Хочется верить, что он имел в виду и Мерседес.
Я чувствую невольное облегчение. Как будто мне становится чуточку проще дышать.
Их безопасность значит одно: мне надо бежать отсюда.
На столике стоят графин с водой и стаканчики. Я выпиваю несколько разом.
Как убежать из запертой со всех сторон крепости, где внутри есть все для жизни? Раз в неделю ответственные люди выезжают в город и делают глобальные закупки.
По крайней мере, у Рейеса так. И тут наверняка похоже.
Неожиданно включается рация, и я слышу голос Фуэнтес:
— Девочка, зайди ко мне.
Эта баба не хочет звать меня по имени. Ну и пусть.
Я прихожу к ней и понимаю, что она чем-то ужасно раздражена, но пытается это скрыть.
Как бы на меня не вызверилась.
— Что сказал тебе Рейес?
— Ничего, — я смотрю на ее туфли, — он был в бешенстве и выгнал меня. Велел проваливать.
— Хорошо… Видишь его? — Фуэнтес показывает мне фото того самого мужчины, который засек меня на дереве. — Это мой сын Рауль. Не попадайся ему на глаза, если не хочешь проблем.
— А если ваш сын прямо меня позовет?
Бандитка слегка морщится.
— Ты моя личная служанка и не обязана его слушать. Если он позовет — иди ко мне. Но пасти и следить за тобой я не буду.
Конечно, не будешь. Потому что тебе явно нравится Рейес. И ты бы с удовольствием воткнула бы иглы мне в глаза, но, наверное, он как-то это запретил… Даже несмотря на то, что сам меня выбросил.
Чтобы бегать от Рауля Фуэнтеса, мне нужно изучить все входы и выходы в здание.
— Я могу свободно ходить по дому, госпожа?
— Только там, где ходят слуги. Иди.
Вот и славно.
Я иду на кухню. Чем больше я буду среди людей, тем безопаснее. Заодно послушаю местные сплетни.
Сейчас я вижу одно: мне надо любой ценой выбраться из этой крепости. Или придется постоянно бегать от Рауля Фуэнтеса, пока госпожа Фуэнтес меня не выгонит.
А судя по тому, что я успела увидеть и услышать, Диего и Рауль не друзья.
Иначе Рейес не заявил бы о предательстве.
Иначе не было бы смысла меня красть — Рейес мог бы просто подарить меня другу.
Это дичь, но для них же люди — только вещи.
А значит, Рауль Фуэнтес очень вероятно захочет отыграться на мне. Наверняка он, как и матушка, считает меня зазнобой Рейеса…
И самое странное: эта женщина никак не удивилась имени Клары. Сначала от шока из-за рака я это не поняла, но сейчас вспоминаю наш разговор и уверена: она Клару знает.
Вот как бы узнать и мне?
* * *
О Кларе на кухне, конечно, не говорят. Зато там вовсю обсуждают Рейеса.
И я изумленно обнаруживаю, что совсем не так, как я привыкла слышать.
— Вы видели, как он сегодня одет?
— Ммм, офигеть шикарный… Жаль, я для него слишком стара, и меня он не позовет.
— Думаете, он сегодня останется на вечер?
— Не останется. Господина Рауля нет дома и господина Маноло тоже. А без господина Рауля никаких вечеринок. Кажется, господин Рейес вообще уже уехал, а мы проморгали.
— Жаль. Рейес — охеренный мужик. Сколько раз ты с ним кончила, Пилар?
Миловидная служанка закатывает глаза и хихикает:
— Не помню. Я сбилась после восьмого… Но это было тааак круто!
Я слышу их как сквозь вату. То, что Рейес любит вечеринки и пользуется вниманием женщин, не новость. То, что он, оказывается, умеет ублажать — теперь тоже не новость.
Новость — горечь и боль, которые я почему-то чувствую от их дурацких сплетен.
Какого дьявола я ревную всех этих женщин?! И Пилар — особенно.
Я совсем, что ли, сдурела?
А ведь они не представляют, что у Рейеса рак. Если я им скажу, они вместо злорадства утопят комнату в слезах.
Служанка по имени Исабель говорит:
— Знаете, мне особенно нравится, когда он немного выпьет, то позволяет себя всюду трогать. В прошлый раз я так на нем ерзала, что у него сразу встал, а потом…
— Кто-нибудь покажет, где мое спальное место? — я не выдерживаю.
— Да, пойдем, — вызывается Пилар, и я крепко стискиваю зубы, чтобы не сказать ей какую-нибудь гадость.
А что я могу сказать?
Меня разъедает кислотой от того, что Рейес был с этой дурацкой Пилар нежным. Подумать только… Она сбилась со счета, овца чернявая!
— Анхела, так ты идешь?
Я беру аккуратно сложенные платье и лифчик — единственное, что у меня осталось на память от Рейеса — и следую за Пилар.
Она слегка выше меня ростом и с хорошей женственной фигурой. Лица у нас вообще не похожи.
Мы сворачиваем в боковой коридор, и тут я слышу мужской голос.
Невольно останавливаюсь, а Пилар неожиданно зажимает мне рот ладонью и шепчет на ухо:
— Это господин Рауль. Он любит больно щипать за грудь и задницу. Может, не заметит нас.
Но шаги приближаются, и я отчетливо слышу:
— Где ты, моя сладкая пронырливая обезьянка? Дом большой, но я обязательно тебя найду.
Я решаю встретить его лицом к лицу. В конце концов, это всего лишь какой-то говнюк. Но Пилар сильно дергает меня за руку — настолько, что я чуть ли не падаю с ног и влетаю в подсобную комнатушку.
А Пилар молниеносным движением выхватывает одну из стоящих в углу швабр и просовывает ее палку в дверную ручку.
Спустя несколько мгновений дверь начинает истошно дергаться.
Пилар замирает, прижав ладонь ко рту, и по ее глазам я вижу, что и мне лучше застыть.
Дергание двери внезапно прекращается, но Пилар молчит еще несколько минут, а потом прочувствованно выдает:
— Больной урод!
Я киваю на дверь.
— Он часто так?
Пилар нервно выдыхает:
— Он постоянно так. Мы вечно прячемся в подсобки, в шкафы, под кровати, еще куда. В занавески кутаемся. Этот гребаный урод не пристает только к тем, кто старше сорока. Лучше бы ты пошла работать к Рейесу. Я-то вынуждена терпеть — я здесь родилась, а хозяева выбирают, кому где работать.
Меня смущает ее откровенность, но я не удерживаюсь:
— А он реально классный, этот Рейес? И ты с ним… правда?.. Ну, восемь раз.
Пилар грустно улыбается.
— Больше восьми. Но только один раз. Мы знаем, что он так и любит госпожу Клару, а мы все ему просто… временное лекарство.
Я боюсь спугнуть удачу.
— А госпожа Клара его не любит?
— Хм… Ты вообще ничего не знаешь о хозяевах? Госпожа Клара умерла от рака восемь лет назад. Тогда ей было пятнадцать, а господину Рейесу восемнадцать. С тех пор он никак не может ее забыть.
Душещипательно. Но отчего-то я чувствую острейшее раздражение.
То ли из-за отвратительной «вечной» любви Рейеса, то ли мне дико не нравится, что он тоже умрет от рака, как его возлюбленная.
Я перевожу тему:
— Уже можно выходить?
— Угу. Думаю, урод ушел. Ты привыкнешь. Все привыкают. Только если ему попадешься, потом очень долго не сходят синяки.
Я холодею:
— Он что, сексом с вами занимается?
— К счастью, нет. Для секса у него проститутки, — Пилар нервно поправляет волосы, — служанок и поварих он просто очень больно тискает или может головой в воду засунуть. Некоторых сигаретами прижигал. На ночь мы всегда от него запираемся и потому и спим все вместе. А еще закрываем ставни, а то как-то он разбил окно, и девушка под ним серьезно пострадала.
Я не нахожу, что ответить, и мы тихо выскальзываем из подсобки. Петляем по коридорам, и Пилар приводит меня в спальню.
— Госпожа Кортни велела выделить тебе эту кровать по центру. Не бойся, ночью у нас без происшествий. Просто не ходи нигде одна.
— Госпожа Кортни — это хозяйка?
— Угу. Ну, госпожа Фуэнтес, конечно. Но между собой мы их всех по именам зовем, чтобы не путаться.
* * *
— Эй, Анхела, тише. Ты так всех перебудишь.
Я вскакиваю, не понимая, где сейчас нахожусь.
Скоро будет неделя, как я живу у Фуэнтесов и все это время я день за днем прячусь и убегаю от «господина Рауля». Видимо, поэтому мне опять снится мерзость.
