Потому что из-за маминой спины выглядывают испуганные лица папы, Сириуса и Ремуса.
Какое-то неземное облегчение от того, что это был лишь сон, накрывает меня с головой, и я, так ничего и не ответив, просто утыкаюсь лицом в мамино плечо, крепко сжимая её в своих объятиях. Она бормочет над моим ухом что-то абсолютно бессвязное, но успокаивающее.
- Всё в порядке, Гарри? - слышу я голос Сириуса.
Подняв голову, я обвожу троих мужчин взглядом, и вдруг позади всех замечаю прислонившегося к дверному косяку Снейпа, скрестившего руки на груди в своей излюбленной манере. С такого расстояния, да ещё и без очков я не могу рассмотреть выражения его лица.
С лёгким вздохом утвердительно киваю в ответ на папин вопрос.
Все тоже облегчённо вздыхают, и только мама ещё раза три переспрашивает, точно ли всё хорошо. Убедившись, она вместе со всеми покидает мою спальню.
Мягко опустившись на спину, провожу ладонью по простыни и обнаруживаю, что она абсолютно сырая от пота. Нет, так дело не пойдет.
Опускаю ноги на пол и осторожно встаю. Чувствую, как меня слегка пошатывает.
Нацепив очки на переносицу, я подхожу к бельевому шкафу и выуживаю оттуда чистую глаженую простынь. Заново перестилаю постель, стараясь не скрипеть половицами, как вдруг чуть не подпрыгиваю от хоть и не громкого, но неожиданного стука в окно.
- Букля… - белая полярная сова сидит на подоконнике и постукивает клювом по стеклу.
Я впускаю сову и только сейчас обнаруживаю, что к лапке птицы привязано письмо. Ах да, я же писал друзьям на днях. Должно быть, они ответили.
Осторожно отвязав почту и напоив Буклю, теперь довольно ухающую где-то сверху шкафа, я присаживаюсь на край кровати и, включив ночник, разворачиваю письмо.
Аккуратный каллиграфичный почерк Гермионы нельзя спутать ни с чьим другим. Подруга очень подробно и в богатых красках описывает её весёлое времяпровождение в гостях у семейства Уизли. Конечно, Гермиона не удержалась от того, чтобы напомнить мне о той толстенной книге о зельях, которую она однажды приобрела в магазине на Косом Переулке и торжественно вручила мне, чтобы я «наконец стал разбираться в этой столь тонкой и весьма занимательной науке». В тот момент она мне так ясно напомнила Снейпа с его фанатичным увлечением зельеварением. Хотя нет, «фанатично» - это громко сказано. Он просто любит свою работу. Наверно больше жизни. Но Снейп - не фанатик. Я вряд ли когда-либо смогу увидеть его в подобном приступе слепой любви к зельям, как когда-то наблюдал профессора Трелони с её одержимостью Прорицанием. Нет уж, увольте, Северус Снейп с одуревшим взглядом и мечтательными нотками в голосе - это будет слишком…низко для него. Этому человеку не надо выказывать свою любовь к науке, она и так понятна всем и каждому, кто хоть чуть с ним общался, ну или как минимум бывал на его уроках. К тому же интересы Снейпа весьма разнообразны, и с ним можно поговорить абсолютно на любую тему. Я понятия не имею, откуда этот человек столько всего знает, причём порой про такие тёмные и опасные вещи, что у меня мурашки по коже бегают.
У него всегда есть своя, замечу, особенная точка зрения. Порой даже непонятная мне, но, тем не менее, заслуживающая уважения. Потому что у Снейпа на всё найдётся объяснение. Абсолютно на всё. Однако, глядя на него, язык даже не повернётся сказать, что этот человек зазнайка, или что он хочет объять необъятное. Нет, он абсолютно не такой. Снаружи он твёрд, как сталь, почти всегда нелюдим, но если к нему найти подход, то откроется острый ум и просто неисчерпаемый кладезь знаний.
Я каким-то образом смог заглянуть за его маску. Ну, или может мне так только кажется. По крайней мере, ко мне он относится снисходительно и вполне не прочь поддержать беседу и ответить на интересующие меня вопросы. А это уже многого стоит.
Конечно, наши с ним столь сакраментальные беседы имеют место быть лишь на территории родительского дома, когда между нами стирается грань «учитель - ученик». В школе было немного по-другому. Он не выделяет меня из общей массы учеников, не даёт поблажек и уж тем более не начисляет баллов на мой факультет. Принципиально. Будто бы его Слизеринцы знают больший толк в приготовлении зелий, ага.
Я однажды деликатно поинтересовался о столь странном факте, на что он мне ответил: «Ещё не родился тот Гриффиндорец, который будет достоин хотя бы одного балла по зельеварению». Я брякнул что-то про Гермиону, в ответ на что он лишь снисходительно ухмыльнулся. Про себя я вообще промолчал. Мне как-то Защита от Тёмных Искусств более по душе, нежели зелья. В связи с этим я иногда надоедаю Ремусу, да так, что тот уже начинает отшучиваться со словами «Гарри, всё, на сегодня хватит нам Защиты!». Нравится она мне, что я могу поделать.
Я встряхиваю головой, удивлённо обнаруживая, что в процессе чтения погрузился в собственные мысли. Перечитав письмо ещё раз и, наконец-таки уловив суть написанного, аккуратно складываю его и прячу в ящик стола.
Спать вроде не хочется, поэтому, натянув штаны и футболку, я устраиваюсь на подоконнике и скольжу взглядом по пустынному пейзажу за окном. Наш дом последний на улице, поэтому из моей спальни открывается чудесный вид на широкое поле с кромкой леса почти у самого горизонта. Спорхнувшая со шкафа Букля с громким уханьем опускается рядом со мной на подоконник. Поглаживая белые пёрышки птицы, я и сам не замечаю, как погружаюсь в сон.
* * *
Просыпаюсь я от яркого света, бьющего прямо в глаза. Подслеповато щурясь, с удивлением обнаруживаю, что я так и заснул на подоконнике, и теперь озорное солнце играет яркими бликами на моих очках, заставляя раскрыть глаза. Букля уже спит в открытой клетке, спрятав голову под крылом, а снизу раздаются приглушённые звуки голосов и звон посуды.
Спустившись с подоконника, я почти немедленно чувствую, как затекли плечи и шея от сна в неудобном положении. И вообще такое чувство, что я всю ночь не спал, потому что ощущаю себя полностью разбитым и невыспавшимся. Всё эти дурацкие сны…
Осторожно спускаясь вниз по лестнице, я на ходу протираю стёклышки очков. В гостиной спиной ко мне сидят Сириус с отцом, и о чём-то оживлённо беседуют. Остановившись почти на середине лестницы, я перегибаюсь через перила и заглядываю на кухню. Мама суетится вокруг плиты, попутно левитируя ярко-оранжевые тарелки на стол, Ремус читает Ежедневный Пророк, изредка покачивая головой.
Моего появления никто не замечает, и я продолжаю висеть на перилах, наблюдая за всеми, как вдруг чуть не скатываюсь с оставшейся части ступенек от неожиданного звука низкого бархатного голоса, раздавшегося прямо над моим ухом.
- Поттер, ведь вам всего через полтора месяца стукнет 17 лет, а ведёте себя, как ребёнок.
