— Диана, — повторил голос, и его обладатель взял ее за плечи и начал трясти, возможно, сильнее, чем было необходимо. — Диана, Диана, остановись! Да прекрати же!
Запахло волком. Чистой шерстью и кровью. Белоснежка в стеклянном гробу, которую рвут на части волки…
Нет, это Красная Шапочка.
Пол.
На ладони, которую она прижимала к шее, отпечатались три ярких кровавых полосы. Она приложила руку к его лицу, сморщенному от сострадания. Он не собирался ее целовать, чтобы поцелуем разбудить и вернуть к жизни, впрочем, не собирался и пожирать, как волк. Жизнь не сказка. Просто она забыла — как забыла про птиц, сверчков и бессонницу, — что все эти вещи и составляют жизнь женщины среднего возраста.
Дочка с косичками, замечательный дом, красивый муж — все эти прекрасные вещи.
Но как она умудрилась забыть все остальное?
Долгие годы смотреть и не видеть, как мужчины, обходя под руку с женами магазины или прогуливаясь с детьми по зоопарку, пялятся на ножки молоденьких девиц.
Конечно, муж хочет бросить ее ради более молодой женщины. Как же она забыла?
Она заплакала, и глаза, наполнившись чистой соленой влагой, заблестели, как горный хрусталь или море на горизонте, а он стоял и прижимал ее к себе.
— Все хорошо, — повторял он.
Но почему же тогда она плачет?
О чем скорбит?
О юноше, который прижимается ртом к промежности девушки и ласкает ее языком?
Или об освещающем их солнце?
О своих мечтах, в которых главное место уже давно заняли чашки, шторы, мебель, бытовые приборы, дом и ремонт?
О золотых косах дочери?
О неотразимо прекрасных синих глазах мужа?
Или о лете и розах?
— Ну, довольно. — Он погладил ее по спине.
Но она не могла остановиться. Все еще пока было при ней: мини-вэн, грабли, сад, пластмассовый пони, волшебный дом, вместивший в себя ее одежду, вещи и мечты, — но всему этому приходил конец. Она чуяла его запах. Ее муж влюбился в молодую женщину… В девочку. Она знала, что так будет. Ей говорили.
Если он ради тебя бросил жену, то когда-нибудь и тебя бросит…
Ради кого?
Какой-то студентки?
А может, она еще моложе? Выпускница, только что со школьной скамьи? Или вообще старшеклассница? Девочка, которая шла с ним через площадь, — почти ребенок. Он угостит ее ирисками и горячим шоколадом, потому что в ее возрасте еще не любят кофе. Он случайно познакомился с ней, и она украла его у Дианы — так же, как сама Диана когда-то украла его у другой женщины, прельстив своей юностью.
В глазах у нее прояснилось. За плечом мужа она видела, как на белую обшивку дома оранжевыми и черными языками наползает тень от дерева. Она мигнула. Муж при ярком солнечном освещении выглядел старым, намного старше, чем она думала. Он выглядел как человек, который в паническом страхе перед приближающейся смертью решает бросить жену.
Он все еще слегка обнимал ее.
— Сегодня последний день учебы. — Она мягко отстранилась. — Я обещала отвезти Эмму с подружками в зоопарк. Мне надо принять душ.
Он кивнул и разжал руки.
Больше Диана ничего не сказала, и он не нашел в себе сил произнести слова, ради которых пришел. Она отправилась в душ, но горячая вода не помогла — холод прочно угнездился в ней и не желал таять. Когда она завернула кран, ее кожу покалывало, а в ванной витали облака пара, и она погрузилась в него, как в чужие мысли или чужое будущее. Завернувшись в белое полотенце, она взглянула в зеркало.
Оно совсем ничего не отражало, и ей пришлось рукой протереть на стекле круг.
В этом круге она увидела свое лицо.
Красное, но знакомое.
Из запотевшего серебра на нее смотрела семнадцатилетняя Диана.
Наступил сентябрь.
Утром первого дня учебы одна из подруг подвозила вторую на машине. По дороге через городок, который ярко светился под пурпурным бархатом утреннего неба, обе молчали. Давненько они не вставали в такую рань.
Школа Бриар-Хилла нисколько не изменилась. Все те же свежеокрашенные стены, все та же ровно подстриженная лужайка, сбегающая вниз по холму — видны даже следы от колес газонокосилки. Сияют чистотой оконные стекла, пока не заляпанные грязными руками. К стоянке подъезжали автомобили, из которых, озираясь, выбирались школьники в новехонькой одежде. Здесь все еще ощущалось призрачное присутствие прошлогодних выпускников: Аманды Гринберг, любившей сидеть на капоте отцовского БМВ; Марка Твичела, вечно плевавшего себе под ноги; Боба Блау с наманикюренными ногтями, небрежно прохаживавшегося в своем черном пальто, белокурой Сэнди Элсворт, подруливавшей в потрепанном «тандерберде» и напоследок затягивавшейся косячком… Но и дня не пройдет, как они исчезнут.
— Ой, смотри скорей, вон Нейт!
Они торопливо, но осторожно припарковались между джипом и черным «бьюиком».
— Да он голову побрил!
Девочки, разинув рты, уставились друг на друга и дружно расхохотались.
— Господи! Мне привиделось или у него серьга в нижней губе?
— Точно!
Они снова засмеялись. Стекло в машине было опущено, и Нейт, которого от них отделяла всего пара метров, повернул голову в их сторону. Колечко в губе вспыхнуло солнечным зайчиком. Девочки дружно, как по команде, замолчали и вежливо помахали ему руками.
Он улыбнулся в ответ обворожительно-зловещей улыбкой.
Королева мая.
Время как будто повернуло вспять, перенеся ее лет на сто назад. На голову довольно-таки ощутимо давила тиара, прочно и весьма болезненно пришпиленная к светлым волосам.
На ней было белое платье, то самое, которое всего несколько недель назад Диана помогала Морин выбирать в магазине вечерней одежды. Его не пришлось укорачивать, только немного ушить в груди. Длина была в самый раз.
Они ведь были одного роста.
— Нет, — покачала головой Диана. — Не просите…
Мать Морин обняла ее за плечи:
— Пожалуйста… Ради Морин. Я не могу хоронить дочь в бальном платье.
И Диана его надела.
Она помнила, как у мистера Макклеода дрожали руки, когда он помогал ей подняться на подиум, заваленный грудой роз — живых и искусственных, из папиросной бумаги. Часть из них они с Морин смастерили сами у нее дома, на кухонном столе. Остальное прислали в дар городские цветочники — в память о погибших и в честь выживших.
Лепестки трепетали на свежем ветерке.
Диана поднялась на возвышение, и все зрители ахнули.
— Ты — самая прекрасная королева мая за всю историю школы, — шепнул ей мистер Макклеод.
