- Ну, простите, сэр, - через мгновение ответил Гарри, - но я вырос в чулане под лестницей, а это едва ли то место, где можно приобрести достойное светское воспитание.
Люциус вопросительно приподнял брови.
Гарри отмахнулся от безмолвно заданного вопроса:
- Я здесь не для того, чтобы обсуждать с вами моё несчастливое детство. Мне нужны ответы на мои вопросы. И вы - единственный, кто может мне их дать, судя по тому, что именно вы были тем, кто поставил меня в это положение.
- Какое положение, Гарри? - скрестив руки на груди, спросил Люциус.
Гарри зарычал. И Люциус, услышав этот низкий гортанный звук, вырвавшийся у его партнёра, едва сдержался, чтобы точно так же не зарычать в ответ.
- Вы всё прекрасно понимаете! Почему вы делаете всё это со мной? И прежде всего, почему вы сделали это со мной тогда? Почему вы изнасиловали меня? Я не понимаю! Я не понимаю, почему после всего, что вы сделали со мной, я не смог вас возненавидеть настолько сильно, насколько должен был! Да кого я обманываю?! Я вообще не могу вас ненавидеть!
- Очень рад это слышать, малыш. Я действительно не хотел бы, чтобы ты меня возненавидел, - спокойно сказал Люциус. На его губах играла хитрая улыбка.
- Мистер Малфой, - просительно произнес Гарри, складывая руки перед собой в молитвенном жесте, - вам что, так трудно дать мне ответы на интересующие меня вопросы? То, что вы поступаете так со мной - несправедливо. Несправедливо, что вы знаете причину, а я нет.
- Мой дорогой Гарри, во-первых, не мог бы ты повторить это своё потрясающее движение руками ещё раз? Умоляя, ты выглядишь просто до неприличия аппетитным. А во-вторых, я не собираюсь пока ничего предпринимать в отношении тебя. Если только ты не считаешь, что восхищаться тобой издалека - преступление. А что касается всей этой несправедливости, то прости, но ты ещё слишком молод, чтобы знать ответы на все вопросы мироздания.
Гарри невольно покраснел. /Не красней, идиот!/ Люциус был в восторге. Хотя он и любил Гарри, но всё же не мог удержать себя от подтруниваний над ним. Результат превосходил все возможные ожидания, даря поистине бесценные мгновения. Дыхание Гарри участилось. «Не сдаваться. Не сдаваться». Он глубоко вздохнул и подошел ближе к дивану, на котором расположился Люциус.
- Мистер Малфой, - Гарри встал напротив Люциуса и решительно посмотрел ему прямо в глаза, - зачем вы это сделали?
- Я уже говорил тебе, Гарри. Я должен был это сделать.
- Но почему?
- Боюсь, что ответ на этот вопрос тебе придётся искать самостоятельно.
- Как вам удаётся заставлять меня чувствовать себя подобным образом?
- Не могу сказать тебе ничего нового. Всё в твоих руках.
- Почему вы хотите меня?
- Аналогично. Но прежде всего, почему я не должен хотеть тебя? Тебя хотят все.
- Почему вы не хотите назвать мне причину вашего так внезапно вспыхнувшего влечения ко мне? Я знаю, почему другие добиваются моего внимания, но я абсолютно уверен, что между вами и мной раскручивается какая-то совершенно иная история.
- Я искренне надеюсь, что это так. А что касается твоего вопроса - ничем не могу помочь.
- Каковы ваши намерения относительно меня?
- Ты должен найти ответы самостоятельно, любовь моя. Единственное, в чём я могу тебя заверить, я не собираюсь причинять тебе боль.
- Вы это уже сделали!
- И я никогда больше не причиню тебе боль снова.
- Почему? Почему вы всё время зовёте меня то своей любовью, то котёнком, то малышом?
- Гарри, я думал, ты более сообразительный.
- Не смейтесь надо мной! Люди обычно дают такие ласкательные прозвища тем, кого любят. Вы же меня не любите!
- Почему ты так в этом уверен?
- Потому что вы не можете!
- Я - Малфой. Я всё могу.
- Не могу поверить, что вы только что сказали это.
- Тебе лучше поверить, потому что всё так и есть.
- Это против вашего желания?
- Нет, но, похоже, это против твоего желания.
- А вас что, это удивляет?
Люциус улыбнулся:
- Не особо.
- Я устал.
- Я вижу.
- Почему вы притащили меня сегодня сюда?
- Ублажить мои эстетические нужды; позволить моей душе насладиться твоей красотой, моему сердцу отдохнуть, а моему телу удовлетворить все его насущные потребности.
- Вот эти знания уже определённо были лишними, - пробормотал Гарри.
Люциус усмехнулся:
- Ты же так хотел ответов на свои вопросы. Но это не единственные причины.
- И их ещё много? - спросил Гарри, широко распахнув глаза, что Люциус интерпретировал как крайнюю степень ужаса; и это сделало их беседу ещё более забавной.
- Есть парочка.
Гарри закрыл глаза, внутренне готовя себя к повторению пятничных событий.
Он услышал, как Люциус поднялся и направился в его сторону. Гарри чувствовал, как тот подкрадывается сзади; кружит, словно вокруг желанной добычи, а потом жарко шепчет в ухо:
- Спой для меня.
Гарри изумлённо обернулся.
- Что?!
- Спой для меня.
- Вы, - сказал Гарри, недоверчиво указывая пальцем на Люциуса, - выдернули меня посреди ночи только затем, чтобы попросить меня для вас спеть?
- Похоже на то.
Люциус вытянул руку вперёд и то, что до этого казалось всего лишь огромной тяжелой тёмно-зелёной драпировкой, расшитой понизу изображениями переплетенных змей, отъехало в сторону, открывая взгляду сцену.
Гарри совершенно заворожено таращился на так внезапно появившиеся перед ним настоящие театральные подмостки, пока не почувствовал руки Люциуса, обвившиеся вокруг его талии и притягивающие ближе к мужчине.
Малфой помог ему взобраться наверх и вернулся обратно, снова с удобством устраиваясь на диване. Гарри застыл посреди сцены, освещённой светом тысяч медленно оплывающих свечей, сияющих столь же ослепительно, как и пылающее в нём в данный момент неистовое бешенство. Теперь, стоя здесь, у Гарри невольно всплыло в памяти предостережение Рона о том, чтобы он никогда не пел перед тем, в кого влюблён. «Но ведь я же не влюблён в Люциуса Малфоя, верно? Но судя по всему, в ближайшее время он от меня вряд ли отстанет. О, боже, это просто смешно - верить в какую-то глупую легенду. Он не может похитить мой голос. Я не должен позволять Рону разговаривать со мной дольше, чем одну минуту, иначе я стану настоящим параноиком».
Люциус, надёжно укрытый тенью, отбрасываемой спинкой дивана, не мог оторвать глаз от своего юного партнёра, буквально омытого ярким сиянием свечей, благодаря чему каждая мельчайшая деталь желанного образа была доступна его ласкающему взгляду. Он хотел снова услышать, как поёт Гарри. Если он не может ни прикасаться к нему, ни покрывать жадными поцелуями, то наслаждение его пением - это следующая по желанности вещь; и это то, что Гарри действительно любит, и от чего не откажется, даже если аудиторией ему будет служить Люциус Малфой.
