Он засовывает палец в резинку моих трусиков, тянет их вниз, следует за пальцем носом. Вдыхает.
— У меня есть идея получше.
Я шлепаю его по плечу. Один из тех шлепков, которые превращаются в ласку.
— Уэст.
Что-то случилось. Я бы хотела надавить на него, но, по правде говоря, я боюсь этого делать, а он уже запустил руки в мои трусики. Его ладони большие и теплые, его дыхание дразнит, заставляя меня думать о его языке и о том, что мне никогда раньше не нравился оральный секс, но с Уэстом все по-другому.
С Уэстом, я чувствую, что мне это понравится.
— Вернись в постель, — приказывает он.
И я возвращаюсь.
И о Боже. Мне это нравится.
***
Позже раздается звонок в дверь.
На улице порывы стихли, но снег все еще падает. Я на диване Уэста, мой ноутбук греет мои бедра, мои мысли о романтической поэзии, греческих вазах, Монблане. Я смотрю на затылок Уэста, который сидит на полу у моего бедра, решая практические задачи для выпускного экзамена по физике. Я пытаюсь решить, может ли возвышенное на самом деле быть этим моментом. Это сияние в моем теле, моя симпатия к его ушам, то, как мои пальцы хотят покоиться на нем, когда я думаю о следующем абзаце, который собираюсь напечатать.
Звонок в дверь вообще не имеет никакого смысла. Не могу представить, зачем кому-то выходить на улицу в такую погоду или по какой причине человек, не являющийся Уэстом или мной, может быть здесь.
Однако он почти сразу же встает, достает из кармана телефон, проверяет смс или электронную почту.
О, точно, он дилер.
— Ты кого-то ждешь?
Пекарня была загружена прошлой ночью, многие студенты хотели убедиться, что у них достаточно припасов, чтобы оставаться под кайфом в течение месяца, когда они будут устраивать вечеринки со своими старыми друзьями из старшей школы.
— Нет.
Он идет к двери, открывает ее и загораживает мне вид на пожарную лестницу. Он живет на втором этаже, в квартире над магазином, где продаются подарки и женская одежда. Площадка снаружи маленькая, и с дивана открывается лучший вид на дверь, чем из моего закутка в булочной. Я вижу две фигуры за Уэстом.
Не знаю точно, почему я встаю. Наверное, потому что не хочу чувствовать себя сегодня отдельно от него. Потому что я все меньше хочу отводить глаза от вещей, которые вызывают у меня дискомфорт, и просто делать вид, что их не происходит.
Это прозвучит странно, но это немного связано и с пенисом Уэста. Что я имею в виду: Я боялась трогать его там без четких указаний. Боялась, что у меня ничего не получится, или я все испорчу. Но посмотрите, как хорошо все получилось, когда я это сделала, правда?
Я боюсь этой части его сущности больше, чем боялась прикоснуться к нему. Этот Уэст, который нарушает правила, которого могут арестовать или отправить в тюрьму... Я даже не знаю, почему он это делает. Только ради денег? Потому что ему так хочется? Потому что хочет доказать, что не боится?
А может быть, он делает это, потому что ему это нравится. У него есть опыт, который я не разделяю — слова, которых я не знаю, тайны семян и смолы, веса и стоимости. У него есть голос, который он использует, когда ведет дела. Но думаю, именно поэтому я попросила его достать мне дурь, когда он пришел ко мне домой. Потому что я хочу знать все его части. Даже те, которые меня пугают.
В любом случае, я не разбираюсь во всем этом сознательно. Я просто пригибаюсь под его рукой, улыбаюсь, касаюсь его, претендуя на этот вечер и эту часть его жизни, на него, на все.
И тут я замираю, улыбка сходит с моего лица.
В дверях стоит Джош и разговаривает с Уэстом. А позади него, прислонившись к перилам, закутанный в зимнее пальто, шапку и шарф, который я подарила ему на прошлое Рождество, стоит Нейт.
Он выглядит так же потрясенным, увидев меня здесь, как и я его. Его брови сходятся вместе, рот сжимается и белеет по краям — боль, а затем так же быстро она исчезает, и он пытается — и безуспешно пытается — выглядеть безразличным.
Разговор замирает.
— Привет, ребята, — говорю я бодро. Не знаю, как еще можно это разыграть. Кто-то должен сгладить эту неловкость, и думаю, что это должна быть я. — Получили что-нибудь, чтобы передохнуть?
— Они ничего не получат, — тон Уэста едкий. Он смотрит на Джоша. — Какую часть из «Сначала напиши мне» и «Не появляйся там, где я живу» тебе было так трудно понять?
Джош вызывающе поднимает подбородок.
— Мы просто подумали об этом, когда проезжали мимо. Я подумал, что ты можешь быть здесь, так как скоро выпускные экзамены.
Уэст качает головой.
— Я говорил тебе, как это работает.
— Да, но...
— Я устанавливаю условия, — отрывисто говорит он, — не ты.
— Мы купим целую унцию, — говорит Нейт. Он прислонился к перилам, изображая расслабленность. Выражение его лица всецело благочестивое, и я узнаю в нем лицо, которое он делал, когда хотел, чтобы я сделала для него что-то, чего я не хотела.
Уэст никогда не смотрел на меня так.
— У меня было кое-что из того, что ты продал Маршаллу, — говорит Нейт. — Это хорошее дерьмо. Он сказал, что полсотни за пол унции.
— Я не буду тебе продавать.
— Я заплачу тебе четыреста, — в том, как Нейт это говорит, есть что-то коварное, словно он пытается выяснить цену Уэста, чтобы заплатить ее, а потом посмотреть на него свысока за то, что тот был настолько слаб, что позволил себя унизить.
Я немного поражена. Имею в виду, я видела его на полу после того, как Уэст ударил его. И не могу поверить, что у него хватает смелости находиться здесь, а тем более вести себя так высокомерно.
— Может быть, я не совсем ясно выражаюсь, — Уэст начинает злиться. — Я бы не продал тебе, сколько бы ты мне ни заплатил, — он жестом показывает на Джоша. — С тобой тоже покончено. Убирайся на хрен отсюда.
Челюсть Нейта сжимается.
— Ты мудак.
— А ты членосос.
— Разве это не больше по части Кэролайн?
У меня есть время зафиксировать, что эти слова делают с Уэстом — эта странная пульсация напряжения в нем, когда каждая часть его тела становится твердой и яростной, все сразу.
У меня есть время подумать: «Вот дерьмо».
Затем все происходит быстро. Уэст делает выпад вперед и одновременно толкает меня обратно в квартиру. Я обхватываю его за талию, пытаясь не дать ему ударить кого-нибудь или получить удар, не по моей вине, не сегодня.
— Держись подальше от этого, — говорит он и направляет меня к двери, но пожарная лестница скользкая, я теряю опору и ударяюсь виском о что-то твердое, от чего у меня появляются звезды, что я всегда считала фигурой речи. Нейт прижимается к перилам, Уэст на него, Джош толкает Уэста, кулак Уэста поднимается...
Я не думаю, что это вина Уэста, правда не думаю.
Но когда все закончилось, Уэст стоит на пожарной лестнице в мокрых носках, рассеянно потирая костяшки пальцев, а Нейт стоит на коленях у основания лестницы, зажимая ребра и сплевывая кровь.
— Думаю, тебе нужна скорая.
— Я могу идти.
— Держись от нее подальше.
— Она тебе не принадлежит.
— Тебе тоже не принадлежит, придурок. У тебя был шанс. Ты просрал его.
— Хотел бы я иметь ее подольше. Скучаю по этой сладкой попке. Или ты еще не трахал ее там?
— Вытащи его отсюда. Или я за себя не отвечаю.
— Пошли. Нейт. Пойдем.
— Ты пожалеешь.
Я сползаю по дверному косяку, трясу головой, моргаю.
Холодно.
Лучше бы я не подходила к двери.
Уэст стоит там, его лицо прямо напротив моего, его напряженность почти больше, чем я могу выдержать.
— Черт, Кэр, ты в порядке?
— Я в порядке.
Он поднимает меня на ноги, обнимает меня, закрывает дверь перед Нейтом и Джошем. Они там, на снегу, Нейт ковыляет, когда пытается идти, возможно, он ранен.
Это так уродливо. И все это, это уродство, из-за меня.
Я ненавижу это.
