— Привет, — мужчины не жмут друг другу руки. Андрей даже как-то держится в стороне, пока Алекс объясняет детали. — Машину угнали с охраняемой парковки, бросили здесь. Я думаю, это предупреждение.
— Давно ты здесь?
— Прилично.
— Ну, хотели бы, уже бы грохнули.
Алекс не разделяет юмора.
— Под днищем коробка. А на лобовухе фотография ее ребенка.
Я обнимаю плечи и прячу нос в воротник, вспомнив взрыв на кладбище. Андрей не реагирует, лицо остается доброжелательным, словно мы говорим о чем-то невинном.
— Давай посмотрим, — предлагает он.
Выходит из-за угла, приближается к «мустангу» и приседает, заглядывая под машину. Подходит еще немного и снова наклоняется, опираясь рукой на асфальт. Смотрит долго, затем возвращается к «опелю». Я ничего не могу понять по его лицу. Смотрю на Алекса, но он тоже непроницаемый.
Андрей забирает из багажника полупустую спортивную сумку. Мы идем за ним в здание, поднимаемся по старым бетонным ступеням. На полу валяется мусор, рам и дверей нет. На уровне второго этажа он выбирает комнату с видом на площадку перед домом и «мустанг». Я не совсем понимаю, чего он хочет.
Бросает сумку на пол и садится на корточки.
Осторожно расстегивает молнию и по одной достает массивные детали. Со второй я понимаю, что это части винтовки.
— «Винторез»? — спрашивает Алекс.
— Ага.
Андрей собирает «винторез», а я наблюдаю за выверенными движениями. Он делает это, словно делал много раз — присоединяет приклад, прицел, магазин, и на счет «пять» оружие собрано. Это небольшая винтовка, очертаниями напоминающая автомат, только с толстым глушителем. Он смотрит в сторону окна, словно мысленно к чему-то примеряется. Взгляд туманится, в уголках глаз появляются морщинки. Андрею не меньше тридцати — к сорока ближе, но из-за вечно молодого типа лица я понимаю это только сейчас.
Он встает и делает шаг к окну. Я тоже подхожу. Сверху видно красную крышу и широченный капот, немного через боковые стекла салон и фотографию. Андрей шарит по карманам, сует в рот сигарету и прикуривает, склонив голову набок.
Смотрит вдаль.
Я вопросительно оглядываюсь на Алекса. Тот терпеливо ждет, пока наемник осмотрится.
В конце концов его привлекает снимок на стекле.
— Это она?
— Думаю да, — я сглатываю. — Не вижу… Я не подходила к машине.
Андрей докуривает, смотрит в оптический прицел, затем подходит со спины, становится прямо и очень близко.
— Смотри.
Кладет мою ладонь на цевье и поднимает винтовку, предлагая взглянуть через оптику. Держит оружие за меня, пока я приноравливаюсь к прицелу. Андрей помогает это сделать, придав нужное положение моему телу. Я как будто оказываюсь в его объятиях. Между нами так мало пространства, что он дышит мне за ухо. Грудь плотно вжата мне в лопатки. От него пахнет мятой и сигаретным дымом. Окуляр не такой холодный, как я ожидаю. Мне требуется несколько секунд, чтобы привыкнуть к картинке.
— Она? — повторяет Андрей.
Я не ошиблась. Синие ленты, черные косы. Снимок свежий: Полина не улыбается, вид грустный и настороженный. Повзрослевшая не по годам. Снимок сделали совсем недавно!
— Да, — выдыхаю я, у меня перехватывает горло.
Смотрю и смотрю на нее в прицел, ощущая, как по щеке ползет горячая слеза. Дыхание Андрея на ухе смещается чуть-чуть вправо и становится неровным. Из-за него трепещут волоски, выбившиеся из укладки. Он медленно, тайком, вдыхает через нос, словно пытается распробовать мой запах.
— Так, хватит, — вмешивается Алекс, и подходит, решительно разъединяет нас и отводит меня назад, к себе за спину, предпочитая говорить с Андреем лицом к лицу. — Что с машиной делать? Ментам не хочу звонить, а она мне нужна. Ты знаешь кого-нибудь, кто таким займется?
Андрей изучает его пустыми глазами и закуривает следующую сигарету.
— Я могу расстрелять бомбу.
Алекс смотрит с сомнением.
— А не рванет?
— Да не должна вроде.
— Вроде?
— Взрывчатка стабильна. Я когда воевал, мы так делали. Расстреливали бомбу, пока не разрушалась. Проще так обезвредить, но да, был случай, когда сдетонировала, а что?
— Так, ничего…
— Машину жалко? — Андрей затягивается, рассматривая моего мужа непонятными черными глазами. — Жизнь дороже. Постараюсь аккуратно. Если согласен, мне пристрелять надо.
— Давай.
Андрей лодочкой складывает ладони и дышит на пальцы. Еще несколько выдохов, он проводит руками по бедрам, стирая конденсат, и берет винтовку. Целится из глубины комнаты, приникнув худой щекой к гладкому прикладу. Я пячусь в коридор. Вовремя. Андрей производит несколько выстрелов, негромких, напоминающих хлопки. Во всем здании ни окон, ни дверей: звук раскатывается по помещениям.
Андрей опускает оружие и докуривает в несколько глубоких затяжек.
— Пойдем, — кивает он моему мужу.
Мужчины держатся уверенно, их сила успокаивает меня.
Они выходят, а я остаюсь. Сверху наблюдаю, как Андрей обсуждает что-то с Алексом, подбирает позицию с безопасного расстояния и ложится на асфальт за бетонным блоком. Алекс бегом возвращается к зданию. Раздается первый выстрел — пристрелочный или по цели, я не понимаю, но на всякий случай отхожу от окна.
— Ника! — в комнате появляется Алекс, хватает меня в охапку и выводит в коридор. — Отойди…
Голос на последнем слове скатывается до шепота. Он убирает волосы с моего лица. Мне так нравятся голубые глаза Алекса, что я тянусь и мы целуемся, пока снайпер внизу стреляет по бомбе.
— Я в твою машину больше не сяду, — шепчу я. — А если там еще взрывчатка? Под капотом или в салоне, или…
— Не переживай, он все проверит. Я хорошо заплачу.
Я рада, что есть человек, готовый сделать такую работу, хотя у меня не укладывается в голове, как. Насколько нужны деньги, чтобы так рисковать?
— И еще, куколка, — муж заглядывает мне в глаза. — Не приближайся к нему, ладно? Он в одиночке просидел долго.
— В каком смысле?
Алекс отвечает серьезно и тихо:
— В прямом.
По взгляду я понимаю, что ему не понравился наш тесный контакт.
— Он просто показал мне фото, — я тру холодные руки, пытаясь согреться.
Прекратив огонь, Андрей выходит из укрытия. Сверху хорошо видно, как он подходит к «мустангу» и, положив «винторез» на асфальт, лезет под машину. Он лежит на спине и тянется к тому, что осталось от коробки. Фонарик берет в зубы. Не торопясь, выкладывает фрагменты рядом с собой. Возится долго, осматривая днище. Затем обходит машину, изучает салон через окна, открывает пассажирскую дверь и продолжает осмотр, начиная с пола под сиденьем. Проверяет методично, зная, что делать. Тщательно все посмотрев, он влезает в салон и смотрит водительскую сторону: под педалями, руль, дверь изнутри. Андрей выбирается из «мустанга» и осторожно поднимает капот. Как долго… Я устала стоять, устала от зверского напряжения. Алекс обнимает меня, целует в холодную шею.
— Ты замерзла. Отдохни в машине Андрея, если хочешь. Я тебя провожу.
— Если можно, — прошу я.
В машине Андрея пахнет горько: дымом, табаком, еще чем-то непонятным. Тяжелый запах. Алекс заводит двигатель и оставляет меня одну. Я ежусь, кутаясь в пальто. Постепенно в салоне становится тепло. Я рассматриваю унылый осенний пейзаж, быстро становится скучно. Оглядываюсь. Открываю бардачок в поисках чего-нибудь интересного. Пачка сигарет. Зажигалка. Мятные леденцы. Права. Я беру пластиковый прямоугольник: с фотографии смотрит худое лицо Андрея с полуприкрытыми веками, имя совсем другое. Левые документы? Я возвращаю права обратно.
Ждать еще долго. Минуты текут, как пытка.
Когда Андрей отходит от «мустанга» на перекур, я выхожу из машины. Они с Алексом болтают на углу. Холодно, тянет обратно в теплый салон, но мне тоскливо одной — я бреду к ним. Горьковато пахнет дымом.
— Не торопись открывать дверь, садиться, — объясняет Андрей. — Проверь, загляни под машину. Дверь, педали, руль. Если что-то вызывает сомнения, лучше поменять тачку.
