Всё как в тумане. Ни о чём не хочу думать. Ничего не хочу объяснять. Не хочу вспоминать о причине моих бед. Сейчас я должна заботиться о своём малыше, которого ношу под сердцем. Раз уж от него отказался родной отец, не выслушав меня, значит он будет только моим и больше ни чьим.
Хочу ли я, чтобы он пришёл навестить меня здесь?
Господи, конечно хочу. Настолько сильно, что не могу сдержать слёз. Потому что не способна его забыть, не могу перестать думать о нём ни единой секунды. Ненавидеть тоже не могу…
Все мои мысли заняты им.
Это какая-то нездоровая болезнь. Отрава, которая не выводится из моей крови. Наваждение. Проклятие. Настолько сильные чувства к нему, что пугают меня до чертиков. Он — моё дыхание. Моя жизнь. Он всё для меня. Весь мир и вся моя боль…
— Ян, пациму ты плацис? Тебе бойно? Де боит? Паказись? — Тим встаёт на коленки рядом со мной и волнительно рассматривает меня, особенно мой живот. Он знает, что там растёт малыш. Уже знает…
— Вот здесь, родной, — беру его ручонку и прикладываю ладошкой к солнечному сплетению. — Здесь находится наша душа. Она болит.
— Пациму? Скуцяись по папе?
— Скучаю, милый. Очень сильно скучаю, — начинаю рыдать, закусывая зубами скомканный верх от пижамы.
— Када он плиедет, Ян? Я този скуцяю. У меня този здесь боит, — касается пальчиком того же места, где у меня находится его ладонь. Мой маленький повторюха.
— Как только дядя доктор вылечит его голову, — ляпнув первую пришедшую мысль, обнимаю Тима и крепко прижимаю к себе. — Только ты не переживай. Он всё равно нас очень любит.
— Осень-плиосень?
— Очень-приочень. Справится со своими проблемами и скоро вернётся.
Говорят, если во что-то сильно верить, оно обязательно сбудется. Беременным Бог не отказывает. Я верю, что он соскучиться по нам и вспомнит, как сильно нас любил…
Евгений
В спальне неделю как пусто.
Сегодня впервые смог подняться на второй этаж после аварии. Нога всё ещё болит, но я отчаянно пытаюсь вспомнить хоть что-то ещё. Ищу любые зацепки, детали, которые смогут спровоцировать хоть какой-то очередной проблеск в памяти. Чувствую себя полуинвалидом. С этим, конечно, можно жить, но как смириться с тем, что ты потерял какую-то часть себя? Важную часть. Всё остальное, что помню, не приносит облегчения. Я опустел. Настолько морально опустел, что у меня уже закончились нервы, эмоции, слова. Мне просто стало плевать. На всё и на всех, кроме сына, родных и этой маленькой дряни, которую не могу вырвать из головы.
Блять! Как же мне её не хватает...
Она просто взяла и ушла. Унесла с собой сына. А я не смог ей противиться. Не смог. Потому что с родной тёткой ему будет лучше, чем с гувернанткой. А у меня на носу несколько командировок в Европу. Снова.
Устал…
Подхожу к кровати, притягиваю подушку к лицу. Насквозь пропитана её запахом.
Я скоро начну ненавидеть персики. Вдыхаю этот сладкий дурман и схожу с ума. С глухим рычанием швыряю подушку подальше от себя. Следом срываю с матраса постельное бельё.
Всё пропахло её телом. Всё! Даже воздух в этой комнате. Она не забрала самого главного — мыслей о ней.
— Аааа!!! Сууукаа!!! — взревев от ярости, переворачиваю прикроватную тумбочку с настольной лампой. Стекло вдребезги. Душа тоже. Внутри жжёт, словно наглотался кислоты. Хочется разодрать грудь и вырвать оттуда гнетущее чувство. Вырвать, на хрен, с корнями, чтобы не думать о ней.
Срываю с шеи галстук, выдёргиваю верхнюю пуговицу из петли. После выплеска энергии дышать становится легче. Но только дышать. Больше нечем похвастаться. Я всё ещё разбит…
Яна ушла, черт возьми! Ушла, но не отпустила. Держит за горло на расстоянии. Насколько же сильно я её любил, чтобы сейчас сходить по ней с ума, испытывая внутренний ад?
— Евгений Дмитриевич, машина готова, — прозвучавший голос охранника выдёргивает меня из омута противоречивых дум. — Если намерены заехать к Стелле Маратовне, нужно поторопиться. У вас самолёт через три часа.
— Иду, Стас. В гардеробной чемодан захвати. Вика готова?
— Она приедет в аэропорт.
— Скажи, чтобы не опаздывала, — бросаю и выхожу из спальни.
По пути заглядываю в кабинет. В ящике стола нахожу загранпаспорт и ещё кое-что, что сразу привлекает моё внимание — бархатная коробочка из ювелирного магазина и кружево на резинке с засохшей кровью. Интимная деталь, которую Яна потеряла у ЗАГСа.
Пальцы сгребают вещицу в кулак, а мозг снова начинает генерировать отрывки информации. Причём быстро, но я пытаюсь их уловить: Яна в свадебном платье. Руслан — именно тот мужик, с которым она была в студии. Чётко вижу нахмуренное лицо своего соперника и его настороженный взгляд.
— Он тебя вынудил? — спросил я тогда, пристально глядя в её блестящие от влаги глаза.
— Нет, — заверила Яна, прижимаясь щекой к плечу мужа. Именно в этот момент она потеряла подвязку с ноги, а я отшвырнул розу, шипами которой исколол руку в кровь. Поднял с земли единственный трофей. Забрал его себе.
— Я сама так решила. Я приняла предложение Руслана по собственной воле. Нужно было это сделать прошлой весной. Тогда я не понимала, от чего отказывалась. Теперь у меня есть муж, и ты не имеешь права встревать в нашу жизнь. Займись своей семьей. Ты им нужен.
— Ты себя слышишь вообще, Ян? Что за бред ты несёшь? Выходит, ты выскочила за него замуж из жалости к моей жене, которая невесть от кого беременна? Тест ДНК я ещё не получил на руки, чтобы окончательно смириться с отцовством. Каких-то гребаных две недели нужно было подождать! А сейчас что?
Её обручальное кольцо на тонкой кисти сводило с ума. Я был готов убить Исаева за то, что отнял у меня мою женщину. И, как оказалось, не в последний раз.
— Браво, Яна! Твой паровоз тебя раздавит, ты в курсе?
— Если тест подтвердит отцовство, что тогда, Жень? Будешь разрываться между мной и супругой с ребёнком? Сколько в таких условиях мы с тобой сможем протянуть? Месяц? Полгода? Год?
— Ты решила за нас обоих! Какого черта, Яна, ты расписываешься за меня?! По полочкам разложила мои поступки, а свои?
— Убери руки от моей жены! — встал на защиту Руслан. — Иначе я лично начищу тебе морду!
— А ты попробуй…
Морду и я бы с удовольствием ему начистил. И тогда, и неделю назад, в студии. Но Яна сама делала выбор. Всегда. Похоже, она до сих пор не определилась в верности своих решений. Всё ещё сомневалась в нас, а с ним была счастливой и беззаботной.
Какой же я кретин…
— Ты же призналась в своих чувствах. Зачем всё это, Ян?
В тот день я смотрел ей в глаза, и ощущал то же самое, что пару минут назад. В нашей спальне. Сумасшедшую агонию. Мне хотелось крушить всё вокруг из-за ненависти к этим двоим. Потому что её заявление убило, запутало меня ещё больше:
— Я была в отключке. Я бредила. Ты не можешь этого утверждать. Мы с Русланом повздорили, а ты оказался рядом, вот и всё! Никакой любви между нами нет!
— Жека, — голос Вала врывается в мою голову. Не сразу осознаю, что он здесь. Рядом. Смотрит на меня задумчиво, сложив руки на груди. — Какого черта творите с Яной? Может одумаешься, наконец? Хотя бы ты. У неё гормоны бунтуют.
— Пусть катится на все четыре стороны, — срывается с языка быстрее, чем успеваю обдумать слова. — Может ребёнок не мой? А что? Сестра тоже врала. Обе лгуньи! — взрываюсь на эмоциях.
— Ты тоже целовал Леру, забыл? Но я её не прогнал из-за этого, потому что любил настолько сильно, что мне было похуй на её необдуманный поступок. Месть до добра не доводит. В тебе говорит злость.
— И что? Мне забыть, как они кувыркались? Как он её лапал за грудь? Звал за собой? Она действительно со мной несчастна, а с ним смеётся! Какие ещё аргументы добавить? Маленький, кровожадный Лисёнок. Впилась своими зубками в горло и не отпускает. Черт бы её побрал!!! — прооравшись, на автомате сгребаю всё в карман пиджака. Паспорт, подвязку, футляр с лейблом Tiffany & Co. Всё.
