— Слушай, я не знаю, почему это настолько важно, — я глубоко вздыхаю, уставившись на трещинки на деревянном столе. — Я на самом деле опаздываю по всем срокам, поэтому просто решила отставить нас в сторону — и это единственная причина. Мне нужно за полторы недели успеть сделать правки сценария и провести бóльшую часть времени в безрезультатных спорах с одним говносценаристом. Я также должна быть переполнена идеями по новой книге, которая выйдет сразу после «Жука», и от меня уже ждут первые несколько страниц через неделю после сдачи «Жука»… что должно было произойти две недели назад. То есть: первые страницы самой новой книги уже запаздывают на неделю. А еще я уезжаю в промотур к книге на две недели. И я просто… — я ковыряю маленький заусенец на большом пальце. — Я и так была занята с поездками и написанием книг, а как только позволила себе думать о нас с Лерой, то действительно влюбилась — сильно и быстро. В Л-А я была совершенно не способна взять себя в руки, провалила дедлайны. И вижу, как быстро могу лишиться всего, — наконец я смотрю на них. — Я просто хочу постараться управиться со всем, а потом позволить себе насладиться… остальным.
Я вижу, как они обмениваются обеспокоенными взглядами, но, похоже, не знают, что ответить.
— У тебя миллион дел, — говорит Вася. — Это я понимаю.
— Но это же Лера, — замечает Катя. — Она не… — она оставляет слова висеть в воздухе, и
я знаю
я знаю
знаю.
Это Лера. Она не будет давить. И не станет препятствовать. Ощущение, будто я сама стою у себя на пути.
— Даже когда занята, ты раз в несколько дней все равно с нами созваниваешься и встречаешься. Почему с ней по-другому? — спрашивает Катя.
Я не могу ответить на этот вопрос. Не могу, потому что вряд ли объясню той, кто безумно влюблена в свою жену, что все по-другому, когда ей приходится выбирать всего лишь между любовью и встречами с подругами. Я хочу быть с Лерой каждую секунду, хочу, чтобы каждая частичка её соприкасалась с каждой моей. Но не уверена, что могу все сбалансировать.
— Как ты справлялась с тем, что Света работала, как сумасшедшая, в Париже?
Она пожимает плечами и копается соломинкой в ледяной крошке у себя в стакане.
— Я оставляла её в покое, и она работала по ночам.
Господи боже, ну как, как, как? — хочется мне спросить. Эта загадка заставляет меня хотеть разодрать на себе кожу. Если бы Лера была со мной в комнате, да хоть у себя в магазине, будучи при этом моей, я не смогла бы работать. И «Рэйзор», и «Жук», и все, кого я еще люблю, — все рухнуло бы в тартарары. И я это уже доказала.
— Чувствую, что ты к себе слишком строга, — тихо говорит Василиса. — И что, быть может, сама себя наказываешь.
И да, она права. Наказываю. Мы не можем контролировать свои чувства. Я знаю это. И вижу, как три мои подруги вглядываются в меня, будто я живописная трещинка на стекле, потому что — по крайней мере, Катя и Полина — они никогда не озадачивались вопросом, как уравновесить личную жизнь и любимое дело. Катя справилась с этим уже давно, а Полина просто прогнет под себя весь мир, и он будет ей соответствовать. Я не настолько наивна, чтобы решить, будто просто спросить об этом — обычное дело.
Мне хочется кричать, что я только сейчас поняла, что попросила Леру о слишком многом, даже неразумном, но при этом я не уверена, что могу извиниться, и я знаю: она это тоже понимает. Я не хочу уничтожить свою карьеру. Мне не нравится, как легко я пустила все на самотек, едва Лера стала моей любовницей. И чувствую, что мне нужно покорить эту небольшую гору, и тогда стану куда спокойней и уверенней. Стану лучше для неё и самой себя.
Достав из сумки ручку и смятый чек, я начинаю рисовать.
На панно изображена сгорбившаяся над столом девушка. Вокруг нее разбросана карандашная стружка и клочки бумаг на полу.
— Так значит, думаешь, она решила двигаться вперед? — опустив голову и ощущая, как сердце медленно разрывается на кусочки, спрашиваю я.
Все замирают, и когда моя ручка зависает над бумагой, где-то под ребрами я чувствую хрупкое собственническое чувство, которое может вот-вот разбиться. Я хочу, чтобы Лера была мне подругой. Она необходима мне, как подруга, потому что я её люблю. Ну и кто я, если не самая большая идиотка? Я не думаю, что просила о чем-то экстремальном, просто немного тишины и шаг назад. И я совершенно не понимаю, как с этим справиться, если услышу, что все действительно кончено.
— Просто хочу сказать, что вчера вечером она была жутко злая, — слегка пожав плечами, отвечает Катя. — Она как-то не очень об этом распространялась. Бóльшую часть времени мы бродили по дому, и Света с Лерой обсуждали, что они смогут отремонтировать сами.
Будь все нормально, она позвонила бы рассказать мне об этом. Нет, будь все нормально, я бы пошла с ней. Я по умолчанию была её все эти месяцы, а она была моей. Теперь же у меня с ней нет не только секса, но и её звонков.
— Что, разве люди так не делают? — обхватив кружку обеими руками, спрашиваю я. — Разве они не отставляют в сторону отношения, пока не выровняется остальное?
— Тася, это называется порвать, — медленно говорит Полина.
— Выходит, это глупый вопрос? — я чувствую себя уязвленной ее защищающей интонацией.
Она тут же раздраженно поднимает взгляд к потолку.
— Мне не понятно, почему ты ей не сказала, что у тебя начинаются сумасшедшие рабочие недели, и ты ей позвонишь, когда появится свободный вечер?
— Потому что все мои способности выключаются, когда я располагаю таким вариантом, — отвечаю я. — Когда я с ней, я не хочу работать. А со мной никогда такого не случалось. И прости, но она должна быть на первом месте. Мое дело и было со мной раньше.
Я не могу просто взять и все бросить, потому что стала с кем-то встречаться, а рабочая нагрузка стала почти неподъемной.
Прямо сейчас я вижу, что Полина снова хочет меня шлепнуть, но сдерживается. Она просто кивает и тянется через весь стол к моей руке.
***
После завтрака я отправляю смс Лере: «Как дела?» — но она не отвечает. На следующее утро я просто выключаю телефон, чтобы перестать его проверять. И перестать ждать.
Не высовываясь из своей пещеры до вечера среды, я наконец отправляюсь в «Downtown Graffick». Дорога от моей квартиры до магазина выложена тысячами моих следов, а стоять у входной двери ощущается странно ностальгически. Меньше недели назад я выскочила из машины и прыгнула в объятия Леры. Сейчас же меня подташнивает при мысли войти туда и вести себя как ни в чем не бывало.
В течение последних двух дней я начала чувствовать себя самой большой дурой на свете. Может, приход сюда не поможет сопротивляться искушению. Может, это куда хуже: медленно осознавать, что пауза означает, она больше не моя.
Над дверью звенит колокольчик, и несколько покупателей поднимают головы, рассеянно улыбаются и снова возвращаются к просмотру. За стойкой взмахом руки меня приветствует Оля, её улыбка медленно становится безжизненной.
— Привет, — говорит она и откладывает книгу, которую читала.
— Привет.
И что мне теперь делать? Сделать вид, будто пришла купить книги?
— Лера здесь? — спрашиваю я, сразу же отметая притворство.
Мой вопрос явно доставляет Оле неудобство, и она смотрит в сторону двери.
— Ты буквально только что с ней разминулась.
Блин.
— Ладно, спасибо, — я разворачиваюсь и иду мимо стеллажей с манга, пытаясь понять, стоит ли мне ей позвонить, или же просто отправиться к ней домой и сказать, что я идиотка, и не хочу расставаться и даже делать паузу, и можем ли мы притвориться, что ничего такого не происходило?
Я беру в руки книгу и рассеянно ее листаю, когда чувствую, как сзади ко мне кто-то подошел.
— Так, — тихо говорит Оля, — Ну и какого хера тут происходит?
Положив книгу на полку, я поворачиваюсь к ней лицом.
— Ты о чем?
Она наклоняет голову и хмурится.
— Выкладывай.
— Ты про меня и Леру? — спрашиваю я. Ну то есть… это совсем не её дело, но когда это ей мешало хотеть узнать? Оля кивает. — Я не знаю, — говорю я. — Мы немного поссорились, и я просто хочу попытаться с ней поговорить.
