За целителем пришел священник — брат Антоний. Сатр редко в последнее время посещал церковь, но с Братом Антонием знаком был, тот частенько появлялся в мастерских — справлялся о здоровье работников как о телесном, так и о духовном. Был добр, уверенно говорил всегда и везде, умел слушать и, кажется, обладал даром исцелять.
Он попытался использовать свой дар, но только головой покачал, сказав, что он здесь бессилен и что будет ждать и надеяться, что Дебора придет в себя и сможет исповедаться, чтобы не забирать в Нирву свои земные грехи.
И три дня постоянно приходил проведать и Дебору, и Сатра, который эти дни неотлучно находился при матери. Он даже ел и пил урывками только то, что принесёт брат Антоний или кто из сердобольных прачек, с которыми работала Дебора.
А в конце третьего дня Дебора очнулась, очень обрадовалась, увидев Сатра, и, несмотря на все горе на ее лице, осветила комнату нежной и красивой улыбкой:
— Мальчик мой…
Почти сразу и брат Антоний появился.
Его появление обрадовало женщину не меньше, чем увидеть сына. Откуда взялись силы? Но она очень твердо попросила священника о том, что исповедаться она будет только своему сыну. В скирианстве это не возбранялось, порой даже приветствовалось, поэтому брат Антоний не стал препятствовать такой исповеди. Только проверил Сатра на знание нескольких необходимых для этого молитв, которые мальчишка, обладающий отменной памятью, знал наизусть без запинок. И оставил исповедальный четверной крест, чтобы не нарушать священный закон исповеди.
И ушел.
А Дебора собралась с духом. И…
Она начала с того, что сказала как на духу, что всегда ненавидела своего свекра и деда Сатра — Бана Торкса! Ненавидела, потому что именно он разорил и уничтожил Леков. Она не знала подоплеку конфликта (Сатр позже узнал, что конфликт разгорелся еще до рождения его матери, когда единственный раз в жизни Бан Торкс, по молодости, упустил выгодное предложение, потому что его перехватил на тот момент более удачливый Арк Леко), но от этого ей было не легче.
Впрочем, Бан Торкс предложил ей сделку — в обмен на замужество за Фуна он не станет полностью уничтожать ее семью. И он сдержал свое слово. Хотя чего держать слово-то? Если отец Деборы покончил с собой из-за долгов. А мать умерла чуть раньше мужа, не выдержав всей этой истории, сердце у нее было больное. Брат куда-то пропал. А остальные родственники — дядя, например, постарались убежать подальше, прекратив всякое общение, чтобы не попасть под горячую руку столь грозного врага.
То есть Дебора осталась совсем одна. Рождение Сатра и объявление его наследником немного примирило ее с Баном Торксом.
Но за натиру до смерти главы семейства Торксов они очень сильно поругались. Поводом послужило то, что Бан Торкс выставил на продажу родовой дом Леков в южном портовом городе Локии — Тропе. Северный Аркет немного остудил кровь Деборы, но в том разговоре, как и в ее последнем с Моном, южная кровь сыграла свою горячую роль, и Дебора кричала не меньше, чем ее родственники по мужу.
В сердцах уже у себя в квартире, в которой они на тот момент жили, она сорвала с себя амулет Власти, зарядив его на смерть свекра! Такое именно в сердцах и быстро и резко совершается. Потом приходит сожаление. Но в тот момент она просто закинула амулет куда-то в угол. Вроде запомнила, куда, но искать не стала.
Так прошло дня два, а на третий Бан Торкс сам пришел к Деборе мириться. Хорошо так поговорили, и после его ухода она бросилась в тот угол в поисках амулета Власти. Нашла его, но с удивлением обнаружила, что это не настоящий амулет! Но ведь на ней был истинный предмет, и она зарядила смертью настоящий артефакт!
Дебора бросилась к Бану Торксу; заклятье можно было снять и без амулета, но только при непосредственном контакте, но свекр уехал по делам, а куда — не сказал. А вернувшись, как всегда неожиданно, отправился сразу в Алхимический замок, где и произошел взрыв, унёсший его жизнь.
Она так и не поняла, как амулет превратился в фальшивку, но факт остается фактом: именно она была причастна к смерти Бана Торкса. И, видимо, этот грех не позволил им — ей, Фуну и Сатру — зажить нормальной жизнью после получения наследства.
Поэтому она стоически переносила все загулы мужа после смерти свекра. Только в последние дни перед смертью Фуна попыталась его остановить. Усовестить вряд ли, но хотя бы попытаться изменить его образ жизни. Но Торксы всегда были упрямы, и Фун не был исключением.
И тогда Дебора решилась на отчаянный шаг. Именно она убила Фуна! Обставив это так, что как будто он сам покончил с собой! Откуда силы взялись, она даже не представляла. А когда все закончилось, она несколько часов сидела рядом с повешенным телом в какой-то прострации. Ее, кстати, так и нашли. Но даже подумать никто не мог, что это сделала именно она!
Она понадеялась на золото, которое находилось у Хранителей, но оказалось, что и они бывают бесчестны. Но теперь уже поздно что-либо менять, теперь остается только жить тем, кто будет жить. И она попросила сына не возвращаться сюда после ее смерти. Здесь он больше не найдет ни приюта, ни успокоения, ни счастья. Она виновата перед ним, но если бы можно было что изменить, то она поменяла бы единственную вещь в своей жизни: никогда бы не стала выходить замуж за Фуна Торкса! Это не принесло ей счастье и не спасло ее семью, семью Леко, от разорения и от ранней смерти.
Потом они молчали, может, всего минут десять, а может, целую вечность, только руки их соединял исповедальный четверной крест, а глаза говорили о многом и ни о чем. Они просто смотрели друг на друга и молчали.
А по прошествии этого времени, мига, вечности Дебора сделала последний вздох, закрыла глаза и умерла. Спокойно, без напряжения и с улыбкой на устах.
Эта улыбка, кстати, вызвала напряжение у похоронных людей, пришедших подготовить тело Деборы в последний путь. Две женщины и один мужчина. Вот он и пытался эту улыбку убрать с ее лица, слишком неуместна она для мертвого человека. Впрочем, все и так было не совсем правильно. Смерть не красит, но Дебору смерть не изменила. Как будто заснула. Но эта улыбка…
Он пытался убрать эту улыбку, согнать с лица. Но не проходило и нескольких минут, как улыбка появлялась вновь! Это привело похоронных людей в замешательство, и они вызвали и целителя, и священника, чтобы они окончательно подтвердили смерть женщины. Они подтвердили, и вот тут улыбка как-то сама собой исчезла. Но Сатр мог поклясться, что перед огнем он проводил мать в последний путь до Огненного погоста, до печи, и эта улыбка возникла вновь на мгновение, и только огонь поглотил ее окончательно.
Еще три дня прощания Сатр так же неотлучно находился возле тела матери. Совсем неотлучно, он даже не помнил, ел ли он, ходил ли по нужде, вообще что-либо делал. Просто сидел. Вокруг чего-то происходило, кто-то приходил, уходил, слышался голос священника, поминальные молитвы, свечи то загорались, то кто-то менял огарки на новые длинные, пахнущие воском. А он, как и не здесь был, а где-то далеко-далеко.
Нет. Умирать он не собирался. Даже мысли не было о самоубийстве. Правда, мыслей, что делать дальше, тоже не было. Но он сдержал слово, данное матери. Он не вернулся к Торксам. Он проводил тело матери до Огненного погоста, а потом упросил служителей — он уже не помнил, но вроде три дня провел рядом с погостом в ожидании понедельника, — чтобы те выдали ему пепел от сгоревших тел. Ему было безразлично, что пепел был не только его матери. Главное было то, что там был пепел его матери!
А потом он куда-то шел, наконец-то он куда-то шел, а не сидел и ждал с урной, с прахом. Долго шел. А когда остановился, с удивлением обнаружил себя на руинах Алхимического замка!
Здесь никого не было, поэтому никто не мог остановить Сатра. А он уже понял, что ему следует делать дальше!
Но сначала он простился с матерью. Подошел к пологому берегу реки, открыл урну с прахом и рукой, забирая горсти пепла, рассыпал его над водой. Когда последняя щепоть оказалась в воде, вздохнул, перекрестился. Постоял немного и направился в сторону замка.
