Но, вероятно, все было немного не так.
– А что такое Дар Света? – спросил Фьюри.
– Это источник энергии, – ответил Лэсситер, обнаружив имя Сэвиджа в списке на стене. – Но более того. Это наделено невероятной мощью и чертовски удобно при борьбе со злом.
– Значит, вы не собирались воскрешать Сэвиджа? Я думал, его воскрешение и было нашей целью.
– Нет. – Лэсситер покачал головой. – Дело не в Сэвидже. Предположительно, он был похоронен с Даром Света, именно это я хотел вам передать.
– И что это такое? Меч? Еще одна книга…
– Ага, как будто нам нужен еще один пылесборник в твердом переплете, – пробормотал Ви.
Здесь что–то не так, – подумал Лэсситер. Не так, как должно быть.
Отвернувшись от имени Сэвиджа на стене, он прокашлялся.
– Дар Света – это призма, священная реликвия древних времен, которая восходит к тому времени, когда Дева–Летописеца создала вампирскую расу. Он отражает все, что в него входит. Так что, если использовать его против вселенского зла…
– Ты отражаешь его, – закончил Ви.
– То есть можно обратить зло на него же? – подсказал Фьюри.
– Только определенные виды зла. – Лэсситер провел рукой по волосам. – Это не сработало бы против Омеги. Он был второй половиной Девы–Летописецы, Дар Света был для него почти родным… а сейчас – мне пора.
– Ты издеваешься что ли? – Ви посмотрел на пустой гроб. – Если ты уходишь потому что скоро начнутся «Золотые Девчонки»…
– Нет, не поэтому.
– Тогда что, черт возьми, с тобой не так?
Снова покачав головой, Лэсситер прогнал в голове слова, словно из песни меня–здесь–нет и… и дематериализовался прямо из Гробницы.
Хорошо, что до Другой Стороны было рукой подать. Все, что ему нужно было сделать, это пробить завесу, отделяющую земное от всего вечного и – пуф! – он находится на великолепном травяном поле, не нуждавшемся в покосе, подставив лицо молочно–белому небу, которое никогда не бушевало, и глубоко вдыхает умеренный воздух, благоухающий тонким ароматом тюльпанов.
Но покоя ему сейчас не найти.
По пути к месту назначения Лэсситер прошел мимо купелей с их прекрасным мерцающим бассейном с водой, а затем продолжил свой путь мимо жилищ с колоннами, где останавливались Избранные, когда обитали здесь. И дальше, мимо Сокровищницы с ее корзинами рассыпных драгоценных камней и артефактов, и мимо самого важного здания... Храма Летописиц.
Он остановился за пределами священных границ, где на протяжении тысячелетий самые изолированные из всех Избранных проводили вечные часы своего существования, наблюдая во всевидящих водах и описывая на бумаге жизни и события, разворачивающиеся внизу на Земле.
Открыв одну из тяжелых дверей, Лэсситер увидел ряды выстроенных в ряд стоек для писания, на столах все еще стояли чернильницы и перья, а также миски и фолианты из свежего неиспользованного пергамента. Все было на своих местах, стулья идеально выровнены, перья грациозно взмывали вверх под одним углом, не было ни пыли, ни паутины, а пространство оставалось таким, каким было в тот момент, когда его предназначили для своей цели.
Хотя здание было заброшено.
Лэсситер вошел внутрь, эхо шагов разнеслось по высокому потолку, и ему пришла в голову мысль, что с уходом Девой–Летописецы и его вступлением в ее права, все эти функции, которые когда–то имевшие невероятную значимость, канули в лету.
К слову о реликвиях.
На этой ноте, Лэсситер прошел мимо стоек для писания и направился в библиотеку… и даже ангелу вроде него, которого чертовски сложно впечатлить, было страшно смотреть на все полки записанной истории вампирской расы.
В бесчисленных томах, расположенных в хронологическом порядке, были точно зафиксированы все важные и второстепенные события, связанные с каждой душой, находящейся внутри каждого тела с кровью вампира. Вручную. Чернилами.
Это были все знания, которые существовали обо всех прошлых жизнях… и он собирался пролистать страницы и найти каждое упоминание о Даре Света, Сэвидже и этой проклятой Книге.
Братья и другие воины в особняке часто ругали его за то, что он недостаточно серьезно относился к своей работе.
И впервые он забеспокоился, что, может быть, они были правы.
Потому что здесь что–то не складывалось… он просто не знал что именно.
* * *
Девина шла по клубу, цокая туфлями на высоких каблуках… не то чтобы кто–то мог слышать, как ее «Лабутены» пересекают грязный пол. Над головой гудел рэп из «SoundCloud» [51], искаженный голос парня, бормочущего о наркотиках и сексе, перемежался множеством синтезированных битов. По ее мнению, этот трек имел столько же общего с реальной музыкой, сколько «Твинки» [52] с самодельной губкой «Виктория», но какое, черт возьми, ей было до этого дело.
Все это словно приманка вытаскивало из домов и квартир самых разных людей, создавая буфет для ее основных инстинктов.
Во время визуального осмотра пар и компаний она оценивала разнообразные типы фигур и выбор гардероба, но в основном обращала внимание на зрительный контакт между ними… и в этот момент у нее возникла мысль, что она чувствует себя немноооооооого агрессивно.
И разве этот самоанализ не свидетельствовал о личностном росте?
Да, черт возьми, конечно, – подумала Девина, сосредоточив внимание на паре мужчин, стоявших нос к носу, смотревших глаза в глаза, их тела двигались синхронно. За ними шли мужчина и женщина. Рядом с ними, все вокруг были однотипными… разнообразие полов, роста и цвета волос… они притягивались друг к другу.
С одной целью.
Тот факт, что ее окружали люди, готовые лишь на одноразовый трах – единственное, что не давало ей взорвать это место к чертям собачьим, обратив свой гнев на людишек, разнести всех в пух и прав. Что бы ее крайне порадовало...
Ладно, ладно, радость продлится ровно до тех пор, когда части рук, ног и туловища не осядут на пол.
Но это уже что–то, правда?
Да, и где она потом окажется?
Ровно там, где была до этого.
Остановившись в центре, прямо под осветительной аппаратурой, которая стреляла лазерными лучами в извивающиеся массы, Девина поворачивалась по кругу... пока не превратилась в кадр из «После школы» [53], когда сцена переключалась на флешбэк, закручиваясь все быстрее и быстрее, расплываясь, перемещаясь...
Во Что–то, Что Принесло Бы Смысл или Откровение в Настоящие События.
Конечно, в настоящий момент все было не как в том шоу. Несмотря на революцию нарциссизма в «Инстаграм», которую она полностью поддерживала, жизни людей, даже для нее бессмертной, не были на самом деле кинороликами с переходами, закадровым повествованием и саундтреками. Не было ни сценариев, ни указателей, где тебе положено стоять, не было «давай второй дубль, дай больше эмоций».
И это, черт возьми, полный отстой.
Она хотела все переделать. Улучшить освещение. И главного гребаного героя сменить, большое спасибо.
И пока ее разочарование все больше нарастало, Девина оглядела толпу потенциальных любовников и поняла, что две вещи верны: во–первых, не все встречи этой ночью останутся единоразовыми. Некоторые из этих пар разовьют отношения, а когда–нибудь в будущем будут смеяться между собой или, может быть, с друзьями, над тем, как они нашли настоящую любовь в клубе.
Ты можешь в это поверить? Когда мы впервые встретились в «Молли», мы крупно облажались, а теперь выбираем фарфоровые сервизы и диван. Нам нереально повезло, Тодд.
Ты права, Элейн, так повезло!
Да пошли вы, Тодд и Элейн.
О, и еще кое–что, что она знала наверняка – она была здесь чужой, и не потому, что не была человеком. В то время как все эти бесполезные существа образовывали пары, перед ее носом закрыли дверь в «жили долго и счастливо», прямо как на том дурацком, уродливом, долбаном, ублюдочном ранчо.
