— Не наша порода.
И. Это хорошо.
— А была бы ваша?
— Была бы наша… Ты бы свою рыжую бабу выебал и морду ей начистил. Как наш с тобой папаша.
У меня на пол секунды становится мутно в глазах. Папаша, значит.
А Беркут, положив руку с пистолетом на стол, так, чтоб сразу стало ясно, выстрелит на любое движение, не предупреждая, впивается в меня своим жутким пустым взглядом и признается неожиданно:
— Я ненавижу его.
— В этом мы едины, отвечаю я и, скривив губы, отвожу взгляд от безумных глаз.
— Теперь я. Это знаю, кивает он.
Беркут нервничает, и эта чертова семейная история меня тоже вымораживает. Я давно все забыл, отпустил из своей жизни. Как раз после того, как перестал быть Беркутовым.
Призрак отца, твари, бросившего нас с матерью, порушившего все мои немногие светлые воспоминания о семье, никогда не возвращался больше.
И я не подозревал, насколько глубоко во мне сидит старший Беркут. Как много во мне отцовского.
Пока не встретился лицом к лицу с тем, в ком этого дерьма еще больше.
Странно. Вся эта ситуация похожа на какой-то сюрреализм, потому что по сюжету жанра меня должны были сразу грохнуть. Неужели Беркут настолько туп, что действительно будет со мной беседовать?
Не туп, а психически больной.
У него ничего не осталось, он пришел убить меня.
Нашла коса на камень. Он считал, что все так легко, что правитель мира. Но иногда можно нарваться на такие неприятности… На меня. Но и с неприятностями Беркут привык расправляться.
Он уже покойник, его грохнут очень скоро. Ему терять нечего. А вот мне есть что.
— Он избил ее, начинает говорить Беркут.
Новости, однако… Я думал, только моей матери перепало. Молчу, пусть продолжает.
— Мне было восемь лет. У меня на глазах. И ушел, продолжает Беркут, и я замечаю, что он так же, как и я кривит губы, так же ядовито ухмыляется. Эта одинаковость бьет больнее всего. Мы похожи. И не только внешне. Мы оба с ним жертвы нашего папаши. И его продолжения. Она протянула еще полгода. Инвалидом стала. Я с бабкой остался. Бабка все время мне говорила, что видела его с другой бабой, с коляской ходили. Я с детства знал, что он, мразь, убил мою мать, чтобы уйти спокойно к другой.
— Погоди, прерываю я его. Слова эти для меня морозом по коже, как полгода?! Твоя мать умерла, когда тебе было восемь лет?! Он же мать мою… Он избил ее и ушел к вам… Блядь.
— Перипетии жизни, скалится Беркут. В то время сложно было что-то о ком-то узнать. Сейчас все в сетке, все так легко, он щелкнул пальцами, по щелчку вся информация на человека. А тогда я рос со знанием того, что моя мать погибла от его рук, потому что какая-то Ольга Самойлова забрюхатела от него. Я ведь отца убить хотел, а его посадили. На тот момент я не знал, что засадил его твой дядька родной, избавил, так сказать, сестренку от хахаля. А ты знал, кстати? Смешная информация, да?
Очень, блядь. И вопросов к дядьке теперь вагонище.
— До тюрьмы я дотянуться не мог, продолжает Беркут, а вот до Оли Самойловой без проблем. Я даже встречи не искал. Учился себе на медицинском факультете, на трупах практиковался людей резать. В интернатуре наткнулся на пациентку, твою мать.
— Сука, доходит до меня, так. Это ты ее порезал?!
— Да, смеется он весело, и я понимаю, что. Это не просто неуравновешенный психопат, а маньяк с реальными психическим отклонениями. Я ее еще отравил, Но откачали. Жалко, так красиво все было. Я навис над ней и тихо прошептал в ухо: «Раз связалась с Беркутом, платить всю жизнь будешь».
Я молчу, стараюсь дышать. Ровнее, Игореш, ровнее… Спокойнее… Еще не время. Еще не время. Все будет.
Чувствую, как во мне что-то настолько дикое поднимается, чему объяснения никакого нет. И контроля тоже.
Папаша, ты как, счастлив там?
Я помню эту ситуацию, мать лежала в больнице, попала туда с аппендицитом, а потом были осложнения… Серьезные очень. Ее и в самом деле еле откачали.
Вот только ничего мне неизвестно про отравление. И про то, что. Это все не осложнения от операции были.
Мать после того случая кинула меня на дядьку и уехала за границу. Наверно, Это и в самом деле был для нее оптимальный вариант. Она там, где никто не достанет, а я под защитой дядьки. Ко мне не сунутся. Вот только моего мнения она не спросила. И не объяснила ничего. А я как раз на первый курс поступил и, можно сказать, остался без матери. Она, конечно, периодически приезжала, нарушая мою веселую студенческую жизнь и постоянно, словно наседка, курируя меня по телефону и лично, когда удавалось поймать. Но никогда не жила в России. Потом где-то на Лазурном берегу умудрилась подцепить московского депутата, и с тех пор мотается с ним туда-сюда.
Я ведь тогда думал, что она меня ради любовника кинула.
Вот как интересно разговор повернулся.
— А папаша сдох в тюрьме, говорю я своему сводному брату. Свои же пером и пырнули.
Вывожу. Знаю, что надо еще время тянуть, Но сил нет никаких.
— Потому что черти долго не живут, согласно кивает Беркут.
— Ты задержался, скалюсь я. Папаша не предупредил мою мать, что у него была жена и ребенок. И кто знает, может до нас с тобой у него были еще семьи.
— Нет, я проверял, спокойно отвечает Беркут. Но дело не в этом.
— А в чем?!
Вот реально, в чем???
Какого ты хрена прицепился ко мне, сука?
— В том, что ты… Ты отобрал у меня все. Я все потерял только потому, что ты существуешь. И, пока я охреневаю от нелогичного и тупого заявления, переводит взгляд на балконную дверь, за которой притаилась Ириска, хорошенькая девочка. Мне понравилась. Она умрет вместе с тобой.
Логика, блядь.
— Беркут… Тебе бы к специалистам обратиться… Ты же ебанутый. С чего такие выводы?
— С того, что если б не мамаша твоя, до которой я, кстати, доберусь еще, после тебя, то я бы жил в нормальной семье. И все было бы по-другому. Она, сука, увела его. Она заставила его избить мою мать! Она! И ты! Из-за тебя, гаденыша, уже сидевшего у нее в пузе!
Он начинает орать, пистолет дергается в руке, а я прикидываю траекторию броска. И нет, не получается так, чтоб хотя бы пятьдесят процентов успеха. А значит надо тянуть еще время.
Я вывел его из себя, может, Беркут совершит ошибку?
— Как ты нашел меня? нет ничего лучше, чем перебить настрой у неуравновешенного человека сменой темы разговора, переключить его.
— Так это, он неожиданно меняется в лице совсем, мрачнеет, бросает взгляд куда-то в стену, как будто там кто-то стоит. Анюта у твоей рыжей уроки шитья и вышивки берет. Увидел ее по видео-связи. Дочери ничего не сказал, Но собрался и приехал к тебе в гости. У меня ведь девочка, он завороженно смотрит в стену, ребенок.
Понятно, что ребенок. Но, видимо, для Беркута эта Анюта особенная.
Ира, бля-я-я!!! Вышла все-таки в интернет. Это же так легко узнать, откуда человек вещает.
— Вернулся на исходную позицию, братишка? он моргает и становится прежним Беркутом, наглым, дерзким и, сука, опасным. Надо же, а совсем недавно выглядел более человечным. Дочь смягчала, ты либо дебил, либо дважды дебил, что вернулся на квартиру, откуда мои ребята рыжую забрали.
Мысленно посылаю честно заработанное звание «дважды дебила» Кирсану.
И пропускаю рывок Беркута.
В последнюю секунду уклоняюсь от просвистевшего возле уха… скальпеля!
Бля!
Реально, как в фильмах!
Спецэффекты тупые. Режиссера на мыло.
Вскакиваю, роняя кресло, перекатываюсь, бьюсь плечом о столик. И все гадаю, почему не стреляет?
Судя по всему, разговоры закончились. И мое время тоже.
Но выстрела нет, после переката вскакиваю на ноги… И вижу, как Беркут, скалясь, отбрасывает пистолет в сторону.
Да ладно! Мы решили полностью следовать сюжету тупого кино?
Ну, с другой стороны, мне же лучше.
— Муай-тай? Ты ведь тоже… ласково спрашивает Беркут.
— Да, да, разминаю я плечи.
— У нас настоящая семья, он расстегивает рубаху и улыбается белоснежной улыбкой. Я тебя рядом с батей похороню.
