Но в доме не было места более подходящего, чтобы спрятать картину от любопытных глаз. Лицо под этим пурпурным покрывалом могло превратиться в одутловатое, порочное лицо животного. Никто не должен был стать свидетелем этого! Он сам не хотел смотреть больше на этот портрет. Зачем ему наблюдать разложение собственной души? Он сохранит молодость – этого достаточно. И разве не будет его душа становиться прекраснее оттого, что он посвятит свою жизнь любви к другому живому существу? Разве не сделает его чище эта любовь? Конечно, возникнет некоторое затруднение, ведь Розмари начнет стареть и покрываться морщинами, в то время как он будет пребывать в расцвете юности, но это не помешает им создать семью, родить детей и завести собак. Возможно даже, это поможет ей легче пережить возрастные изменения. Современная медицина не стоит на месте, и к тому времени появятся лекарства от старения, хотя вряд ли это будет что-то, переносящее разложение души на холст, но все же. Нет причин, по которым он в будущем должен будет стыдиться картины. Может быть, однажды прекрасную линию губ перестанет искажать жестокая усмешка, и он сможет явить миру портрет, написанный его возлюбленной.
Он запер чердак, успокоенный мыслью о том, что никто не вздумает подниматься туда, и вернулся в спальню, где начал письмо к Розмари с просьбой увидеться с ним на следующий день. Он хотел знать, почему она была недовольна им? Неужели она не была удовлетворена? Он с трудом подавил желание схватить ее за шею и душить, когда почувствовал приближение оргазма, который мог бы вознести его на недостижимую высоту, тогда как он едва ли приподнялся над землей, вынужденный сдерживать себя.
Дориан уже запечатывал конверт, когда его взгляд упал на посылку, доставленную ему от Хелен на следующее утро после их отвратительной эскапады в театре. Он так и не открыл ее, пытаясь изгнать из памяти любое воспоминание о Сибиле Вейн и ужасных следах своих пальцев на ее шее. Он положил ее на ночной столик, а сейчас посылка лежала на письменном столе. Конверт был надорван, и было видно, что это книга в желтой обложке с рассыпающимися ветхими страницами. Дориан взял ее со стола, и на пол упала записка. Он узнал быстрый, четкий почерк Хелен. Он подобрал записку, побледнев от ужаса. Теперь он понимал, что не портрет, а Хелен стала причиной беспокойства Розмари. Что бы ни нарушало их с Розмари идиллию, это обязательно было связано с Хелен. Он начал читать, и ему казалось, что в горле у него застывает кусок льда.
Дорогой Дориан!
Вчера ночью я чудесно провела время! Надеюсь, сон освежил тебя, ты в прекрасном настроении и не предаешься сентиментальным ламентациям по поводу своего морального падения. Книга, которую ты найдешь в конверте, поможет тебе избежать встречи с этим безумцем в темном плаще, который занимается тем, что рушит человеческие жизни, нарядившись в костюм так называемой «совести». Пусть эта книга станет твоей Библией. Только в романах можно без страха описывать достоверные факты.
Я хранила кое-что втайне от тебя, мой прекрасный юноша, и от всего сердца должна попросить прощения. Я поклялась всегда говорить тебе правду, и я буду верна этому обещанию до последнего своего вздоха (а возможно, и после, если мне посчастливится попасть в этот рай, который трусы и ханжи прозвали адом). Единственная причина, по которой я не рассказала тебе всего раньше, проста: я хотела, чтобы у тебя была эта книга…
Дориан, если ты вздумаешь жениться на Розмари Холл, ты будешь несчастен. Ты знаешь, я не сторонница брака, потому что убеждена, что, вступив в брак, человек перестает быть эгоистом, а только эгоисты достойны внимания. Но жениться на Розмари было бы особенно неправильно, потому что Розмари не кто иная, как твоя сестра.
Прежде чем твоя мать сбежала в Америку, она родила дочь от англичанина, за которым по закону все еще была замужем, когда встретила твоего отца, мистера Шелдона Грея, по прозвищу Скип. Имя этого человека – Эдмунд Холл. Твой дядя Келсо, движимый нелепым стремлением защитить вас от правды, то есть попросту скрыть ее от вас (заметь, этот благородный порыв всегда оказывается простой склонностью к лукавству), придумал историю о том, как дочь твоей матери умерла, будучи еще ребенком. На самом деле она выросла, как и ты, в Лондоне, в нескольких милях от тебя… Ты, конечно же, понимаешь, куда я клоню. Ее имя Розмари. Она пишет хорошие портреты.
Вряд ли ты примешь новость с восторгом, но, возможно, позже ты увидишь в этой истории своего рода поэзию. Настоящие трагедии редко разыгрываются в изящной обстановке, напротив, они отталкивают своей жестокостью, абсурдностью и отсутствием стиля. Они вульгарны. Мы чувствуем в них грубую силу, против которой восстает наша душа. Тем не менее иногда в человеческих трагедиях проявляются черты высокой поэзии. Это и создает драматический эффект. Внезапно мы понимаем, что уже не участвуем в представлении, а наблюдаем за ним из зрительного зала. Точнее, мы являемся уже и актерами, и зрителями. Мы как будто видим себя со стороны, и зрелище захватывает нас. Что же на самом деле произошло в твоем случае? Женщина, которую ты полюбил как жену, оказалась твоей сестрой. Я бы хотела пережить то же самое. Это заставило бы меня полюбить любовь до конца моих дней. Жизнь редко преподносит такие увлекательные сюрпризы. А любовь никогда.
Вспомни, что я однажды уже говорила тебе: события не существует, если сказать о нем вслух. Если ты расскажешь об этом Розмари, нашей маленькой овечке, она может не пережить такого потрясения. Но окончательно решение принимать тебе.
Постарайся не растрачивать слез. Тебя ждет новая страсть, новые переживания, новые мысли.
Твой друг,
Хелен.P.S. За предоставленную информацию нужно благодарить мою разговорчивую тетушку Агату.
Прошло некоторое время, прежде чем Дориан поднял голову от стола. В комнате сгустились сумерки. Они прокрались из сада, неслышно ступая серебряными лапами. Предметы поблекли, как поникшие цветы. Дориан уронил письмо. Он ожидал увидеть кровь, когда страницы разобьются о покрытое лаком дерево, и удивился, что они всего лишь измялись, коснувшись пола, как обычный листок бумаги.
Бедняжка Розмари! Какой это был красивый роман, и он мог бы перерасти в нечто большее, если бы правда не пролила свой безжалостный свет на эту ужасную тайну. Что с ней будет? Дориан вспомнил, как впервые посадил ее на свою кровать и как беззащитна она была. Но едва она касалась кистью холста, то мгновенно становилась серьезной и взрослой, исчезали дрожь и пугливый трепет в глазах. Он смахнул слезы и вместе с ними – мысли о Розмари.
