― Я не буду ее убивать.
Шейн впервые за все время шевелится, а я не двигаюсь и смотрю на отца.
― Я не пытаюсь превратить тебя в убийцу; я хочу, чтобы ты принимал решения, руководствуясь не сердцем, а головой, ― отец делает шаг ко мне.
Мне не нравится то, что он говорит. Не моргнув глазом, он разворачивается и, вытащив пистолет из кармана пиджака, делает два быстрых выстрела, и оба ― Сара и Уильям ― роняют головы на грудь. Из отверстий от пуль сочится кровь.
Сердце слишком быстро колотится в моей груди.
― Ты же не должен был убивать их обоих, ― теперь моя очередь двигаться. Я делаю шаг к отцу, в то время как он прячет пистолет обратно.
― Когда ты станешь главой клана, тогда будешь принимать решения, основываясь на том, что лучше для всех нас. Никогда не сомневайся. Ты даешь дюйм, они забирают милю, ― отец отступает от тел, уступая место Шейну. Тот отвязывает тело Уильяма, и оно тяжело заваливается на пол. Затем Шейн принимается за Сару.
― Уильям не должен был сегодня умереть. Но ты показал свою слабость перед ним, ― отец останавливается рядом со мной; Шейн развязывает тело Сары, позволяя ему упасть на пол.
― Помоги своему дяде похоронить тела.
Отец покидает комнату, а я стягиваю с себя пиджак. Шейн куда-то исчезает, оставляя меня смотреть вниз на два тела. Плоть и кости. И больше ничего. Если бы я не отказался убить Сару, Уильям был бы жив.
Помогаю Шейну завернуть тела, и мы выносим их из подвала через боковую дверь. Шейн грузит их в кузов белого фургона. Моя рубашка заляпана пятнами крови. Избежать всей этой крови не было никакой возможности.
― Поехали, ― Шейн садится за руль, а я, захлопнув дверь, оглядываюсь на дом, гадая, как много моя мать знает о подвале отца.
Мы не отъезжаем далеко. Шейн въезжает в лесной массив, который находится на нашей земле, насколько деревья позволяют проехать фургону, и, как только нам удается обнаружить почву порыхлее, мы принимаемся копать.
― Всем нам приходится делать что-то, чего мы не хотим, но важно помнить, что все это ради семьи, ― слова Шейна не приносят мне утешения, когда тело Сары опускается на дно могилы, которую мы только что вырыли.
Шейн вытаскивает тело Уильяма из фургона. Оно с громким стуком падает на землю, и меня передергивает. Шейн и бровью не ведет. Он легко подхватывает и тащит тело по земле, пинает его в могилу, прежде чем посмотреть на меня.
― Фундамент того, кто мы есть, запятнан кровью. И это нормально, ― он начинает работать лопатой, и я присоединяюсь к нему.
― Но, если крови слишком много, то деньги впитаются в нее полностью, и мы останемся ни с чем, ― я разгребаю глину быстрее, желая поскорее отсюда свалить.
― Джек, если ты станешь во главе клана, тебе нужно научиться отделять свои чувства от того, что делать необходимо.
Я прекращаю сыпать землю на тела.
― Сколько людей ты убил?
Шейн высоко приподнимает брови и наклоняет голову набок.
― Этот вопрос из той серии, что играют с твоим сердцем.
Он продолжает сгребать землю, и я хочу уличить его во лжи. Отец рассказывал мне, что Шейн был слабаком, он делал татуировку на руке в виде черной полоски за каждую отнятую жизнь.
― Я могу просто посчитать твои татуировки, ― предлагаю я.
Он подходит и толкает меня. Я ударяюсь спиной о дерево, но все еще сжимаю лопату.
― Я не в восторге от твоего назначения главой. Твое высокомерие приведет тебя к смерти, мой мальчик.
Я отталкиваю Шейна, и больше он ко мне не лезет.
― Должно быть, это деликатная тема, ― отвечаю я, не собираясь уступать. Черта с два я покажу ему слабость.
Шейн крутит кольцо на пальце, глядя на меня. Он словно пытается сдержать ярость, которую я замечаю в его глазах.
― Слишком много. Будь мудрым, Джек. Принимай мудрые решения, ― он возвращается к погребению тел, и заканчиваем мы уже в молчании.
Остановившись возле дома, Шейн не глушит двигатель, и, как только я вылезаю из машины, он тут же уезжает. После леса его настроение заметно испортилось.
Возвращаюсь в дом, рассчитывая на то, что отец меня дождался, но его нигде нет. Не спускаясь подвал, окликаю его на вершине лестницы; он не отвечает, так что я выхожу через боковую дверь.
Замираю, бросая взгляд на красно-белое полотенце, прикрывающее мамины сконы. Я не могу есть после того, что только что сделал. Я останавливаюсь у задней двери, вцепившись в ручку. Если я не поем сейчас, то вряд ли когда-нибудь смогу есть.
Не проявляй слабость, даже если никто не видит.
Слова отца преследуют меня, пока я подхожу к корзинке и убираю полотенце. Стоя возле стола, я запихиваю булочку в рот. Жую, не ощущая вкуса, но не схожу с места, пока не доедаю ее целиком. Только после этого я уезжаю.
ГЛАВА 26
МЕЙВ
Проторчав какое-то время на балконе, я успокаиваюсь. Как будто влажный туман, принесенный ветром с гор, гасит пламя внутри меня.
Захожу обратно, закрываюсь в гардеробной и торопливо переодеваюсь в штаны для йоги и объемный свитер. Причесываюсь, собираю волосы на макушке и забираю ноутбук с кровати. Лоулор так и сидит в дверях спальни, уткнувшись в телефон. Я устраиваюсь за столом, откуда мне не видно его отвратительную рожу, и включаю ноутбук.
Он новенький, так что у меня уходит добрых полчаса на его настройку. Я ввожу имя Джека и пароль, который он мне дал. Ноутбук подключается в Wi-Fi в доме. Затем мне удается быстро зарегистрироваться на мой онлайн-курс. С учебниками под рукой, я ныряю с головой в учебу.
Мне казалось, что сосредоточиться у меня не получится, но потихоньку я вникаю в содержание, и время пролетает незаметно, пока я корплю над уроками.
Лоулор раза три куда-то уходил, и каждый раз меня так и подмывало захлопнуть дверь, но приходилось сдерживаться. Нет никакого желания выслушивать еще больше угроз от него.
Когда он уходит в очередной раз, встаю со стула, чтобы размять ноги, и выхожу на террасу. Никак не могу привыкнуть к этому виду. Холмистая гряда, горы, солнце освещает только вершины, остальное оставляя в тени. Если бы я умела обращаться с фотоаппаратом, обязательно поснимала бы этот пейзаж.
Шум, раздавшийся за спиной, заставляет меня замереть. Я не услышала, как Лоулор поднялся по лестнице. Оборачиваюсь ― это не Лоулор, а Джек.
Он стоит в дверях, опустив руки. Я тут же опять замечаю пятна крови на его рубашке. Сердце бешено бьется от того, как он смотрит на меня. Он будто вкрученный не по резьбе винт, который будет невозможно открутить. Задерживаю дыхание, инстинкт самосохранения подсказывает мне стоять смирно и не делать резких движений.
Кровь. Я хочу спросить, откуда кровь.
Джек заходит в комнату, и мое сердце начинает новый ритм, такой быстрый, словно я в гоночном автомобиле, и мы вот-вот войдем в поворот. Успеем повернуть или опрокинемся?
Джек двигается в мою сторону и останавливается передо мной. Я часто дышу. Его глаза слишком широко распахнуты, как будто он увидел слишком много.
― Ты ранен? ― взглядом окидываю красные пятна на его белой рубашке. Я хочу протянуть руку и коснуться его, но этот мужчина внушает мне страх.
― Нет, это кровь женщины.
Меня охватывает ужас, а Джек продолжает наблюдать за мной.
― Ты кому-то помог? ― вопрос глупый.
― Нет, ― его улыбка будет вечно меня преследовать. В ней печать, гнев и столько жестокости.
Облизываю пересохшие губы и сглатываю. Я не хочу спрашивать. Не хочу знать.
― Ты ее ранил?
Джек обхватывает мое лицо ладонями, и, хоть его прикосновение нежное, оно заставляет меня всхлипнуть. Эти руки способны причинить столько вреда.
― Нет, ― его ответ заставляет меня проглотить второй всхлип. ― Но я и не помог ей.
Машинально тяну руки к его груди, и киваю, когда пальцы скользят по рубашке, обводя все еще влажные красные пятна. Он мне лжет. Торопливо расстегиваю пуговицы, и Джек отпускает мое лицо. Поника заставляет меня двигаться быстрее. Я не хочу, чтобы ему было больно. Джек не останавливает меня, когда я до конца расстегиваю рубашку и провожу ладонями по его загорелому животу. Это не его кровь.
