Думаю, мне это должно нравиться. Я думаю обо всех фильмах, которые видела, где парень защищает свою женщину.
Но в этих фильмах девушка никогда не получает удар. Никто никогда не бежит в туалет, сгорбившись, и не выплескивает полупереваренный куриный суп в унитаз.
Очевидно, я делаю это неправильно. Я все делаю неправильно.
Слышу, как Уэст входит в комнату, но не понимаю, что он от меня хочет.
Когда я подошла к двери, еще даже не выглянув на пожарную лестницу, я обняла его, и он отпрянул от меня.
Мне было больно, когда он так поступил. Все, что было потом, только усилило боль.
Думаю, о подарке, который я ему подарила. Блестящий бант. Двести долларов в конверте.
За что, по его мнению, я ему платила?
Уродство — оно не только во мне. В нем тоже, и он не хочет, чтобы я об этом знала, но от этого оно не становится меньше.
Я влюбляюсь в парня, который продает наркотики, который бьет кулаками, когда злится, который знает мое тело лучше меня.
Я уже влюблена в него. В Уэста, который любит устанавливать правила и который не хочет, чтобы я передавала ему деньги в конверте после того, как возьму его член в руку и заставлю его кончить.
Не знаю, кто он, каково его прошлое. Я не могу знать, потому что он мне не скажет. Но его настоящее достаточно уродливо, чтобы я с ужасом и болью осознала собственную наивность.
Я дрожу, сжимаю холодный фарфор и плачу.
Уэст приседает рядом со мной.
— Позволь мне осмотреть твою голову.
Я позволяю ему. Несмотря на то, что мне плохо, я рыдаю больше из-за него, чем из-за себя. Несмотря на то, что я ненавижу себя.
Я свернулась калачиком на коленях Уэста на полу его ванной и позволила ему осмотреть мою голову, проверить меня на сотрясение мозга, обхватить меня руками и прислонить к стене, обнимая меня. Держа меня.
Что-то не так с нами обоими, но я не хочу, чтобы он когда-нибудь отпускал меня.
Глава 6
Зимние каникулы
Уэст
Моя мама неравнодушна к «Волшебнику страны Оз». Когда я был ребенком, она нашла занавески в бело-голубую клетку у Фреда Мейера и повесила их в трейлере, где все выглядело потрепанным. Прошло всего несколько месяцев после последнего исчезновения отца, а она все еще носила эти дешевые блестящие красные туфли, которые он ей подарил. Вы знаете, такие туфли с широким ремешком на носке и каблуком, похожим на ломтик сыра?
Она любила их. Носила их везде, даже несмотря на то, что постоянно выворачивала лодыжки. Однажды вечером она надела их, чтобы пойти выпить с папой, и вернулась через три дня в новой одежде, с татуировкой «Тото» на лодыжке и рюмкой с надписью: «Рено». Она подарила ее мне на память.
После того, как папа ушел, а мама потеряла работу, потому что он взял машину, и она не смогла найти надежный способ добраться до города, у нее была такая шутка, когда она щелкала каблуками этих туфель и говорила:
— Нет места лучше дома, нет места лучше дома.
Потом она оглядывала трейлер и хмурилась, как будто была разочарована.
— Все еще свалка, — говорила она.
Но она наклонялась ко мне, если я был рядом, ее плечо касалось моего, наши волосы соприкасались.
— По крайней мере, мы есть друг у друга, Уэсти.
Все ее шутки были такими, юмор за наш счет, плюс в том, что мы были командой. Семьей.
Нет места лучше дома.
Но ты не можешь вернуться домой снова, я научился этому в Патнеме. Дом меняется, пока тебя нет, и ты тоже меняешься, не замечая этого. Ты садишься в машину, наблюдая как силуэты мамы и младшей сестры становятся все меньше в зеркале заднего вида, и думаешь, что они все еще будут там в следующий раз, как если бы ты вышел за продуктами или работал на поле для гольфа, а затем возвращался к подъездной дорожке Бо, как никогда и не уезжал.
Это так не работает. Ты возвращаешься домой на самолете. Приземляешься в Портленде, добираешься автостопом до Кус-Бэй, идешь в школу, чтобы удивить свою сестру, когда она выйдет, а затем, когда группа детей с ней проходит мимо, ты даже не узнаешь ее.
Ты никогда раньше не видел ее одежды. У нее теперь проколоты уши. У нее другое лицо.
И хуже всего то, что она тоже тебя не узнает. Она проходит мимо. Тебе приходится поймать ее за рукав, произнести ее имя.
Я никогда не чувствовал себя более похожим на двух разных людей, чем в это Рождество.
Один из меня жил в Орегоне, с Фрэнки, мамой и Бо. Встревоженный, разочарованный, осторожный, но там, где мне и место.
Другой был с Кэролайн.
Я просыпаюсь от резкого стука в дверь квартиры.
Кэролайн уже улетела на самолете на Карибское море со своей семьей, так что я знаю, что это плохие новости.
Я ожидал плохих новостей с тех пор, как столкнул Нейта с лестницы два дня назад.
Он точно собирается мстить. Я унизил его. Дважды.
Она моя.
Вот о чем я думал, когда делал это. Мне все равно, что со мной случится — я не позволю никому говорить такое дерьмо о Кэролайн при ней, мне в лицо, на моем пороге.
Хуже всего то, что я знал, что она будет вмешиваться в мои приоритеты, морочить мне голову. Я знал, что она это сделает, и теперь, когда она это сделала, мне это нравится.
Это прекрасно. Я хочу, чтобы она переехала в мою квартиру, спала в моей постели, принимала душ с моим мылом, носила мои старые футболки повсюду. Я хочу вылизывать ее киску каждое утро перед завтраком, тереться о ее задницу, зарываться лицом между ее сиськами и кончать ей на бедро.
Я в двух шагах от того, чтобы превратиться в одного из тех парней, которые делают все, что говорит ему его женщина, и все время ухмыляются, как будто под кайфом от запаха киски.
Мне, бл*дь, конец из-за этой девчонки. Она владеет мной.
Вот почему, когда раздается стук в дверь, я почти радуюсь этому. Я сам себя терпеть не могу. Не могу вынести, что она ударилась головой, ушибла висок. Не могу вынести воспоминаний о том жалком, уродливом звуке, который она издала, когда ее вырвало в моей ванной.
После того, как она уснула, я написал Бо, сказав ему, что есть большая вероятность, что я окажусь за решеткой до того, как вернусь домой на Рождество.
Никого не впускай к себе без ордера, — написал он.
К тому времени, как я надеваю ботинки, стук перешел в грохот, но я не тороплюсь, поднимаю книгу, которую дала мне Кэролайн, с подушки, защипываю страницу и засовываю ее в свою спортивную сумку.
Это хорошая книга, и я не хочу, чтобы ее уничтожили.
За дверью двое: мускулистый парень с вьющимися светлыми волосами в черной форме полицейского управления Патнема и более худой, низкорослый чернокожий парень в красном поло Службы безопасности Колледжа Патнема.
— Вы Уэст Левитт? — спрашивает блондин.
— Да.
— Я офицер Джейсон Морроу из полиции Патнема, а это Кевин Йейтс из службы безопасности кампуса. Мы получили анонимное сообщение о том, что Вы занимаетесь незаконной продажей марихуаны. Нам нужно зайти и осмотреть все.
По тому, как он это говорит, я могу сказать, что обычно это работает. Они стучатся в двери студентов колледжа, всякий раз, когда есть серьезная жалоба. Они ведут себя вежливо и мило спрашивают, а другие студенты тут же сдают себя с потрохами.
У меня в квартире нет ничего, что они могли бы найти, потому что, несмотря на то, что думает Нейт, я не гребаный идиот. Количество травы, которое у меня на руках, само по себе является серьезным проступком за хранение, уголовным преступлением класса Д, если они смогут доказать, что я ее продаю. Что они, конечно, могут, потому что никто не мог бы так много курить и функционировать как нормальный человек. Но я храню ее в шкафчике в комнате отдыха, и я хожу туда два или три раза в неделю, бегаю по дорожке, поднимаю тяжести, принимаю душ, кладу в карман несколько упаковок, столько, сколько я знаю, что смогу продать.
