— Ищешь кого-то? — бросил я, гуляя рассеянным взглядом по толпе студентов.
— Амелия одна пришла? — выпалил Оминис, выглядя при этом… смущённым? Да быть того не может!
— Нет, с Уизли. А что?
— Да нет, я не об этом… Ну, кроме Уизли? — заметно, как друг занервничал. Чего-чего, а такого я точно никогда не видел.
— Ты про Натсай, что ли? Да вон она, прямо за тобой сидит, — я обернулся, язвительно махая ей рукой.
Оминис чересчур резко и грубо хлопнул по моей ноге, что я подпрыгнул на месте, и шикнул:
— Заткнись! Зачем болтаешь? Я просто так спросил, — и снова это его невозмутимое и надменное выражение лица, будто это не он краснел пару секунд назад. И что только на него нашло?
— Кхм-кхм, — Свитинг стояла на сцене и в нерешительности хлопала в ладоши, пытаясь привлечь к себе внимание остальных.
Сколько она так стоит уже? Её почти не слышно на фоне гула многочисленных голосов. Амит не выдержал и, тоже выйдя на сцену, громко призвал всех заткнуться. «Эти тоже вместе пришли, что ли? Тут что, клуб свиданий какой-то?», — раздражённо подумал я и издал протяжный вздох, вызывая при этом недовольство сидящих рядом.
Поппи благодарно кивнула Амиту и принялась своим писклявым голосом рассказывать о том, «для чего мы сегодня здесь собрались». «Да хрен его знает, для чего. Хотя, я здесь, чтобы над всеми вами поржать», — я ощущал, как заметно расслабляюсь под тёплым одеялом опьянения, и от этого становилось чертовки хорошо, хотелось устроить какой-нибудь дебош. Я всё поглядывал на коленки Сэм — на ней та же короткая юбка, что была тогда в Больничном крыле. И это она говорит мне про приличия?
«Сколько можно уже, а?», — прошло больше часа, а эти чёртовы доморощенные поэты всё не заканчивались. И какого только бреда я ни наслушался — и про любовь, и про цветы, и про облака, даже про чёртову Полную даму! Мерлин, это настоящая пытка Азкабана, клянусь. Я успел даже вздремнуть и несколько раз переброситься с Уизли взаимными колкостями — он постоянно хлопал, буквально после каждого произнесённого со сцены слова, чем меня неимоверно бесил. Кретин.
Наконец, изрядно вымотавшаяся Поппи почти выползла на сцену, и я понял, что вечер подошёл к концу. Уже готовый вскочить и вылететь оттуда снитчем я услышал, как сзади кто-то встал, громко отодвигая стул, и направился к сцене. Я в замешательстве смотрел на отдаляющийся красный пиджак. Уизли? Твою мать, да шоу только начинается! Я довольный подобрался, чтобы как можно отчётливее видеть его выступление, разве что руки не потирал от удовольствия: он ведь понимает, что я ему этот позор ввек не забуду?
Сначала он долго расшаркивался: со всеми здоровался, благодарил организаторов за подготовку и бла-бла-бла. Я почти зевал от скуки, а потом начал громко хлопать, чтобы остальные подхватили, и Уизли поскорее начал выступать. Он долго смотрел в мою сторону, явно разозлённый, но мне было всё равно — не я же вышел позориться? Он медленно достал из кармана брюк свёрнутый и помятый листок, откашлялся и начал читать, пока я скалил зубы в зверином оскале:
«Каштанов горсть,Щепотка солнцаИ пару капель утренней росы. Я безоружен в миг, когда она смеётся,Смертельно ранит соль её слезы…» {?}[Полное стихотворение выложила отдельным фиком “Горсть каштанов”, буду рада, если прочтёте:)]
Моё лицо вмиг вытянулось, и я подпрыгнул на стуле. В панике нащупал свой блокнот в кармане пиджака — вот он, на месте, так какого чёрта, Уизли? Неужели тогда, в поезде, когда я вышел из купе…?
Пока я осознавал, что слышу именно то, что слышу, перед глазами возникла картина прошлого:
Я гуляю по окрестностям Фелдкрофта, как внезапно мой взгляд натыкается на залитую солнцем горсть каштанов: их гладкость переливается на свету, и я вспоминаю её. Её мягкие волосы, запах лимонов, красивую улыбку. В голове всплывают разные маггловские сопливые стишки, которые показывала мне Амелия. Я неосознанно достаю из сумки блокнот и начинаю писать: «Каштанов горсть, щепотка солнца…»
Мой лоб покрылся испариной, пока Уизли продолжал вещать, а я безумным взглядом осматривал толпу: все заворожённо слушали, прильнув к сцене. Я повернулся: на глазах Амелии застыли слёзы, ей… ей нравится? Какой позор! Саманта тоже расчувствовалась. Сидит, утирается уголком платка. Я схватился за голову, зарываясь пальцами в волосы.
Руки не слушались меня, когда я доставал палочку. Незаметно стрельнул заклинанием в одно из кашпо с растениями, и оно громко разбилось, падая на пол: девчонки завизжали, а Уизли наконец заткнулся, в замешательстве смотря со сцены.
— Это что, Пивз здесь? Как его пропустили? — орал кто-то, вскакивая с места.
Я воспользовался паникой и на заплетающихся ногах кое-как продвинулся к сцене, игнорируя руки Саманты и Оминиса, которые пытались меня остановить.
— Эй, Уизли! Ну и херню же ты сочинил, — я хлопнул его по плечу, заглядывая в глаза. Пытался всем своим видом показать, что он играет с огнём. Он осклабился, отдёрнул мою руку и направился обратно на место.
— Себастьян, ты тоже выступить хочешь? — Свитинг растерянно смотрела на меня, хлопая ресницами.
Я медленно повернулся лицом к залу и увидел сотню любопытных глаз, направленных прямо на меня. От внезапно нахлынувшего чувства тревоги засосало под ложечкой, а руки и ноги затряслись так, что я вот-вот упал бы прямо на сцене. Несколько раз нервно сглотнул и убрал руки в карманы, кивая Поппи.
— Да, я хотел подвести итоги вечера, если вы позволите, — я попытался улыбнуться, но вышла лишь кривая ухмылка. Все в оторопи молчали, пронизывая меня своим напряжённым ожиданием. Я продолжил:
— Сколько же бреда мы сегодня наслушались, да? — с энтузиазмом наклонился к залу, неловко почёсывая затылок. Кто-то согласно крякнул, и я заметно расслабился. Тут меня понесло:
— Знаете, некоторые такую хрень сочинили, что просто в голове не укладывается: вы серьёзные парни или нет? — я шагал из стороны в сторону, пока публика оживала: кто-то смеялся, кто-то нервно ёрзал на стуле, а кто-то продолжал молча смотреть, как, например, Амелия и Анна.
— Прикиньте, если все парни вдруг начнут сочинять стишки вместо… ну, например, вместо квиддича? Вот умора будет! — опьянение горячими пальцами обхватывало моё горло — перед глазами всё плыло, лица смазались в одно хаотичное полотно, а голоса слились в какофонию.
Пока все хохотали, что-то выкрикивая с мест, я обратил внимание на Уизли — он неотрывно следил за мной, а играющие желваки на его скулах было видно даже на расстоянии. О чём же ты думаешь, рыжий? Если применить к тебе Легилименс, то что же можно увидеть в твоей тупой башке?
***
— Ты бестолочь, Гаррет! Почему опять «D» по Зельеварению? — тётя мерила шагами кабинет, размахивая моей контрольной работой.
— Я вчера устал на тренировке, засыпал на ходу, но я исправлю оценку, честно!
— Значит, пора уходить из квиддича, раз это мешает твоей учёбе! — она остановилась, подходя ко мне ближе. Чуть помолчав, добавила:
— Почему тебе это мешает, а, например, Сэллоу — нет? Он ведь тоже играет! Но у него одни «A»!
Я громко клацнул зубами при упоминании этого осточертевшего мне имени…
…Дверь в кабинет тёти неприятно заскрипела, и я съёжился, прислушиваясь — не идёт ли кто? Вроде, нет. Мне обязательно надо найти завтрашнюю контрольную по Трансфигурации, иначе я снова напишу её плохо, и мне влетит. Суетливо пошарил по столу, открыл все возможные ящики и вдруг наткнулся на интересное письмо, подписанное матерью. Я широко заулыбался, ведь так по ней соскучился! Что же она написала? Я пробежался глазами по пергаменту, даже боясь применить Люмос, чтобы меня не заметили:
