— Нет! Ну что Вы…
— Давай здесь, короче.
— Вся наша имиджевая концепция летит к чёрту! Я говорил, что это нужно было отрицать и скрывать! — недовольно отчитывается Борис. — Мы продвигали "безупречную семью"!
— Тише. Ребёнка разбудишь. Меняй концепцию, значит. За что я тебе такие бабки плачу? Была безупречная, стала… Ну какая там? — взмахивает рукой.
— Стала — "ближе к народу", — прохожу я, присаживаясь в свободное кресло.
— Вот, — щёлкает пальцами отец.
Яська обнимает его сзади за шею, целует в щеку.
— Не подлизывайся. Ты подала документы на факультет?
— На спортивный менеджмент.
— Это что за зверь ещё?
— "Планирование, организация, руководство и контроль бизнеса в области спорта".
— Мм… Ладно, переживу. Кому там надо позвонить, чтобы взяли. Со сроками же ты опоздала.
— Бессо Давидович уже позвонил.
— Чтоб я без него делал?… — слегка болезненно с ноткой скептицизма.
— Не ревнуй! И я готова залезть в твою молодёжную политику по спорту!
У отца вытягивается лицо. Он с опаской переводит взгляд на Ясю.
— Ты хочешь моей окончательной политической смерти?
— Волонтёром! — играет она бровями.
— Ах, ну если волонтёром. Тогда ладно…
— Буду повышать твой рейтинг среди молодежи, — продолжает подлизываться Яська.
— Там Иван уже сегодня "наповышал" на своём канале.
— Да ладно… Неужели в минус пошло? — хмурюсь я.
— Борис, что там у нас по опросам "одобрения" в соцсетях?
— Рейтинг упоминания вырос в четыре раза. Растёт молодёжная аудитория… — недовольно. — Незначительно пока.
— Так стрим только вышел. Вырастет… — пожимаю плечами. — К следующим выборам раскачаем немножко.
— Мужская аудитория — ровно.
Да, мужикам семейные скандалы до звезды. Они топят за дороги и малый бизнес.
— Женская — качается. Рейтинг одобрения упал.
— После сюжета с участием… всех детей, — бросаю взгляд на Стасю. — Женская качнется в плюс.
Стася называет Ольгу Валерьевну мама Оля и не слезает с рук. Это архи-умилительно! На это можно просто рыбачить в женской аудитории. И естественно это попало в фокус.
— Почему он не выходит? "Команда крутых специалистов" тупит? — смотрю на Бориса.
— Почему он не выходит? — поднимает взгляд на него отец.
— Я надеялся, что мы все-таки избежим огласки, — вздыхает тот, переводя на меня недовольный взгляд. — Вы же не поставили меня в известность о… многих деталях.
— На сколько мы упали после выборов? — уточняет отец.
— Восемнадцать процентов. И будем падать ещё в ближайшие десять дней. Случись это до голосования, мэром бы Вы не стали.
— А где мама? — пристраивается на подлокотник с другой стороны от отца Яська.
Стася ерзает во сне, раскрываясь.
— Оформляет документы, — прикрывает снова покрывалом.
Стася остаётся… Отец и слова против не сказал.
И за это я готов ему простить все его косяки. Но прощать вроде как и нечего особо.
Смотрит на часы.
— Мы можем посидеть со Стасей — переглядываемся с Царевной.
— Надо ехать, Алексей Михайлович! — торопит его Борис.
— Ладно, — аккуратно выбирается он.
Идут на выход. Рядом со мной на столике его телефон. Забыл?
— Отец… — машинально зову его, протягивая.
И споткнувшись на этом слове, замираю.
Про себя уже начал называть так, в большей мере имея в виду — "отец Яси". Но потом границы начали смываться… А вот вслух — первый раз.
Забирает из моей руки телефон. Мы встречаемся растерянными взглядами. Замечаю, как краска бросается ему в лицо. И моë — тоже горит.
— Вы на ужин оставайтесь, — хрипло просит он, оттягивая вниз галстук. — Я пораньше приеду.
Киваю…
Он уходит.
А я плаваю в какой-то странной эйфории. Что это наконец произошло. И произошло не вынужденно. Но и рад, что он ушёл сейчас. И я могу отдышаться.
Достаю из кармана Стасины серёжки, демонстрируя их Ясе.
Мы молча берём по одной и стараясь не разбудить надеваем их крепко спящей Стасе.
Касаемся с Царевной носами. И ложимся на ковёр, вверх тормашками друг к другу. Разглядываем лепнину на потолке, хрустальную люстру…
Наши пальцы едва касаются, снова играя свои тантрические танцы. Стукаемся колечками.
— Давай поймаем момент?
Поднимаю над нашими лицами телефон.
— Давай…
Прижимаясь щеками, закрываем глаза. Плавая в блаженстве, нажимаю на пуск. Телефон делает серию фоток.
— И когда будем ссориться, будем отправлять друг другу это фото, — разглядывает их Яся.
— А мы будем ссориться?
— Конечно, — забирает у меня телефон, включая видео. — Мы будем ссориться, потому что я — Змеища, — морщит она нос, — а ты — Гад.
— Ярославна… Алексеевна… Яшина… — шепчу я.
— Иван… Алексеевич… Яшин… — улыбается Яська.
— Клянешься ли ты, Ярославна Алексеевна, любить меня вечно, не взирая на то, что я Гад? — дурачусь я.
— Клянусь! Клянешься ли ты, Иван Алексеевич, любить меня вечно? Не взирая на то, что я Змеища?
— Клянусь!
— И пусть отсохнет член у того, кто нарушит эту клятву! — пафосно завершает Яська, грозно нахмуривая брови.
— Эй! Меня где-то кинули в этой клятве.
Хихикая ловит мои губы, продолжая снимать.
Рука скользит вниз, сжимает мой член.
— Инспекция — не отсох ли? — смеюсь ей в губы.
— Ежедневная, да. Я очень строгая жена, кстати!
Чмокает меня, балуясь и не позволяя поймать её губы.
— А ты какой муж?
— Я ещё не знаю… Кажется, "каблук".
— Ой… — тянет за ухо меня Яся. — Пикаперская твоя душонка!
— Ну, могу я будущую жену попикапить, "чотакова"? — уворачиваюсь от неë.
— Пой тогда…
— Опять?
— По-о-ой…
— "Ты та, о ком бьётся в моей груди… Я улетаю… "
Конец
