— Я прочла первый сценарий. Тот, что ты прислал с моим контрактом. Ида и Ройс ненавидят друг друга. Зачем тогда Ройс… — она схватила с пола листок и прочла строчку: — …прижимает Иду к шкафу и страстно целует? — Саммер скомкала страницу и бросила её на землю, и Коул увидел в её глазах панику. Панику. Неожиданная реакция.
— Мы как раз это и используем здесь, — Дон сделал опасный шаг, приблизившись и мягко положив руку ей на плечо. — Ты не понимаешь. Страсть, возникшая из их ненависти, сделает фильм горячее и увлекательнее.
— Нет, — сказала Саммер, её лицо ожесточилось, глаза не отрывались от Коула. — Это не сделает фильм горячее. Это сделает его идиотским.
— Ой… да ладно тебе, Саммер, — проворчал Коул, придвигаясь ближе и протягивая руку, чтобы схватить её за запястье. Саммер отступила от него, отдёрнув руку, встречи их тел не произошло. Тогда Коул наклонился и прошептал ей прямо в ухо, запах яблочного лосьона Саммер был настолько силён, что ему захотелось немедленно выгнать всех из трейлера. — Уверен, это будет горячо.
Она отпрянула и отвернулась.
— Если он поцелует меня перед камерой, я за себя не ручаюсь, — бросила она Дону, осуждающе ткнув пальцем в сторону Коула.
— Знаю, так и будет, — рассмеялся Коул, скрестив на груди руки. — Ты развалишься на части от моего поцелуя, детка.
Саммер зарычала в ответ, в отчаянии всплеснув руками, развернулась и ушла, оставив сценарий валяться на полу, и громкий хлопок двери выстрелом прозвучал в полном людей трейлере.
— Хорошо поговорили, — задумчиво произнёс Коул. Он поднял сцепленные руки и положил их на голову, расправив плечи. Паника. В её глазах была паника. Твою мать.
— А чего ты ожидал? — сказал Дон. — Ты взвалил это на неё без всякого предупреждения. Я говорил, что нужно было встретиться с Саммер сегодня утром, обсудить изменения, чтобы подготовить. Но нет, ты решил переписать её роль, изменить сцены и просто свалить всё это на неё.
— Свалить всё это на неё? В прошлом году я был признан журналом People самым сексуальным мужчиной в мире. Я тебя умоляю, она что, не в состоянии переступить через себя? Так трудно меня поцеловать?
— На самом деле он должен поцеловать её три раза, — заметила темноволосая ассистентка слева от него. — А ещё потискать и прижать к себе.
Дон сурово посмотрел на девушку, и та слегка сникла.
— Пойду поговорю с ней, — сказал Дон. — Эйлин, у тебя сцена номер четыре, а я поговорю с Саммер. Хочу попытаться отснять четырнадцатую сцену в одиннадцать, так что давайте приведём наши задницы в порядок и сделаем это.
— Я сам поговорю с ней, — вмешался Коул. — Ты снимай четвёртую сцену, а я пойду и разберусь с ней.
— Нет, — отрезал Дон. — С моим-то везением вы точно двое помиритесь, и достоверность этой сцены исчезнет. Держись от неё подальше и будь готов к одиннадцати.
Коул пожевал щёку и кивнул.
— Хорошо. Дон был прав. Коул должен держаться от неё подальше. Потому что единственное, что стояло перед его глазами – паника на её лице. А этот взгляд, эта уязвимость? Ему захочется утешить её, защитить. И эти порывы очень опасны, они всё поменяют между ними. Поменяют так, что сделают его слишком уязвимым.
ГЛАВА 68
СЦЕНА 14: РОЙС И ИДА: ПОЦЕЛУЙ В ОФИСЕ
— Лучше голубой. Есть в этом что-то прохладное и освежающее, — Коул подтолкнул ко мне рекламный экземпляр, и я заёрзала, почёсывая ногу в чулке носком винтажных туфель фирмы Mary Jane.
— Фокус-группам красный понравился больше, — сказала я, избегая его взгляда, и провела пальцем по краю стопки карт, выравнивая их. В этой сцене моя героиня должна была сомневаться, чувствовать себя неловко. Играть - это было легко. Я чувствовала себя такой потерянной. На съёмочной площадке, в роли актрисы, в отношениях похоть/ненависть, которые, видимо, были и у нас с Коулом.
— Красный означает «стоп», — голос Коула звучал устало, одной рукой он тёр глаза, другой теребил галстук. Мне очень не хотелось, чтобы мы снимали эту сцену сегодня. Когда Дон пришёл в мой трейлер, я просила его, умоляла, – умоляла перенести эту сцену – чтобы мы сняли её через несколько недель, как только я закончу изучать актёрское мастерство, и решу все свои проблемы. Но я не сказала Дону главное – мне нужно, чтобы прошло больше времени от нашего с Коулом секса до сцены с поцелуями. Двенадцать дней. Вот как давно это случилось. Двенадцать дней, а мне казалось, что прошло всего двенадцать часов. Когда же забыть, как его пальцы ласкали мою кожу? Каким голосом он выдохнул моё имя? Когда же забыть, как он чувствовался внутри меня? Когда же забыть то невероятное ощущение, от которого дрожало моё тело? С одной стороны, я хотела, чтобы ответом было «никогда». С другой – чтобы этого просто никогда не было. Нельзя тосковать по тому, о существовании чего не знаешь.
— Никто не использует цвет, который означает «стоп», когда хочет, чтобы кто-то что-то купил, — его голос стал жёстче. — Это здравый смысл, Ида. Включи мозги.
— Мне плевать, если в твоих книжках говорится, что красный означает «стоп». Синий… в сочетании с тёмной колой, выглядит неубедительно. Красный смотрится более мощно, более зна́ково, — я поднимаю карточку с макетом, где на красном фоне выделяется белый курсив логотипа. — Выглядит патриотично.
— Синий цвет тоже патриотичный.
— Синее носят янки, — заметила я, и это было просто, слова легко произносились и вставали на свои места.
— Мы не станем делать красный цвет, — решительно сказал он.
— Давай спросим других инвесторов.
Он перестал возиться с галстуком и посмотрел на меня.
— Нет, не спросим.
Мой палец, карябающий зудящую кожу на руке, замер. Вот оно, сейчас начнётся. Коул качнулся на кресле, сначала в одну сторону, затем медленно обратно, рассматривая меня.
Я ждала следующие слова его роли, лёгкие сжались, простой акт вдоха и выдоха обычным способом давался весьма тяжело.
— Иди сюда, — мягко сказал он, отталкиваясь от края стола классической туфлёй с гладкой подошвой, и откатил тяжёлое кресло. Он ждал, скрестив руки на руки и расставив колени, отчего его брюки натянулись.
— Что? — выдохнула я вопрос в лёгкой панике. Этого не было в сценарии. Он должен был спросить о наличие у меня мужа или об отсутствии такового.
— Иди сюда, — кивнул он на место перед собой.
— Мне и здесь хорошо, — я отложила рекламные карточки.
— Я не укушу тебя, Ида. Иди сюда.
Мне не следовало двигаться. Ида бы не стала этого делать. Ида чопорно сказала бы мистеру Митчеллу, куда он мог бы засунуть свои слова.
Я шевельнулась. Нетвёрдыми шагами подошла и остановилась метрах в полутора от него, сцепив перед собой руки. Я чувствовала рядом с собой мягкое жужжание камеры, слышала, как позади перемещается съёмочная группа, уловила громкий щелчок чьей-то рации. Коул не сводил с меня глаз, его взгляд прожигал пространство между нами, он слегка повернулся на стуле, пока не оказался ко мне лицом.
— Ещё ближе, — слова вышли немного хриплыми, и он откашлялся. — Ближе, — повторил он.
Я подходила ближе, шаг за шагом, мои каблуки громко стучали по деревянному полу, затем я оказалась перед ним, и Коул откинул голову на спинку кресла, посмотрев на меня.
— Садись. На край стола.
Мои руки потянулись назад, нащупали выступ столешницы, и я оперлась на него, благодарная за поддержку.
— Нет, — поправил он. — Садись на стол. Или я сам посажу тебя на него, — приказной тон его голоса, опасность, исходящая от Коула… всё это всколыхнуло во мне женское начало, которое в этот момент, в окружении свидетелей, никак не должно было быть затронуто. Чтобы забраться на стол, мне пришлось приподняться на цыпочки, в процессе чего юбка моя задралась. Я как могла потянула её вниз, прикрываясь, и скрестила ноги. Дон непременно заставит остановить съёмку. Кто-то же должен прекратить попусту тратить ценную плёнку.
