Теперь в доме было намного тише, и под руками Реджины тело Эммы было острым, как кусок кремня. Она держала её как можно ближе к боку, не причиняя ей ещё больше боли.
— Спасибо, — сказала Эмма, когда они дошли до середины кухни. Она схватила ближайшую табуретку и, поморщившись, вскарабкалась на неё.
Реджина сделала шаг назад и оглядела её. Левый глаз Эммы был окружён тёмно-фиолетовым кольцом и был почти опухшим. Она собрала волосы в тугой хвостик на затылке, который, казалось, только преувеличивал её раны, и толстая трещина не её губе, выглядела так, будто была нарисована с помощью маркера.
Она подняла глаза и увидела Реджину, наблюдающую за ней.
— Что?
— Ничего, — ответила Реджина, прислонившись к столешнице. — Ты просто… выглядишь намного спокойнее, чем я ожидала.
Внутри желудок Эммы скручивался, как яма, полная змей, и её сердце ныло так, что причиняло даже больше боли, чем её синяки. Но Реджина была права: она чувствовала себя странно расслабленной. Она была напряжена и ждала, чтобы получит травму, каждый день в течение последнего года своей жизни, и теперь, наконец, почувствовала, что она снова может расслабиться.
— Да, — вздохнула она, смещаясь на месте и стараясь не морщиться. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. Я тоже думала, что буду переживать.
— Правда?
Эмма на мгновение задумалась.
— Да, — призналась она, заставляя себя улыбнуться. — Я чувствую, что это было… слишком просто, почти.
— Слишком просто? — нахмурилась Реджина. — Эмма, он мог убить тебя. Он преследовал тебя до восточного побережья и угрожал твоей жизни, моей и жизни Генри.
— Я знаю, — сказала Эмма, проводя руками по волосам. — Но его на самом деле арестовали, он сидит в какой-то камере, и всё произошло так быстро. Сегодня утром, до того, как он появился, я начала чувствовать, что, возможно, я свободна от него, и теперь я действительно могу быть. Просто… нужно многое переварить.
Реджина сглотнула. Она не хотела быть гонцом плохих новостей и знала, что Эмма, вероятно, и сама в курсе этого, но она всё равно должна была это сказать.
— Эмма. Ты знаешь, что он, вероятно, не признается в содеянном.
Эмма улыбнулась, и это выглядело болезненно.
— Да. Я знаю.
— И ты знаешь, что будет слушание, и тебе придётся давать показания, и…
— Реджина, — прервала её Эмма самым тихим голосом. — Мне всё это известно. Клянусь тебе, я не питаю иллюзий, что всё закончилось, и он больше никогда не сможет причинить мне боль. Но впервые в жизни он находится чуть дальше от меня, и я чувствую… облегчение. Наверное, это очень наивно с моей стороны, но…
— Нет, — сказала Реджина, подходя к столешнице. Она прислонилась к её краю и потянулась к Эмме, сжимая её руку между своими. — Это не наивно. Я рада, что ты всё ещё можешь так себя чувствовать.
Эмма улыбнулась ей.
— Только благодаря тебе.
— Мне?
— Да, — сказала Эмма. Она посмотрела вниз и поняла, что их пальцы переплелись вместе, но она не пыталась разлучить их. — Думаю, мы обе знаем, что если бы я не приехала сюда, чтобы найти тебя, если бы я просто сбежала в какой-нибудь другой случайный город и надеялась, что он никогда не выследит меня, а он заявился бы ко мне под дверь, я бы не смогла ему противостоять. Возможно, я даже не оставила бы его, в принципе… у меня никогда не было никакого намерения сделать это, пока ты не появилась в Бостоне и сразу же открыла мне глаза на всё это дерьмо, и сказала мне, не зная ни единой вещи обо мне, что я лучше, чем он. Ты вложила эту идею в мою голову, и с тех пор она росла. Каждый день, когда ты говорила мне, что я заслуживаю лучшего, я начинала верить тебе ещё больше.
Реджина почувствовала, как румянец гордости расцвёл на её щеках.
— Я просто рада, что смогла помочь.
Она не смотрела вверх, и Эмма воспользовалась возможностью, чтобы полностью изучить её лицо. Реджина была бледнее обычного и явно истощена, и всякий раз, когда она поджимала губы, Эмма видела, что она кусала их, вероятно, с того самого момента, как только они сели вместе в машину скорой помощи.
Эмма сжала её руку, и Реджина подняла глаза.
— Ты ведь понимаешь, что спасла мне жизнь?
Реджина закатила глаза.
— Перестань преувеличивать.
— Нет, — твёрдо сказала Эмма, не моргая, не отрываясь. Её глаза были пронзительными и неумолимыми, и как бы Реджина ни хотела отвести свой взгляд, она не могла. — Реджина, сегодня ты была как супергерой. Он бы убил меня, если бы тебя здесь не было… он бы не подумал дважды. Но ты остановила его и встала между нами и… Боже, ты могла сильно пострадать.
— Но я не пострадала, — сказала Реджина как можно мягче. — Я в порядке. Как обычно, пострадала ты.
— Потому что это была моя проблема, — пожала плечами Эмма. — Мне и получать. Ты не имела к этому никакого отношения, пока я не втянула тебя во всё это, и всё, чего я хотела, — это чтобы ты благополучно выбралась из этого, но ты просто… ты осталась ради меня. И всё, что ты сказала ему обо мне и о… — сделав паузу, она сглотнула. — Никто никогда так за меня не заступался, Реджина. Никто. И я так боялась за тебя, когда он появился здесь, и я знала, что не смогу приехать и забрать тебя с работы, а потом телефон продолжал звонить и звонить, и я знала, что ты задаёшься вопросом, где я, и почему ты вообще дала мне шанс. Я так боялась, что ты ворвёшься и пострадаешь, поэтому всё, чего я хотела, — это чтобы ты решила поехать в больницу и увидеться с Генри, в итоге, а не ввязываться во всё это. Но ты не сделала этого, и ты рисковала своей жизнью ради меня, и ты спасла меня. Я не знаю, как смогу отблагодарить тебя за это.
— Мне не нужна твоя благодарность, Эмма, — сказала Реджина. Рука Эммы горела в её собственной. — Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности. Вот и всё.
Улыбка, которую Эмма подарила ей тогда, была удивительно застенчивой. Она посмотрела на их переплетенные пальцы, и нормальный цвет, наконец, вернулся к её щекам.
После минуты молчания Реджина посмотрела на часы.
— Уже почти час, знаешь.
— Боже, — сказала Эмма. — Правда? Я даже не чувствую усталости.
Сама Реджина чувствовала себя опустошённой, но она не собиралась этого говорить. Она кивнула.
— Я тоже. Наверное, это адреналин. Хочешь чашечку чая?
Эмма нахмурилась.
— Чай?
— Это будет полезно для тебя, ты ведь пережила травмы, — сказала Реджина, неохотно выскальзывая из пальцев Эммы. — Сахар помогает при шоке.
— Я не очень люблю чай, — сказала Эмма, наблюдая, как Реджина начала отдаляться. — Особенно, если в нём есть сахар.
— Ну, а я себе налью, — решила Реджина, вытаскивая чашку из шкафа и намеренно не оглядываясь. — Как хочешь.
Наступила недолгая пауза. Эмма наблюдала, как Реджина наполнила чайник водой и поставила его на плиту. Затем она сказала:
— Хорошо. Я тоже выпью одну чашку.
Реджина улыбнулась самой себе, достав вторую чашку, не сказав ни слова.
Когда чай был готов, Реджина принесла две дымящиеся чашки обратно туда, где сидела Эмма. Тот факт, что Эмма уже нашла две подставки и разложила их перед собой, заставил глаза Реджины почему-то наполниться слезами.
— Нам, наверное, стоит поговорить об этом с Генри, — сказала Эмма, кивнув ей в знак благодарности и пододвинув чашку поближе. — Насчёт Киллиана.
Реджина застыла.
— Мы… должны?
— Ну, я так считаю, — сказала Эмма. — Он — твой сын, так что я знаю, что это твоё решение, но кажется, что он и так уже знает, что я не получила свои прежние синяки от спотыкания о кабель. Когда он увидит меня в таком состоянии, он снова начнёт задавать вопросы.
— И ты не против, что он узнает? — спросила Реджина, подтягиваясь к барной стойке напротив Эммы.
Эмма сделала паузу, облизнув губы. Её глаза были устремлены на тонкие усики пара, поднимающиеся из её кружки.
— Может, ему не стоит знать всего. Некоторые кровавые детали — это, вероятно, слишком для 10-летнего. Но… — её предложение оборвалось, и Реджина вздохнула.
