Глеба я замечаю сразу. Замечаю и офигеваю. Блядь, джек-пот какой-то! Здравствуй, гигантер. Я киваю ему, мы треплемся на отвлеченные темы, сканируя друг друга не хуже, чем рентген. Я демонстративно кручу ключи на пальце и вижу, как темнеют его глаза, чувствую, как тело наливается темной мощью желания.
– Пошли? – киваю я в сторону лестницы.
– Пошли, – широкая грудь гигантера вздымается мощными рваными вдохами.
Дверь номера закрывается тихо и аккуратно. Глеб растерянно проходится по комнате и, взъерошив короткий ежик, сообщает мне:
– Я первый раз вот так в сети нахожу… Словом, я не в курсе, как оно все делается. Поведаешь?
– Традиционно, – хмыкаю я, стягивая с себя тишку, – насколько это возможно в нашей ультрамариновой среде.
– Тебе нужно подготовиться?
– Я как пионЭр. Всегда готов, – стягиваю я уже джинсы и поэтому пыхчу. – Ну? – подгоняю опешившего «новобранца», – надеюсь, я у тебя не первый опыт?
– Нет.
– Зашибись. Иди ко мне.
Глеб, наконец, отмирает и в лучших армейских традициях разоблачается за пару секунд. Аккуратно пристроив свои брюки около моих небрежно брошенных, он осторожно вытягивается рядом.
– Страшно раздавить тебя, – признается он.
– Это я бояться должен, – ржу в ответ. – Секс онли защищенный, – выкладываю презервативы рядом с подушкой.
– Че-т мне так стремно. Непривычно. Давай я тебя хоть поглажу. Можно?
– Можно. И целовать можно, я же не хастлер.
Глеб, пользуясь моим согласием, начинает неторопливо изучать мое тело, я раскидываюсь на кровати, позволяя знакомиться с моими скромными килограммами. У нас впереди вся ночь, можно и не гнать лошадей, вернее, жеребца. Руки становятся увереннее, они уже не столько изучают, сколько вполне недвусмысленно ласкают. Я плавлюсь от желанной ласки и предвкушения. Обрисовывая небрежными движениями мощь нависающего надо мной тела, откровенно кайфую от щедрости природы. Глеб, вполне освоившись, подминает меня под себя. Я, чуть задохнувшись, стучу по спине:
– Эй, не переводи меня в режим 2D, трехмерный я лучше.
– Давай я тебя потяну немного?
– Угум, – я развожу ноги и ловлю его губы в затяжной поцелуй. В голове почти осязаемо отщелкивают все зажимы, отпускают желание разливаться жаркой волной по телу, концентрируясь в паху, нагнетая температуру страсти.
Пальцы Глеба неторопливо оглаживают мои ягодицы, с каждым движением приближаясь к анусу. Наконец они, описав колечко плотно сжатых мышц, ласкают его, нанося теплую густую смазку.
– Пусти, – шепчет он мне в губы.
– Велкам, - выгибает меня в желании навстречу. - Ох ты ж бля! - следом после вторжения пальца в заповедную зону. Нихуя се пальчики! Это только один? Когда к первому пальцу присоединяется второй, у меня уже, можно сказать, в наличии полноценный секс, потому как в общем объеме эти «пальчики» вполне соответствуют нормальному такому мужскому органу.
Откинув к черту любые принципы и ограничения, я, захлебываясь в стонах удовольствия, пытаюсь обвить ногами талию и насадиться еще глубже. Глеб, мешая тихий смех с поцелуями, пытается укоротить мое требовательное удовольствие.
– Подожди. Подожди. Я тебя точно порву или раздавлю.
– Бля… раздави, порви. Только давай уже.
Позже, разморенный и довольный, я расползаюсь на Глебе. Вредно дергая темные волоски на груди, прислушиваюсь к довольному шипению.
– Уймись, зараза. Дай передохнуть.
Я приподнимаюсь, уперев в его ребра острые локти, и сдуваю челку с глаз.
– Я бы съел что-нибудь.
Глеб соглашается:
– Если ты меня костями пытать не будешь, я закажу что-нибудь, хочешь?
– Пошли подышим. Тут через дорогу есть пиццерия, я хочу жирный бургер с колой, и фри, и… мамонта.
– Что это за еда? Вот и вырастаете потом такими, на одну ладонь положи, а другой…
Я вдавливаю локти посильнее в ребра и мстительно вопрошаю:
– Что потом?
– Потом погладь, – сдается гигантер.
– То-то же. Я, может, и мелкий, но ты на мне кончился.
– Я кончился? – Глеб подминает меня под себя и рывком разводит ноги.
– А покормить? – успеваю деловито поинтересоваться я.
– Слушаю! – рявкаю в трубку.
– Кхм… Александр Ахмедов?
– Компания ***, меня заинтересовало ваше резюме. Хотелось бы побеседовать с вами лично. Убедиться в том, что вы нам подходите, так сказать…
Я раздраженно сдуваю челку и борюсь с желанием послать собеседника. И только его голос заставляет меня продолжить разговор. Голос – мягкий, рокочущий, с легким грассированием – зацепил чем-то мой спинной мозг и переключил в животный режим инстинктов.
– Хорошо, я бы тоже хотел убедиться в том, что вы мне подходите, – на автомате огрызаюсь я, выплескивая накопившееся раздражение.
В трубке – изумленная пауза. Я жду, когда со мной вежливо попрощаются. И где-то вспыхивает сожаление. Интересно, какой он, обладатель этого голоса?
– Логично, – слышу я в ответ. – Завтра в девять утра вас устроит? Записывайте адрес…
Зря я пришел. Точно. Мнусь на пороге под намеренное игнорирование секретарши. Вот стерва, трещит по телефону, будто я прозрачный.
– Двери! – рявкает мне мегера. – Двери за собой закрыть же можно? – она даже не поднимает на меня взгляд.
Я, сжав зубы, удерживаю шедевр инвективной лексики и завожу руку за спину, пытаясь дотянуться до ручки двери. Странно… Пальцы натыкаются на что-то, по фактуре напоминающее ткань вместо ожидаемого дерева. Я, продолжая свою исследовательскую деятельность, стараюсь прощупать сей странный эффект.
– Кхм… – раздается над моим ухом.
Я поворачиваю голову и встречаюсь с совершенно обалдевшим взглядом. Опускаю глаза вниз и смотрю на то, что поймала моя рука вместо ручки. Моя рука лежит в районе паха обладателя ошалевшего взгляда, и я этот пах усердно... Епт! Краска моментально заливает меня с ног до головы. В этот момент секретарша выпархивает из-за стола, перерождаясь на лету из ведьмы в милое, почти ручное существо, и восторженно щебечет:
– Игорь Владимирович, а к вам тут на собеседование пришли.
– Александр Ахмедов, я полагаю? – интересуется у меня ощупанный Игорь Владимирович.
– Даааа, – жалобно выдавливаю из себя.
– Ну так как? Подходим мы вам? – совершенно пошло подмигивает мне... может быть, мой будущий шеф?
Лето. Запах раскаленного от жары асфальта. Почти невыносимый треск цикад, оккупировавших разросшуюся акацию. И я, загоревший до черноты, ловлю больших синих стрекоз. Нет ничего прекрасней этих стрекоз. Поймав и смяв крылья, я усаживаю их перед собой и любуюсь на неземные переливы инопланетных фасеточных глаз. Стрекоза, замерев на пару минут, дает рассмотреть стройное, покрытое яркими блестящими пластинками тело и потом, с тихим стрекотом распрямив крылья, уносится в синь неба легким вертолетиком. А я крадусь за следующей стрекозой по выгнутой горбом железной лесенке, забыв про шанс нехило навернуться сверху на раскаленный асфальт. Мда… суровое детство. Помните эти жуткие конструкции, сваренные из труб различной толщины, выкрашенные в защитно-полевой цвет и вмурованные в бетон?
