— И вернулся как раз, когда марсиане были у тебя, — продолжила Мадлин, уже предугадывая дальнейшее не самое мирное развитие событий.
— Я бы сказала, к счастью, — вздохнула Чарли. — Они, только заслышав имя Лимбургера, тут же обступили этого Борова и разговаривали с ним очень резко. Мол, не стоит здесь больше появляться, и ни один уважающий себя механик не опустится до того, чтобы работать на такого мерзавца, как Лимбургер. Назревала капитальная драка. А я же еще ничего не знала ни про Плутарк, ни про войну с Марсом, ни про его планы уничтожить Чикаго. Я тогда так удивилась, почему эта троица байкеров так напирает на Борова и считает его босса самым отвратительным преступником. Конечно, любой бизнесмен может оказаться мерзавцем, но не настолько, чтобы дубасить его работников. Короче говоря, Боров сам полез с кулаками, и тут ребята показали себя во всей красе: ловко увернулись от всех его ударов и, выманив во двор, уложили лицом в асфальт. Однако тот успел хватануть Винни за ворот куртки и расстегнул его. Вообрази, что предстало его, да и моему тоже взору! Белая шерсть! Я держалась от них несколько поодаль и не сразу поняла, что это такое, а Боров, который прекрасно знал о существовании марсиан, зловеще прошипел: ах, так это вы, мерзкие марсианские крысы! Это было его роковой ошибкой, ибо сравнение марсиан с крысами для Модо, как красная тряпка для быка. Почему-то у них там, на Марсе считается позорным называть их жителей крысами.
И Чарли посмеялась своим воспоминаниям, запустив задумчиво пальцы рук в свои растрепанные черные пряди непослушных волос.
— Значит, Винни спалился, — заключила Мадлин и с улыбкой покачала головой. — Вот уж не ожидала!
— Еще как! На ровном месте! Когда Боров был вышвырнут на улицу с моим весьма гневным участием, я потребовала объяснений. Что, думаю, за мутанты ходят ко мне в мастерскую! Ребята, видимо, прониклись тем, что я тоже не переваривала окружение Лимбургера, и решили открыться мне. Все равно я уже увидела, что как минимум один из них покрыт шерстью. Вот так мы и подружились. Винс потом огребал от своих друзей за такую оплошность. Сколько раз мы вспоминали этот день, смеялись все вместе! — и Чарли грустно вздохнула. — А Винни всегда оправдывался и говорил: я специально поддался Борову, хотел покорить девушку, я ведь неотразим, даже если проигрываю! Самовлюбленный дурак…
Прозвучали эти слова и тепло, и задумчиво, и в то же время немного раздраженно. Мадлин вспомнила красные глаза Винни, полные тоски и безнадежности, и сердце ее сжалось от холодных ноток, мелькнувших в голосе подруги.
— Я, конечно, знаю твоих друзей всего несколько дней, — произнесла она осторожно, — и тебе виднее, но ты несправедливо относишься к Винни: он был в первых рядах, кто рвался найти тебя и вызволить из беды. Он был готов на все, лишь бы спасти тебя. И самовлюбленности в нем не было вовсе. Ты же для него самый дорогой человек на Земле! Неужели ты этого не замечала?
И Мадлин, немного смутившись от своего собственного напора, невольно опустила глаза и закусила губу. Хотя где-то в душе она нисколько не жалела, что все это сказала Чарли.
— Ох, Винни, Винни, — снова вздохнула подруга, задумавшись на мгновение. — Я много чего замечала. Знаю ребят уже два года, а его до сих пор понять не могу.
— Почему?
— С одной стороны, у него абсолютно нет тормозов, нет якорей, — ответила Чарли. — Если день пройдет без риска для его белой шкуры, это зря прожитый день. Иногда создается впечатление, что он вообще не дорожит своей жизнью и готов ввязаться в любое опасное предприятие ради спасения планеты или иного благого дела. Мотивы его, конечно, понятны, он хочет справедливости, но слишком уж он рисковый… А как он гоняет? — вдруг более тепло и заворожено произнесла Чарли. — Ты видела, что он творит, когда сидит в седле своей красной ракеты? Да любой байкер лопнул бы от зависти его сноровке! Я уж молчу про их марсианскую манеру езды. Это же чистый адреналин, исключительный полет души и тела! — зеленые глаза Чарли восторженно горели восхищенным огнем, которого она вовсе не скрывала. — Они тебя уже катали по-марсиански?
Мадлин в замешательстве потерла висок и скептически ответила:
— Уж не знаю, что значит по-марсиански, но разок мне довелось прокатиться с Винни по городу. Мы как раз спасались от небольшой погони. Как мы не разбились на первом же перекрестке, даже не представляю. Но, кажется, с тех пор я точно поседела, — и Мадлин печально усмехнулась. — И как ты с ним ездишь?
— Сама не знаю, — неожиданно тихо ответила Чарли. — Наверное, мне в нем нравится его бесшабашность и задор. Но все же он вовсе не безответственный. За своих братьев он всех порвет! Они ему как семья. Да, впрочем, — добавила со вздохом девушка, — и мне они тоже стали как родные за все это время. Но все же Винни — это комок противоречий. Особенно в общении со мной. Знаешь, я иногда даже не понимаю, как он меня воспринимает. То, вроде, серьезный, можно с ним поговорить о чем-то важном, даже откровенном и личном. А то вдруг начинает в своей неподражаемой манере сыпать шуточками, комплиментами, будто заигрывает что ли… Представляешь? Порой даже кажется, что он флиртует со мной! Невообразимо!
И Чарли как-то пространно взмахнула рукой. Значит, она все же действительно замечала неоднозначное отношение к ней Винни, значит, он все же давал ей понять, что она ему важна и дорога, хоть и делал это до крайности неловко, пытаясь тщательно скрыть за маской игры и невинного флирта. Ведь примерно так говорил Тротл о поведении Винни рядом с Чарли. И теперь все было понятно. Его неуемную тягу к риску, подвигам и торжеству справедливости под аплодисменты публики держало в узде только осознание того, что он не один в этой вселенной: есть его братья, его планета и любимая девушка. А остальное пусть горит в огне! Но именно эта девушка заставляла его то тянуться к ней, то поспешно переводить все в шутку из-за страха неизвестности.
— Чарли, послушай, но что странного, если Винни действительно флиртовал с тобой? — вдруг серьезно спросила Мадлин. — Или даже если бы начал ухаживать, к примеру? Вдруг ты ему нравишься?
Она ожидала, что Чарли рассмеется в ответ, уж слишком скептически она отзывалась о белом марсианине. Но та даже и не думала потешаться над этим вопросом, а лишь так же серьезно произнесла:
— А какой в этом смысл? Он же с другой планеты. Сегодня он здесь, завтра он там. Умчится на свой Марс или в другую галактику, и поминай как звали.
На мгновение Мадлин показалось, что в голосе девушки послышалась тоска и досада, почти такие же яркие и искренние, как отчаяние и безнадежное смирение Винни. А зеленые глаза, открытые миру и решительные, все еще пытались скрыть значимость произнесенных слов.
— Но Чарли, они же живут в Чикаго уже целых два года! — горячо возразила Мадлин. — И до сих пор никуда не исчезли! Так с чего ты взяла, что они обязательно должны сорваться в параллельные миры?
Но подруга лишь покачала головой.
— Как только они поймают Лимбургера, им больше будет нечего делать на Земле. Их дом на Марсе, а их призвание — защищать свою планету от завоевателей. Так что здесь они ненадолго.
Мадлин замерла, не в силах что-либо возразить, и слова подруги медленно начали оседать в ее сознании серым пеплом такой очевидной и такой холодной правды. Они поймают Лимбургера и вернутся домой на Марс. Они навсегда уедут из Чикаго и продолжат восстанавливать и защищать родную планету. И ведь самый досадный парадокс заключался в том, что, целуя в первый раз кофейные губы рыжего мохнатого мужчины, Мадлин ни на секунду не подумала о том, что будет с ними дальше. И дальше не в каком-то призрачном завтра, а уже в самом настоящем сегодня, где все они так стремились покончить с плутаркианским преступником и тем самым невольно приблизить завершение всей этой непростой истории.
Мадлин ощутила, как сердце ее тягостно и болезненно сжалось, предчувствуя неизбежное. Права ли была Чарли, не позволяя себе поверить сказанным в порыве чувств словам Винни и всем его знакам внимания, зная, что все равно им придется расстаться? Или она упускала свой шанс изменить судьбу их обоих? Права ли была сама Мадлин, когда, не подумав ни о чем, потянулась в теплые объятия Тротла, отвечая на его мягкие флюиды, бархатистый тихий голос и уверенные удары бесстрашного и верного сердца? Но что было делать теперь, если невозвратный рубеж уже пройден, а чувствам не запретить пульсировать в разгоряченных венах души?
