И ещё:
— Мерлин, Гарри, я… — споткнувшись, она наконец уронила первую слезу.
Он грустно улыбнулся, высвободил пальцы из её руки и крепко обнял за плечи, притянув к себе. Они вновь делили боль на двоих.
Это случилось в июле.
Все завтракали в доме Уизли с тяжёлым молчанием. Место Фреда было свободным, то и дело кто-то из семьи поглядывал туда и сжимал зубы, отворачиваясь. Гарри стоял облокотившись о плиту и пил кофе, когда сверху спустилась Джинни. Все ощущали напряжение между ними уже больше недели, но никто ничего не говорил.
Когда Джинни появилась в проёме двери, Гермиона всё поняла. В ту секунду, глядя в глаза подруги, которая одной рукой потирала предплечье и виновато смотрела на Гарри, Грейнджер всё осознала. Так же, как и все сидящие за столом.
Вот он. Конец.
Она остановилась напротив Гарри и склонила голову. Он, вытянув руку, обхватил её предплечье и немного приподнял, чтобы прочесть буквы, вытесанные на гладкой коже. Игра, в которую они сыграли несколько лет назад, начала своё действие. Губительное или спасительное для многих — зависит от того, под каким ракурсом посмотреть.
Гарри улыбнулся, притянул Джинни к себе и обнял. Кухню накрыло рыдание и слова Джинни:
— Прости…
Гермиона помнила, как семья начала покидать кухню, оставляя их наедине. Помнила, как Молли вытирала слёзы. Видела, как Рон, взглянувший на неё, покачал головой. Всё это осталось в памяти; даже то, что сказал Гарри Джинни в последний момент:
— Всё будет хорошо, — шептал он. — Всё будет хорошо…
После, когда Гермиона была с Джинни, та говорила, что если бы не эта чёртова война, если бы не смерти, которые ворвались в их жизни, то, возможно, всё было бы по-другому. Возможно, чувства между ними не пропали бы. Возможно, на её руке красовались бы слова Гарри. Но всё сложилось так, как должно было сложиться. Они остались друзьями и самой настоящей семьёй друг для друга. И эти буквы на её коже просто-напросто подсказали верный безболезненный путь. Оборвали то, что могло стать ошибкой.
Грейнджер помнила, как Джинни пыталась справиться с ситуацией. Говорила, что эти слова можно проигнорировать. Говорила, что они пропадут, но в то же время её речь была неуверенной, словно она пыталась загладить свою вину. Гарри уверял её, что так будет лучше, что так должно было быть. Просто всё у них сложилось иначе. Сложилось, что Гарри не говорил по-французски, и не его слова были на её предплечье.
В августе Флер и Билл пригласили семью Уизли во Францию, погостить у семьи Делакур. Посмотреть Париж, перевести дух. Так и случилось — Гарри и Гермиона несколько дней назад проводили их в путешествие. И почему-то Гермиона осознала, что Джинни больше не вернётся. Не вернётся туда, где всё напоминало о войне. Господи, у неё кости в теле стыли, когда думала о том, что ничего не будет прежним. Оставалось научиться жить с этим.
Жить дальше. Гарри без Джинни, а Гермионе — без Рона…
— Пообещай мне, — начал Гарри, вырывая её из липких мыслей, — что этот год будет хорошим. Давай постараемся?
Она смотрела на то, как его сильно дрожащая рука поправляла ворот рубашки. Гермиона сглотнула и растянула губы в улыбке, выдавливая из себя самую отчаянную ложь в её жизни:
— Конечно, давай постараемся…
***
На вокзале в Хогсмиде, когда Гарри помогал Гермионе выйти из вагона, ребят окликнуло хриплое приветствие.
— Я уж было подумал, что вы не приедете.
Гарри резко обернулся и засмеялся, зашагав навстречу мужчине.
— Аберфорт!
Они пожали друг другу руки. Гермиона обошла друга и приобняла Дамблдора.
— С завтрашнего дня никаких имён! — грозно, но слишком фальшиво произнёс старик. — Минерва мне все мозги съела про профессиональную этику.
Грейнджер, засмеявшись, сделала шаг назад и прочистила горло.
— Прошу прощения, профессор Дамблдор.
Мужчина сощурился, смакуя услышанное, и наконец добавил:
— Мерлин! Это звучит ещё ужаснее…
Пока они шли в Хогсмид, обсуждая мелочи и новое назначение Дамблдора на должность профессора по защите от тёмных искусств, Гермионе на секунду, всего на единственную секунду, стало легче. Она вдохнула влажный воздух полной грудью и мысленно заставила себя расслабиться.
Последний день лета, последний день перед началом учебного года, в котором она должна постараться всё наладить и научиться жить дальше.
В «Кабаньей голове» было людно. Гермиона сильнее натянула капюшон мантии на лицо, то же самое сделал и Гарри, пока они шли через трактир к кухне. Там работали пара эльфов в аккуратных маленьких костюмчиках. Увидев хозяина, они сразу же заулыбались, поприветствовав его и гостей.
— Работайте, работайте, мы будем у меня, — Аберфорт раздал указания и открыл дверь, пропуская Гарри и Гермиону внутрь комнаты.
Здесь всё так же, как она помнила, когда они вернулись в Хогсмид после поисков крестражей. Даже напольная лампа, стоящая на двух ножках, всё так же кренилась вбок. Гермиона скинула с себя мантию и присела на край дивана, пока Гарри пытался достать из дорожной сумки подарок, приготовленный для Дамблдора.
— Записная книжка? — удивился старик, когда распаковал подарочную обёртку. — Но зачем она мне? Ну… спасибо, Гарри.
Гермиона заулыбалась. Она предупреждала друга, что Аберфорт не поймёт смысла подаренного.
— Ты уже запомнил имена учеников? — спросил Поттер. — Список, который тебе дала Макгонагалл?
Мужчина нахмурился и через секунду приподнял брови, похлопав большой ладонью по корешку книжки.
— Ах, вот оно что! — хрипло засмеялся он. — Надо же, запомнил, что моя память на имена всегда подводит? Так и запишу, — он раскрыл книжку и достал из внутреннего кармана пиджака ручку. — Мистеру Поттеру назначить отработку на две неде…
— Аберфорт! — возмутился Поттер, но не сдержал смеха.
Она по привычке мазнула взглядом в сторону, надеясь увидеть рядом Рона, который, запрокинув голову, смеётся до слёз из глаз. Но рядом было пусто. Точно так же, как у неё внутри. Гермиона не слушала рассказы Дамблдора, не слышала и то, как в комнату вошёл домовик, неся поднос с напитками. Она всё так же смотрела на то место, где должен был сидеть Рон…
Голова стала тяжёлой. Ей казалось, что шея вот-вот разломится к чертям. Болело где-то в затылке, и эта пульсация словно создавала шум в сознании. Словно создавала помехи, не позволяющие воспринимать происходящее вокруг. Она посмотрела вниз, на то, как до крови содрала кожу на пальцах. И будто бы этого было недостаточно, ковыряла вновь и вновь, поддевая ногтем сухую кожу.
Господи.
К этому нельзя привыкнуть. Нельзя вот так привыкнуть к тому, что у тебя выдрали огромный кусок жизни и оставили ни с чем; без каких-либо подсказок о том, как это всё наладить.
— Гермиона? — Гарри подошёл к ней, заглядывая в лицо. — У тебя кровь…
Смутившись, она спрятала пальцы в кулак и выдавила улыбку.
— Я увлеклась, прошу прощения.
— Нет. У тебя кровь, — он достал платок и протянул ей. И только тогда Гермиона ощутила на губах горячую влагу, которая медленно ползла к подбородку.
Она вскочила и прошагала в ванную, вновь игнорируя всё вокруг. Закрыв за собой дверь, прижалась к ней головой и зажмурилась, так сильно, чтобы в глазах появились искры. Чтобы в голове перестало шуметь.
«Я поеду во Францию с семьей…»
Голодная головная боль накрывала её как цунами. Била волнами сбоку, внутри, по диагонали. Била и била, без права на защиту. Страдай, Гермиона, лакай эту боль…
«Езжай, я не против, Рон… Наверное, так даже лучше».
Наученная опытом, она знала, что никто, кроме неё самой, не поможет со всем справиться. Никакие слова «всё будет хорошо», никакие убеждения, только она сама. Своими силами и зубами будет выгрызать путь вперёд, пусть даже стреляют в неё непростительным — справится.
«Ты справишься, Гермиона?»
— Я справлюсь, Рон… — шепнула она в изгиб локтя, зарываясь в него лицом, пачкая мантию кровью. Пусть.
