное время, и я знаю, что он сделает новое место успешным. Я рада за него и обещала стать его первым клиентом.
Все замечательные события, происходящие в моей жизни, помогли мне облегчить боль от потери сестры. Я всегда буду скучать по ней и тосковать, это никогда не изменится, но с каждым днем эта боль становится все меньше, и в основном благодаря человеку, которому принадлежит мое сердце.
Я подхожу к первой точке, отмеченной на карте, и растерянно хмурюсь, обнаруживая рюмку, стоящую на сложенном листе бумаги. Я сначала фотографирую ее, желая запечатлеть эту маленькую миссию, которую он поручает мне, затем наклоняюсь и поднимаю ее. Открываю сложенный лист бумаги, на нем написано:
«Однажды вечером я зашел в бар, чтобы выпить со своей хоккейной командой, и даже не подозревал, что встречусь лицом к лицу с ангелом. С этого момента все и началось.»
Неизменная улыбка играет на моих губах, бабочки порхают в животе, когда я продолжаю идти ко второму пункту, предвкушая, что же я найду дальше.
Смех разрывает мне грудь, когда я узнаю молоток с аукциона, на котором я участвовала в торгах, с привязанной к ручке стодолларовой купюрой. Сделав снимок, я забираю его вместе с запиской:
«Ты наконец-то рискнула, и это была лучшая ночь в моей жизни. Я бы потратил еще тысячу долларов за одну ночь с тобой, а за целую жизнь — еще больше.»
У меня перехватывает дыхание от этих слов, в груди зажигается надежда на то, что все это может быть к чему-то приведет. Смотрю на карту и продолжаю путь к следующей контрольной точке, не забывая о том, что она ведет меня к моему любимому месту на участке.
К ручью.
На берегу ручья расстелено знакомое одеяло, то самое, на котором мы занимались любовью в ту первую ночь перед костром. На нем лежит корзинка для пикника, завернутый подарок и два цветка — нарцисс и розовая лилия. Невозможно ошибиться, кого представляет розовая лилия.
Эмоции обжигают горло, обостряя боль, которая навсегда останется в моем сердце. Сделав снимок, я устраиваюсь на мягком покрывале и беру в руки оба цветка, поднося их к носу, чтобы понюхать. Сладкий аромат возвращает воспоминания о том дне, когда он устроил нам сюрприз в больнице.
В записке сказано, что сначала нужно открыть завернутый подарок. Беру его в руки и кладу на колени, отделяю бумагу и обнаруживаю фотографию в рамке. Это селфи, которое мы сделали втроем на этом самом месте. Один из последних моментов, когда мы были все вместе перед ее смертью.
Слезы, которые я так долго сдерживаю, начинают катиться по моим щекам, когда я прижимаю фотографию к сердцу. Я наклоняю лицо к солнцу, позволяя его теплу скрыть любовь и потерю, которые я чувствую в этот момент.
Беру себя в руки и открываю письмо, которое прилагается к фотографии.
«Может быть, ее сейчас и нет с нами, но это не меняет того факта, что она навсегда останется частью нашей жизни. Я обещал вам обеим, что дам вам все, о чем вы мечтаете, и я начинаю прямо сейчас.
