– Мармирдж, конечно. Чертов дурак.
В ту минуту Маделайн и сама не испытывала к голубоглазому священнослужителю никаких нежных чувств, но она не могла не встать на его защиту.
– Сэр, я уверена, что мистер Мармирдж сделал все от него зависящее, – сказала она. – Насколько я могу судить, вас не устраивает его выбор?
– Да разрази меня гром! Как он может меня устраивать?
Очевидно, ее муж не относился к людям, выбирающим выражения. Он продолжал:
– Вы не соответствуете ни одному из требований, указанных мной в списке.
– В списке?! – Маделайн задохнулась от возмущения. – Вы написали ему список, словно посылали на рынок закупать провизию?
– Ну да. Только вместо баранины и овощей я, кажется, получил пакетик сладостей. Я надеялся на что-то, по крайней мере, более… – Взгляд Анатоля скользнул по ее фигуре, задержался на груди. – На что-то покрупнее.
Маделайн гордо выпрямилась, развернула плечи. Подумать только, она еще пыталась избавить этого грубияна от унижения. Как ей могло прийти в голову, что подобный человек может обладать хоть каплей чувствительности?
– Видите ли, сэр, случилось так, что вы тоже являете собою совсем не то, что я ожидала увидеть.
– Неужели? – Хотя тон Анатоля предполагал полное его безразличие к данному предмету, он все же добавил: – И что этот старый дуралей вам обо мне наговорил?
– Он не столько говорил, сколько… – Маделайн достала портрет, и при взгляде на красивое лицо, так часто являвшееся ей в мечтах, у девушки защемило сердце.
Не успела она поднять голову, как услышала сдавленный возглас Анатоля. В следующий миг он выхватил миниатюру у нее из рук, а поскольку та все еще висела на ленте, он рывком подтащил Маделайн к себе. Она с ужасом ощутила поистине неукротимую силу, исходившую от этого человека.
Его глаза горели гневом.
– Откуда вы это взяли?
Маделайн, едва живая от страха, все же нашла в себе силы ответить:
– Мне дал ее мистер Мармирдж. Он сказал, что это точная ваша копия.
– Так вот, значит, как он вас сюда заманил! – Анатоль поднес миниатюру прямо к ее лицу. – Вот кого вы надеялись получить? Сказочного принца, черт бы его побрал?
– Конечно, не принца. Но, по крайней мере, джентльмена…
Продолжить девушка не успела: Анатоль рванул миниатюру, лента с треском лопнула. Маделайн тихо вскрикнула, прижала руку к пылающей ссадине на шее, а он в ярости отшвырнул портрет прочь.
Шатаясь, словно пьяный, он вошел в распахнутые настежь парадные двери и с силой захлопнул их за собой.
Маделайн ощущала полную опустошенность, и единственное, чего ей хотелось, – сжаться в комок, закрыть лицо руками и зарыдать во весь голос. Как будто в конце долгого и изнурительного путешествия она узнала, что человек, к которому она так стремилась, внезапно умер.
И она даже не могла оплакать его кончину, потому что Анатоля, являвшегося ей в мечтах, никогда не существовало. Ее губы искривила невеселая усмешка. Может быть, всему виной злая судьба? Прекрасный принц обратился в злое чудовище, поцелуй, который мог бы разрушить злые чары, достался другой, а принцесса отвергнута, и ее сердце навек разбито.
В ее возрасте давно пора перестать верить в глупые сказки. Маделайн потеряла счет времени и не знала, как долго простояла у колонны с сухими глазами и жгучей болью в сердце. Только негромкое покашливание за спиной вернуло ее к действительности. Решив, что это Роберт вернулся за ней, Маделайн обернулась, но оказалась лицом к лицу с преподобным Септимусом Мармирджем.
Они не виделись с того дня, когда в Лондоне состоялась церемония заключения брака по доверенности. Маделайн нужно было готовиться к путешествию в Корнуолл, а священник спешил вернуться к своей пастве и молодому хозяину замка, дабы доложить, что его поручение выполнено.
Маделайн сердито сжала губы. Больше всего ее бесило то, что после всего случившегося священник отнюдь не утратил своего безмятежного облика и по-прежнему походил на ангелочка. Как может человек быть таким лживым и в то же время обладать столь честными глазами? Он мял в руках свою треугольную шляпу, белоснежные волосы спутались, а щеки раскраснелись от быстрой езды. На лице застыло сокрушенное выражение.
– Маделайн, – тихо проговорил он, – я слышал, что… простите меня.
От его сочувственного тона у Маделайн перехватило дыхание. Она не могла выдавить из себя ни единого звука и только смотрела на Мармирджа полным горечи взглядом.
– Анатоль был у меня, когда ему сообщили, что видели на дороге ваши кареты. Он помчался в замок, прежде чем я успел его остановить, а моей лошадке не угнаться за его бешеным зверем. Но я всей душой желал присутствовать при вашей первой встрече.
– Неужели? Как странно! А я-то думала, что вы хотели оказаться как можно дальше отсюда.
– Значит, ваше знакомство прошло не вполне удачно?
– «Не вполне»? Это слишком мягко сказано. Да разве могло быть иначе? Скажите, зачем вы расписывали мне добродетели мистера Леджа, зачем говорили, как замечательно будет… – Она оборвала фразу на полуслове, почувствовав, что к глазам подступают жгучие слезы.
Мармирдж попытался взять ее за руку, но она отдернула ее.
– Нет! Самое ужасное, что я считала вас другом, а вы меня предали!
Старик понурился:
– Дитя мое, вы и представить себе не можете, сколь глубоко мое раскаяние. Я поступил неправильно. Мне бы следовало быть с вами более откровенным.
– Да уж!
– Но мне так хотелось заполучить вас для Анатоля. Я просто не видел другого способа.
– Кроме лжи? В ней не было необходимости, сэр. Вам стоило лишь упомянуть об условиях брачного договора, и я бы дала согласие. Вы же знали, в каких стесненных обстоятельствах находилась моя семья.
– Ах, Маделайн! – Мармирдж устремил на нее проницательный взгляд. – Ваша семья уже не раз бывала в подобных обстоятельствах. Вы вышли замуж за Анатоля Леджа отнюдь не ради денег.
То, что Мармирдж это понял, лишь усугубляло боль и разочарование. Одна слезинка все-таки скатилась по щеке Маделайн. Девушка отвернулась и сердито смахнула ее рукой.
– Как вы могли так поступить? Пробудить во мне расположение к человеку, которого не существует, поверить, что юноша, изображенный на портрете, – это Анатоль Ледж!
– Но это он и есть!
– Значит, художник был слеп! Это изображение нисколько не походит на грубияна, оскорбившего мою кузину, а потом меня.
– Боюсь, дитя мое, вы увидели лишь худшую сторону его натуры. Под этой грубой внешностью скрывается истинная сущность Анатоля Леджа. Этот портрет – отражение его души.
– Прекрасно! Но вам следовало упомянуть об этом значительно раньше. К несчастью, мне придется иметь дело не с душой, а с телом.
