До этих пор.
Мона поднялась со стула и побежала в заднюю комнату. Она распахнула дверь и обнаружила... ничего. Ничего кроме картин, скульптур, коробок и принадлежностей. Мона перевезла медную кровать в свою квартиру. Теперь задняя комната была простым складом. Малкольма определенно тут не было. Она почти ожидала увидеть его в форме римского центуриона, готового перекинуть ее через седло своего коня и ускакать с ней в свой дом, где он сделает ее своей женой. Красивая фантазия, но всего лишь фантазия.
Кто-то сыграл с ней злую шутку. Мона закрыла за собой дверь.
- Если не против, я закрою двери, - сказала Габриэль, стоя в дверях кабинета.
- Да, спасибо, - ответила Мона.
- Снова будешь работать допоздна?
- Как всегда.
- Ты слишком много работаешь, - сказала Грабриэль. - Тебе стоит взять выходной. Ты же знаешь, что я могу присмотреть за «Красной» и за Ту-Ту. С тех пор как я сюда устроилась, ты не взяла ни одного выходного.
Мона улыбнулась. Габриэль была добра, и они хорошо ладили, но Мона так и не набралась смелости сказать своей очаровательной помощнице, что она каждый день приходит в "Красную" из-за Малькольма - потому что скучала по нему, потому что была уверена, что он еще не совсем закончил с ней. Как сказать такой рациональной и умной женщине, как Габриэль, что ты влюблена в мужчину, который, скорее всего, призрак? Конечно же, никак. Поэтому Мона держала секреты при себе.
- Я подумаю об этом, - сказала Мона. Возможно, она возьмет небольшой отпуск. Не может же она всю жизнь оставаться заложницей воспоминаний? - Хотя я даже не знаю, чем занять себя.
- Это ты узнаешь. - Габриэль повернулась, чтобы уйти. - Или нет.
- Что я должна узнать?
- Нет, я не буду закрывать. - Габриэль посмотрела на Мону через плечо. - Он все еще здесь.
Она прошептала последние слова, и Мона, прищурившись, посмотрела на свою помощницу. Габриэль поманила Мону пальцем, и та подошла к двери.
- Кто это? - Прошептала Габриэль. - Он здесь уже больше часа. - Мона заглянула в галерею. Перед портретом Малькольма стоял мужчина, одна рука на бедре, другая в кармане. - Он нравится Ту-Ту.
Черный кот сидел на полу у ног мужчины. Казалось, они оба смотрели на картину.
- Я не знаю, - ответила Мона.
- Он ужасно красив, - прошептала Габриэль.
Этого Мона не могла отрицать. Она поправила свою красную юбку и черную блузку.
- Ты можешь выйти через черный выход, - сказала Мона. - Я запру дверь, когда он уйдет.
Габриэль улыбнулась. Она расстегнула одну пуговицу на блузке Моны, обнажая кромку черного кружевного бюстгальтера.
- Поблагодаришь позже, - сказала Габриэль, прежде чем оставить Мону наедине с мужчиной в костюме.
Когда Габриэль ушла и в галерее никого не осталось, кроме нее, Ту-Ту и мужчины, Мона заставила себя выйти к нему. Она уже хотела было застегнуть пуговицу, но остановилась. Зачем переживать?
- Сэр? Мы закрываемся, - сказала она. Мужчина даже не обернулся, и не отреагировал на обращение к нему. У него были рыжевато-каштановые волосы, волнистые и взъерошенные, а его глаза очень темными... но безошибочно синими. Полуночно-синие. Худощавый, но широкоплечий, сильный нос и сильный подбородок, сильная челюсть, он был красив больше, чем любой мужчина имел право быть.
Он показался ей очень знакомым, но она никак не могла его вспомнить.
- Сэр?
- Мне нужно поговорить с владельцем этого заведения, - ответил мужчина с четким английским акцентом.
- Я Мона Сент-Джеймс. Я владелица галереи.
- Итак, мисс Сент-Джеймс, сколько вы хотите за картину?
- Она не продается, - ответила она.
- Все продается. Назовите свою цену, и я заплачу.
- Эта картина бесценна.
Он усмехнулся.
- Бесценна? Я отказываюсь верить, что она что-то значит для вас. Вы ведь даже не знаете, кто он, правда? К тому же, ваша табличка неверна.
- Не соглашусь, - ответила она. - Моя ассистентка очень тщательна в своих исследованиях. На картине четко обозначен 1938 год, и художник, несомненно, Энтони Девас.
- Это не то, что неправильно. Человек на картине - вот проблема. Он не "Неизвестный" Я уверен в этом, потому что знаю его.
- Вы знаете его?
- Его зовут Малкольм Артур Аугустус Фитцрой, тринадцатый граф Годвик.
Мона прикрыла рот рукой, чтобы не ахнуть. Неужели. Наконец-то. Она узнала его имя. Малкольм Артур Аугустус Фитцрой. Граф Годвик.
- Вы уверены?
- Я знаю это наверняка, - ответил мужчина.
- Откуда?
Он повернулся и посмотрел прямо на нее. От него веяло доминированием. Доминированием и властью. Мужчина привык действовать по-своему.
- Потому что меня зовут Спенсер Артур Малкольм Фитцрой, и я пятнадцатый граф Годвик. Этот "неизвестный" на вашей стене - мой дедушка.
- Малкольм - ваш дедушка?
- Да, был. Хотя он умер задолго до моего рождения. - Красивый мужчина нахмурился. - Вы сказали, что вас зовут Мона?
- Да, - ответила она. - Вы внук Малкольма. - Она понимала, что повторяется, но была слишком потрясена, чтобы молчать.
- Как вы наткнулись на эту картину? - спросил граф.
- Как вы узнали, что она у меня? - спросила она.
- Я спросил первый.
- Я не стану отвечать, пока вы не ответите, - сказала она.
- В «Сандей Таймс» была статья о пропавшей картине Пикассо, найденной в Америке. Картина с изображением женщины в красном и синем. Так же там была фотография интерьера «Красной» со знакомой картиной на заднем плане... картиной, которая когда-то висела в Вингторн-Холле, родовом доме моей семьи.
- Я нашла ее свернутой в столбике моей кровати, - ответила она.
- Латунная кровать. Старинная латунная кровать.
- Да, верно. Но как… - Нигде в прессе она не говорила, что кровать была латунной. Она лишь сказала: "старая кровать моей матери".
- Мой дед был последним из великих английских повес. О его сексуальном аппетите ходили легенды, а о его доблести и подавно. Он отказался жениться, остепениться, исполнить свой долг перед именем и семьей. Вместо этого он почти каждую ночь проводил в борделях со «своими любимыми шлюхами», как он их называл. Проститутки и искусство – все, на что он тратил свои деньги.
- Я могу придумать и худшие способы растратить свое состояние.
- Вряд ли впустую. Картины, которые он приобрел, спасли семейное состояние. Экономика после войны была в полном упадке. Но искусство - великое искусство - всегда ценилось. Только у Королевы сейчас денег больше, чем у нас.
- Тогда Малкольм был очень мудрым человеком. И я должна восхищаться любителем искусства.
- О, он действительно был любителем искусства. Он и его девушки ставили пьесы для других посетителей борделя. Они воссоздавали сцены с картин, и чем эротичнее, тем лучше. О его подвигах ходили легенды. Не так уж много графов участвовало в публичных оргиях.
- Как жаль, - ответила Мона. - Им стоило бы.
- Да, действительно жаль. Семья постоянно пыталась приструнить его. Как только они думали, что он остепенился, когда ему исполнилось сорок, он без памяти влюбился в восемнадцатилетнюю проститутку по имени Мона Блесси. Он осыпал ее подарками.
- Искусством, - добавила Мона.
- Верно, искусством. - Граф кивнул. - Эскизы - Дега среди них. Картины, включая найденного вами Пикассо. И даже его официальный портрет, который он сорвал со стены в Вингторне. В возрасте сорока одного года он наконец уступил мольбам матери и женился на девушке без титула и денег, которая смирилась бы с его распутством и не подняла бы слишком много шума. В тот самый день, когда он узнал, что она беременна, он бросил ее ради Моны. Жена графа - графиня. Мой довольно сквернословящий дедушка назвал Мону своей...
- Его шлюха, - ответила Мона.
- Именно. Откуда вы знаете?
- Вполне обоснованное предположение. Продолжайте.
- Когда отец Моны Блесси узнал, где они прячутся, он отправился в Шотландию и нашел моего дедушку в постели своей дочери. Он приказал моему деду вернуться к жене и не рожденному ребенку в Англию и отпустить его дочь. Мой дед отказался. И мужчина застрелил его.
