Олег слушал эти мальчишеские рассказы и улыбался.
В день отъезда, в четверг, они завалились трахаться после работы. Поезд был ночной, уходить нужно было в десять. Так что можно было урвать часок того, чем нельзя будет заниматься у Мишкиных родителей дОма. После всего Мишка лежал щекой на груди Олега, и его рука скользила по нежным интимным местам любимого: врывалась пятерней в курчавые жесткие волосы, брала в ладонь тяжелую мошонку, кралась пальцами по сморщенному кожаному шовчику вниз, к плотно сжатой дырочке. Еще было в запасе несколько минут, еще можно было не спешить. Олег, расслабленно раскинувшись на подушках, ворошил Мишкины волосы. Потом его рука застыла, и он негромко спросил:
- А вдруг ты захочешь остаться?
- Где?
- …Дома…
- Нет, не захочу! – ответил Мишка. – Мой дом теперь здесь.
Но Олегу было тревожно. Через минуту он снова спросил:
- Миш, у меня …маленький?
Мишка провел рукою по его плоскому животу и, сомкнув кольцо из большого и указательного пальцев, сделал пару движений вокруг отдыхающего члена. Потом помотал головой:
- Не, ты что!? Отличный!
- Может, тебе… не хватает?
- Мне, знаешь, чего не хватает? – Мишка сделал несколько движений тазом, а ладонью скользнул Олегу под ягодицы.
- Тебе девчонку хочется? – по-своему понял его движение Олег.
- Мне тебя хочется! А ты даешь мне раз в неделю.
- Ну, чаще же!
- Ну, реже же, Лёль! – Мишка привстал на локте и заглянул другу в глаза.
Олег положил ладонь Мишке на висок, притянул его ухом к своему лицу и еле слышно прошептал:
- Я боюсь, что после Клея,… после съемок… тебе со мной – «никак». Я хочу их всех забыть. Чтобы тело забыло, понимаешь?! Чтобы узким быть, только для тебя!
- Ты? …Боишься? - Мишку окатило жаром. Хотелось стиснуть друга крепко-крепко и шептать бесконечно и ласково, что больше никого ему не нужно. Только - Лёльку: родного, обалденного! – Лёля!... – начал он.
Но Олег, легким движением столкнув любовника со своего плеча, уже поднялся и начал одеваться. И, не оборачиваясь, независимым, небрежным тоном, словно и не признавался только что в своих страхах и слабости, сказал:
- Иди побрейся, Миш. В поезде же негде будет. А до послезавтра щетиной обрастешь. И некузяво выйдет: почти год не был дома, а приедешь не при параде. Давай, через двадцать минут уходим.
Мишка проглотил так и не озвученные нежности и покорно пошел в ванную. Всё про них правильно понял Арни: Олег был главным, спорить Мишка даже не пытался.
Дорога вышла суетной. Приехали в Москву глубокой ночью. Пересадка была простая: от Ленинградского вокзала до Казанского – пять минут пешком. Но они спросонку заблудились в переходах. Спрашивали дорогу у бомжей. Потом бегом бежали по перрону к своему вагону. Вторым поездом ехали полсуток. И в четыре часа дня сошли на небольшом вокзале Мишкиного городка. Мишка поставил у ног сумку и огляделся, как оглядывается человек, приехавший домой после долгих скитаний. Олег кивнул головой на надпись над вокзальной дверью:
- Чудное название «Сатарки». От какого это слова?
- Это не от русского. Мы по краеведению учили, что Поволжье – «котел народов»: здесь русские живут, татары, мордва, чуваши. И в тюркском языке есть слово «сатар» - «торговец». И еще «саттар» - «прощающий». А от какого из них точно – неизвестно.
Олег хотел что-то еще спросить, но Мишка уже вытянул шею и замахал рукой худощавому темноволосому мужчине в клетчатой рубашке:
- Пап! Пап! Мы здесь!
Дома Мишке были рады. Мать накрыла стол. Собрались соседи, тетка Лена из деревни, мужики из малярки, Валерка Головлев подскочил. Мишка и Олег сидели во главе стола, как именинники. Показывали привезенные фотки: Мишка на заводе, Мишка на машине, Мишка на футболе рядом с Алинкой Глазовой. Мать разглядывала фотографии в очки, качала головой на Алину:
- Красивая какая! Молодая только очень. Что ж вы ее с собой не взяли?
- У нее учеба началась, – ответил за друга Олег. – Нехорошо прямо в сентябре – и прогуливать.
Мать и тетка Лена уважительно переглянулись. После первых тостов «за встречу» и недлинного перечисления местных новостей разговор за столом как-то разладился. Отец, хоть и не собирался сначала, все-таки пошел за крепким. Валерка, подождав, когда он и следом за ним заводские мужики выйдут из «залы», подмигнул другу:
- Что, Самсон, проставишься? Соберемся за почтой?
Мишка вытащил две тысячных бумажки:
- На, купи, что надо. А картошку мы сейчас с Олегом принесем. Дашь нам полкастрюли, мам?
Мать проводила купюры обиженным взглядом. Но при людях ничего не сказала, поджала губы и ушла на кухню.
- Тебя здесь так зовут, «Самсон»? – улыбнулся Олег, когда они несли картошку и большую банку огурцов в почтовый дворик.
- Ага! И в армии так звали.
- А что ж на студии не сказал?
Мишка пожал плечами:
- Не знаю. Не захотел. Новая жизнь – новое имя.
Во дворе почты были сколочены деревянные столы, за которыми любила собираться сатарковская молодежь. Мишкиными деньгами и Валеркиными стараниями столы уже были накрыты: одноразовые клеенки, пластиковые стаканчики, семь бутылок водки, ящик пива, дешевая колбаса и килька в банках. Мишка представлял Олега друзьям. Ему жали руки. Водка быстро полилась рекой. Мишка разом освоился в привычном мирке, охотно откликался на «Самсона» и только теперь почувствовал, как по всем соскучился.
Подошла поздороваться одноклассница Валька, он обвил ее рукой за талию:
- Валюх, садись, расскажи, как жизнь? Я так по всем скучал, по нашим!
Валька плюхнулась рядом, чокнулась с Самсоном водкой и стала рассказывать. Про девчонок: кто вышел замуж, кто родил. Про пацанов: кто уехал на заработки, кто – сел в тюрьму, кто - пьет. Самсону вдруг вспомнилось, как он провожал ее в школе с новогодней дискотеки. Валька была пьяная и всё твердила:
- Ой, Самсон, сейчас сблюю!
А ему приспичило. И он пытался зажать ее: сначала - в школе, потом – во дворе. И, наконец, все-таки прижал ее у котельной, возле груды угля. Она отталкивала его руки и повторяла:
- Сблюю.
А он, тоже сильно пьяный, задрав ее пальто, пытался развернуть ее к себе спиной и шептал:
- Валечка, Валюшка!
В конце концов, ему все же удалось ей присунуть. А она только бормотала:
- Бля, пусти!
И когда он кончил, отшатнулась и долго блевала, опираясь руками на уголь. Самсон потом помогал ей оттирать руки снегом. А наутро им не было стыдно – ни ей, ни ему. Они рассказывали друзьям эту дурацкую историю и ржали. Мишка вспомнил это всё сейчас, и неприятное чувство кольнуло его. «На фиг я ее остановил?» - думал он, глядя на нее и кивая ее рассказам.
Олег зацепился языками с Тёмкой Федосеевым насчет рыбалки. Оба – рыбаки, они накатили по паре стаканов и втирали друг другу про «телевизоры» и динамит, показывали размер улова, раздвигая руки все шире и шире. А около Самсона толпились все по очереди: Петька, Валерка, братья Рощины, Машка с Кирпичного, Машка из продмага, рыжий Антон. И только Валька, один раз отвоевав себе место около городского гостя, больше его не уступила. Подвигалась к нему все ближе. Тянулась с поцелуями. И когда Машка-продавщица попыталась оттереть ее своим могучим бедром, не по-детски двинула ее локтем в грудь:
- Отвянь, коза! Самсон по мне скучал. Правда ведь, Самсоша?
- Не ссорьтесь из-за «папки», девочки! – хохотнул Валерка. – У него дома невеста-красавица, - потом дотянулся до Самсонова стакана горлышком бутылки: - Давай, друг, вздрогнем! Как же ты, сволочь, так поднялся? Конечно, ты за магазин-то не платил, за тебя родители отдали! А я - сам пять штук, как одну копейку, выложил!
Самсон помрачнел. Новость эта бередила совесть: родители, оказывается, заплатили в ноябре за него пять тысяч рублей. Хозяин коопторга Гаев пообещал забрать заявление о взломе магазина за десятку. Валерка свою половину назанимал по родным. Мишкины родители взяли кредит на год и до сих пор еще его не погасили. Сыну не сказали: сначала он не звонил, потом звонил и говорил, что денег нет. А потом – забылось, мать не захотела ворошить. Так бы Самсон и не узнал всё это, если б не приехал.
Народ быстро «нагрузился». Самсон всё ленивее отбивался от настырной захмелевшей Вальки:
- Отвяжись ты! Говорю ж, здесь брат моей невесты.
Но Валька липла своими пухлыми губами то к его щеке, то к шее. И рука ее уже уверенно щупала под столом его ширинку. Вовка Рощин ощерился:
- Расслабься, Самсон! От сатарковских девок неёбаным еще никто не уходил. Брата невесты тоже оприходуют - мало не покажется.
- Ёлы-палы! Мы, городские, тоже не пальцем деланы! – весело огрызнулся Самсон. – Нас не сразу заарканишь. Правда, Олег?
- Да ебись ты! Кто тебе не дает!? – ответил вдруг Олег. – Пусти-ка, Тёма! - и встал из-за стола. Вокруг примолкли. Олег небрежно бросил: - Не ссы, Алинке не скажу! – и пошел в сторону дома.
