Я сжимал кулаки так сильно, что болели кости. Нам ничего не удалось выяснить. Исследования Ронни тоже пока что ничего не дали. Ничего из того, что не было бы известно моим знакомым. Они чертовски хитры. И не оставляли следов. И это чертовски бесило меня.
Мне нужны были ответы. А когда дело касалось Чески Харлоу-Райт, у меня их не было. Она всегда убивала мой разум. Как гребаное алгебраическое уравнение, решение которого мой придурок учитель ожидал от меня. Чертовски нерешаемо.
Ческа пошевелилась, и одеяло соскользнуло с ее тела. Она была одета в пурпурную шелковую ночную рубашку. Это заставило меня вспомнить, как я впервые трахнул ее в Марбелье. В ту ночь она была одета в пурпурное платье и выглядела как гребаная богиня, когда пробралась на мою яхту в кромешной тьме ночи.
Думая о ней тогда и видя сейчас, мне потребовались все мои силы, чтобы не забраться к ней в постель и не трахнуть ее, как в старые добрые времена. Но я заставил себя подняться. Я не стану этого делать. Я больше ни хрена в это не вляпаюсь.
Но когда уже собрался уходить, увидел ее руку. Эту чертову левую руку. Гребаная рана в моей груди, которая никогда не затягивалась, начала болеть при виде этого безымянного пальца, на котором больше не было того чертового бриллианта. Он исчез. Оковы, связывающие ее с Хьюго, исчезли. Я не мог отвести взгляд. Я не мог отвести взгляд от этого, теперь пустого, пальца.
Нужно уйти, придурок. Прямо сейчас. Вот что я говорил себе, пытаясь вернуть мысли обратно. Я устал. Я просто чертовски устал. Вот и все. Я ушел из спальни и попытался смыть с себя последние несколько дней, в течение которых заключал новые контракты с дилерами и гонялся за теми, кто, черт возьми, подумал, что было бы неплохо добраться до моих доков. Ничего. Точно так же, как с ублюдками, которые пытались забрать Ческу.
Кучка каких-то ублюдков. Меня это достало.
Я вытер пар с зеркала в ванной и уставился на свое отражение. Мне нужно сохранять холодный рассудок. Я найду мерзавцев, которые напали на Ческу, и отпущу ее. За последние несколько дней мысли о ней слишком часто забивали мне голову. Бетси слишком часто сообщала мне последние новости о ней.
Фарфоровая раковина заскрипела, и когда я посмотрел вниз, то понял, что она едва ли не треснула пополам от того, как я сжимал края руками. Проведя ладонями по лицу, я надел очки и лег на кровать, уставившись в потолок. Я не мог себе этого позволить. У меня есть семья, которую я должен защищать. И чертова тонна людей, которых нужно держать подальше от наших дверей. Ческа отвлекала мое внимание, и я не мог это себе позволить.
***
— Кто, черт возьми, еще здесь? — спросил Эрик, когда мы шли к заброшенному складу на окраине Эссекса. Он остановился рядом с припаркованным мерседесом. — И какой же безвкусный ублюдок предпочтет немецкую машину английской? Разве они не слышали о Бентли? Астон Мартин? Непатриотичные болваны.
— Старина Сэмми сказал, что у него есть еще один кандидат, кому он подумывает продать док, — сказал Чарли, держась рядом со мной. — Артур сказал, что слишком уважает старикашку, чтобы заставить отдать его нам. — Чарли улыбнулся и подтолкнул меня локтем. — Конечно, будет хреново, если старик Сэм заключит сделку с другим покупателем. Они пожалеют, что вообще когда-либо встречались с нами.
Раздутый от стероидов парень из синдиката старого Сэмми открыл дверь склада. Стол для совещаний стоял прямо перед нами. Сэмми сидел во главе стола, а слева от него сидели...
— Чертовы Лоусоны. Кто же еще, — прошипел Фредди рядом со мной. Гребаный Олли Лоусон встал из-за стола, его правая рука, Ник, последовал примеру своего босса.
Олли расплылся в улыбке, от блеска виниров на его зубах мне резало глаза.
— Вот и они! Король Артур и рыцари круглого стола.
— Лучше бы я был Ланселотом в этой истории, — сказал Эрик, обходя Фредди. — Он был симпатичным парнем, верно?
— Тогда какая же ваша роль? — сказал Чарли, обращаясь к Олли. — Плебеи?
Чарли поправил запонку, и я заметил, как Олли стиснул зубы. Этот ублюдок ненавидел нас так же сильно, как и мы его.
Почти.
Мы были водой и маслом. Наши бизнесы работали днем и ночью. И не пересекались между собой.
— Садитесь, садитесь, — сказал старик Сэмми, указывая на стулья с другой стороны стола. Я отодвинул стул рядом с ним и сел прямо напротив Лоусона.
Он свирепо посмотрел на меня, и мне потребовалось все мое терпение, чтобы не выхватить револьвер и не проделать дыру у него во лбу. Но, как и учил меня отец, я не реагировал. Я не выдал ни единой эмоции. Оставался невозмутимым. Он даже не стоил потраченной впустую пули.
— Что происходит, Сэмми? — спросил Чарли. — Ты собираешься легализовать нас? — Чарли повернулся к Олли. — Или это ты решил пошалить и продать свою душу темной стороне?
— Мой бизнес легален, — сказал Олли. — На самом деле, дела идут так хорошо, что мне нужно больше доков, чтобы покрыть спрос. Некоторым из нас не нужно совершать преступления, чтобы добиться успеха.
Я закурил сигарету и выпустил дым через стол прямо в лицо Олли. Ноздри придурка раздулись.
— Что ты хочешь за него, Сэмми? — спросил я. Мне хотелось быстрее покончить с этим. — Заканчивай эту чертову театральщину и делай свой выбор: этот жалкий придурок или мы.
— Больше наркотиков в массы? — спросил Олли, ухмыляясь.
Раздался выстрел. Люди старика Сэмми сорвались со своих постов, держа оружие наготове. Я бросил взгляд через стол на Винни, который выстрелил в воздух. Он громко рассмеялся.
— Просто проверяю, есть ли в нем патроны. — Винни направил пистолет прямо в голову Лоусона. Олли замер, когда Винни склонил голову набок и прицелился, закрыв один глаз. Олли чуть из кожи не выпрыгнул, когда Винни хлопнул ладонью по столу и крикнул: — Бах!
Винни засмеялся еще громче. Его болезненный, издевательский смех был направлен прямо на вздрогнувшего Олли. Смех, который большинство жертв Вина слышали прямо перед тем, как он разорвал им глотки.
— Тише, тише, — протянул он, показывая пальцем на до смерти напуганных Олли и Ника. — Попались.
— Вы все, черт возьми, под кайфом, — прорычал Олли, постукивая себя по виску. — Больные на голову.
— Верно подмечено, — сказал Фредди, взглядом провоцируя Олли на следующий шаг.
Олли полез в карман. Я внимательно следил за каждым его движением. Но придурок не посмел бы напасть на нас. Кишка тонка. Он просто вытащил листок бумаги и положил его на стол перед Сэмми.
— Вот столько мы готовы заплатить вам. Дайте мне знать, что вы решите.
Олли кивнул Нику, и они вдвоем покинули собрание. Когда дверь закрылась, Сэмми сказал:
— Я был должен его отцу. А я всегда возвращаю свои долги. Этот был последним: просто позволить этому пафосному ублюдку прийти сюда было достаточной платой его старику. Долг уплачен.
— Его отец умер в прошлом году, — сказал Эрик.
— Можешь считать меня старомодным, но долг есть долг, — Сэмми покачал головой, смеясь и посасывая трубку. — Док твой. — Он подмигнул мне. — Он всегда был только для Ист-Энда. Если ты не рожден кокни, то от меня ни хрена не получишь.
Я встал и пожал Сэмми руку.
— Эссекс, Сэмми. Серьезно?
Он пожал плечами.
— Моя старая швабра хотела уехать из города. Не мог же я, черт возьми, драться с ней из-за этого. Я стар, и у меня больше нет сил на это.
— Деньги будут у вас сегодня вечером, — сказал Эрик, пожимая руку Сэмми.
Когда мы повернулись, чтобы уйти, Сэмми сказал:
— Тяжело носить корону, Артур. — Я остановился и повернулся к одному из ближайших друзей моего отца. Он сидел, откинувшись на спинку стула, с трубкой в зубах, и смотрел прямо на меня.
— К счастью, у меня чертовски крепкая шея.
Сэмми никак не отреагировал, но потом кивнул, поняв, что разговор окончен. Если бы это сказал кто-то другой, то не обошлось бы без последствий. Но это был старик Сэмми. Он был частью гребаного Ист-Энда. Он был членом семьи.