Я терпеливо ждал, пока шотландка уйдет, чтобы попросить у Реджи номер телефона, но потом получил сообщение о том, что премьер-министр Великобритании подал в отставку, и рынок обвалился. Мне пришлось нестись обратно в офис, чтобы убедится, что активы моих клиентов не обесценились вместе с ним.
И вот теперь, четыре часа спустя, я снова здесь, в этом маленьком кафе, распихиваю локтями вечернюю толпу уставших офисных работников, утомленных пользователей «тиндера» и беспрерывно курящих начинающих поэтов. Наткнувшись на первую попавшуюся официантку, нетерпеливо дергаю ее за фартук. Она разворачивается, но на ней угги, а не кеды, которые я так надеялся увидеть, ее лицо в форме сердечка, а светлый хвостик раскачивается из стороны в сторону.
Нет тех чарующих каштановых волос с клубничным оттенком, которые мне хотелось пропустить сквозь пальцы.
И губы у нее не такие мягкие и пухлые, а глаза не яркого оттенка сапфира.
— О, а вот и скупой британец! — с ходу приветствует она меня с австралийским акцентом. — Зачем явился во второй раз за день? Забыл предъявить купоны на скидку?
Провожу рукой по волосам, внезапно взволнованный тем, как сильно мне хочется увидеть ту незнакомку.
— Американка Реджи… Она еще здесь?
Официантка недовольно кривит губы и цокает языком.
— Она ушла минут десять назад. Наша смена закончилась. Я просто жду еду.
Проклятье! Подумываю попросить расписание смен Реджи, но быстро понимаю, как ужасно стремно это прозвучит. Может, если я приду завтра, будет не так неловко.
Как бы то ни было, вопрос с чаевыми стоит решить прямо сейчас. Недодав ей три евро, я поступил некрасиво — я посчитал в уме и понял, что мне не хватит денег для оплаты наличными, даже не глядя на счет. Достав из кармана бумажник, вынимаю двадцать евро и передаю их австралийке.
— Это что?
— Всего лишь чаевые.
— Ладно, поверим, — ухмыляется австралийка, пряча деньги в карман черного фартука. — Ты всегда так некрасиво поступаешь с обслуживающим персоналом?
— Только когда начинает штормить европейскую фондовую биржу.
— Уважительная причина, дружок.
Мы оба замолкаем. Она что-то обдумывает, покусывая нижнюю губу, а потом указывает подбородком на парк через дорогу.
— Знаешь, после смены она любит выпить в парке, параллельно лопая «лактейд» и поедая камамбер, который не переваривает.
— На улице чертовски холодно.
Австралийка пожимает плечами.
— Ну, она из Миннесоты, поэтому холода не боится. Судя по ее рассказам, там холоднее, чем на вершине Эвереста зимой. Для нее это наверняка как благодатный весенний денек. В общем, ты можешь застать ее, если…
Не дожидаясь, пока она договорит, я выбегаю из кафе.
И, хвала небесам, вскоре нахожу Реджи в парке. Одетая в широкую парку, шерстяную шапку, шарф и перчатки, она лежит на покрывале в красно-белую клетку рядом с празднично украшенным деревом, потягивает прямо из упаковки вино и, пока от ее дыхания образуются ленивые белые облачка, покачивает головой в айрподсах, из которых доносится музыка. Я узнаю «Pictures of You» группы «The Cure». И это моментально возносит Реджи от простого любовного интереса до божества.
Я приседаю рядом на корточки, глядя, как она покачивает головой с закрытыми глазами. Когда она их распахивает, нащупывая на покрывале очередной кусочек сыра, из ее рта вырывается возглас. С опозданием понимаю, что нахожусь всего в паре сантиметров от ее лица.
— Какого черта! Го? Это ты?
— Что, прости? — Я моргаю.
— Тебя зовут Го. — Она вынимает из ушей айрподсы и бросает их на покрывало.
Я нахожусь за невидимой границей — за краем покрывала — на темной траве, от которой слегка пахнет дождем, землей и собачьей мочой. В голове мимолетно мелькает вопрос, какая доля этого запаха исходит от парка, а какая от ее ноги.
— Я Гораций, — поправляю я. — А ты — Реджи.
Не знаю, зачем я ей это говорю. Уверен, она отлично знает, как ее зовут.
— Реджина. — Она пренебрежительно машет рукой, словно признаваясь в постыдном грехе. — Но все зовут меня Реджи.
— Извини, что убежал, не оставив чаевых, Реджи. — Всматриваюсь в ее лицо в надежде найти там такое же дикое обаяние и детское озорство, которое заметил в ней во время своих неудачных свиданий. Каждый раз, когда наши взгляды встречались, она иронично выгибала бровь, как бы говоря: «Серьезно, это и есть твоя жизнь?» На что мне хотелось ответить: «Нет, даже близко».
Но пока ее лицо выглядит серьезным, без лишних эмоций. Она насторожена. Но ее можно понять, ведь я помчался за ней, как дикарь.
— У меня возникло неотложное дело на работе, но вот, держи. — Протягиваю ей двадцать евро, ведь объяснять, что оставил чаевые ее австралийской приятельнице как-то неловко и столь же по-джентельменски, как не уступить пожилому место в метро.
— Как… — она берет банкноту, растеряно глядя на нее, — романтично?
— Я умею быть романтичным, — уверяю ее.
— У тебя точно море опыта, — бормочет она.
Думаю, я это заслужил.
— Позволь угостить тебя бокалом вина, — предлагаю я, сверкнув извиняющийся улыбкой. Похоже, на любовном фронте у меня намечается улучшение. Двухнедельный роман с шикарной американкой — не самое страшное, что может случиться со мной до отъезда в Лондон. К тому же я смело смогу сообщить Юджи, что честно пытался наладить свою личную жизнь.
— Серьезно? — Реджи задумчиво постукивает себя по подбородку. — Твое увлечение свиданиями уже напоминает зависимость. Это будет твое третье свидание за сегодняшний день, если я соглашусь. — Слово «свидание» она заключает в воздушные кавычки. — Не слишком ли дорогая привычка? Азартные игры и то кажутся менее затратными.
У меня вырывается смешок. Скорее даже фырканье, и я качаю головой.
— У меня нет зависимости от свиданий.
— Значит, ты мазохист? — интересуется Реджи.
Снова качаю головой.
— Обычно я не хожу на свидания.
— Все, я тебя раскусила. Ты сутенер. — Ее глаза округляются. Они сверкают, как редкие бриллианты — голубые с золотистыми крапинками, словно небо, окрашенное закатом, когда перед наступлением ночи на нем появляются звезды.
Господи! Она превращает тебя в размазню, а ведь ты еще даже с ней не переспал.
Стоп.
Сутенер?!
— Ты сейчас назвала меня сутенером?
От долгого сидения на корточках у меня уже горят икры, но сдаваться — не вариант. Реджи кивает.
— А почему еще у тебя имеется пейджер, и ты встречаешься с красивыми девушками, носишь костюм и разбрасываешься наличкой? — парирует она, вздернув бровь.
— Потому что я бизнесмен, — невозмутимо отвечаю я, — который был вынужден пойти на свидание, чтобы успокоить свою деспотичную младшую сестру.
— Оу. — Она склоняет голову набок. — Похоже, я поспешила с выводами.
— Юджи попросила на день рождения подарок — чтобы сегодня я постарался познакомиться с женщиной. По ее словам, именно сегодня я должен встретить любовь всей своей жизни.
— Тогда чего же ты болтаешь со мной? Тебе лучше продолжить поиски, потому что те два свидания почили преждевременной смертью, — произносит она так серьезно, что я не знаю, рассмеяться мне или обидеться.
Поняв, что я обречен сидеть на корточках до конца тысячелетия, если так захочет Реджи, принимаю рискованное решение — устраиваюсь на краю ее покрывала. Она наблюдает за мной, ее симпатичный ротик протестующе приоткрывается, но — о чудо! — моя нимфа не возражает.
— Учишься этот семестр в Париже по обмену? — выдвигаю я предположение.
Она пожимает плечами.
— Типа того.
— По-моему, на этот вопрос точно можно ответить «да» или «нет».
— Тогда «нет», но все думают, что «да». Поэтому «типа того».
Интересно. Я собираю картину ее жизненных обстоятельств, ее самой, пазл за пазлом, неуклюже склеивая их и желая еще.
— Сбежала от семьи?
— Не-а.
— От парня-абьюзера?
Она закатывает глаза.
— Я тебя умоляю.
