Зайдя в ванную, я обнаружила огромную отдельно стоящую гидромассажную ванну овальной формы и душ, в котором, вероятно, поместилось бы человек десять. Стены полы и стойки были отделаны мрамором различных оттенков: цвета оникса, серым и белым.
Вернувшись к кровати, я подошла к огромному панорамному окну, занимавшему всю западную стену. Было слишком темно, чтобы что-то разглядеть, но я была почти уверена, что внизу видела воду.
Я села на край кровати, а потом легла спиной на матрас, и меня буквально поглотило мягкое пуховое одеяло. Я росла в богатых домах. Когда была маленькой, отец еще не начал свой спуск по спирали, а потом мама вышла замуж за Стэфано, и мы переехали в другой дорогой дом. У меня было все, что я только могла захотеть. Я посещала одну из лучших частных школ в Италии, а мое университетское обучение стоило больше, чем многие зарабатывали за десять лет. Однако лежа здесь, в этой кровати, вспоминая самолет, на котором нас сюда привезли, и, оглядывая окружавшую меня мебель, декор и одежду, я поймала себя на мысли, что никогда не сталкивалась с таким уровнем богатства.
Все это не имело никакого смысла. Последние одиннадцать лет я каждое лето навещала отца, а его положение становилось все более плачевным. Я ожидала, что меня на автобусе отвезут на самый обычный самолет, а потом такси доставит нас с Фениксом в ту квартиру, где сейчас кантовался отец.
Уверенная, что не смогу заснуть сразу, я решила прогуляться. Наверное, стоило сказать Фениксу, но в этом случае он просто отказал бы мне или же настоял на совместной прогулке. К тому же брат наверняка уже налаживал отношения с той женщиной из приемной.
Переодевшись в шорты и струящийся топ, я захватила телефон и ключ от номера, а потом положила их в задний карман. Я прошла по деревянной дорожке немного вниз и дошла до раздваивающегося моста. Под ним плескалась вода и, казалось, даже разные рыбки. Я свернула налево и вышла во внутренний двор, уставленный красивыми открытыми кушетками с шикарными матрасами и подушками. Я прошла дальше и обнаружила несколько плетеных кресел цвета мокко, по форме напоминавших полумесяцы. Я решила, что в течение дня люди приходили сюда и отдыхали, возможно, в тишине читая книгу или даже дремля после обеда.
Я уже собиралась сесть на одно из кресел, когда заметила изысканный каменный фонтан в центре двора.
– «Похищение Прозерпины» Бернини, – вслух прокомментировала я.
– А вы разбираетесь в искусстве, – раздался мужской голос.
Я обернулась, увидев великолепного мужчину позади себя. Он был одет в шорты цвета хаки и белую рубашку на пуговицах. Рукава были закатаны до локтей, и виднелись фрагменты татуировок. В темноте было сложно сказать, но его волосы казались темно-каштановыми. Должно быть, мужчина аккуратно укладывал волосы поутру, но теперь они были чуть всклокочены, будто он запускал в них пальцы. Мужчина щеголял в паре коричневых кожаных туфлей «Сперри». Он был олицетворением идеального баланса между повседневностью и элегантностью.
– Довольно спорное произведение искусства, – ответила я ему. Сложно было специализироваться на искусстве и не знать об этой статуе. Классическая мифология была одним из моих самых любимых предметов.
– Одни утверждают, что статуя противоречива, а другие считают изысканной, – он пожал плечами, подойдя ближе.
– Если можно назвать насилие изысканным.
Мужчина подошел совсем близко и одарил меня быстрой порочной улыбкой. Я же получила возможность рассмотреть его ближе. Волосы джентльмена на самом деле были цвета молочного горячего шоколада, какое варят в холодный день. Глаза имели красивый ореховый оттенок, но в них чувствовалась жесткость. Он был неумолимым. Мужчина усмехнулся, приподняв уголок рта, а я вдруг подумала, что женщины наверняка падали к его ногам. Черт, я и сама едва не упала. Едва.
– Это лишь одна интерпретация.
– Другой не существует, – возразила я.
Мужчина поднес руку к лицу и погладил щетинистый подбородок.
– Сцена кричит о страсти, исступлении, смеси нежности и жестокости. Кульминационный момент. Они балансируют на грани ненависти и любви.
Хмм... вот значит как он понимал эту историю.
– Прозерпина пытается сбежать. Толкает в лицо, моля отпустить ее.
– А может, она просто боится.
– Именно, – подтвердила я в замешательстве. Разве он только что со мной не согласился?
– Боится, что хочет его, – пояснил мужчина. – Боится того, что может почувствовать. Она желает его ненавидеть, но все же хочет в плотском смысле. А что же это? – он склонил голову на бок и улыбнулся. Этот простой жест сделал мужчину еще более красивым. – Как раз та самая грань между любовью и ненавистью.
– Какое клише, – я закатила глаза от раздражения, ведь он пытался превратить серьезное произведение искусства в какое-то эротическое пособие. – В этой статуе нет никакой страсти. Речь идет о боге, похищающем женщину, чтобы насильно заставить ее стать его женой.
Джентльмен издал тихий смешок.
– Если бы она не хотела оставаться с ним, то не стала бы есть зерна граната, – он сделал еще несколько шагов ко мне, пока не оказался так близко, что я почувствовала аромат его одеколона. Свежий и мужественный, с намеком на опасность. Сердцебиение сбилось с ритма, когда я осознала, что стояла на острове посреди ночи с незнакомцем.
– Ты когда-нибудь была влюблена? – спросил он меня, не дав возможности отреагировать на его последнее заявление.
Его вопрос на мгновение сбил меня с толку, но затем я кивнула, подумав об Алексе. Мы не говорили вслух, но я верила, что влюблена в него.
– А ты когда-нибудь злилась на своего возлюбленного? Ненавидела его?
Я подняла взгляд, посмотрев ему в глаза. Должно быть, он уловил мое замешательство, поскольку, не став ждать ответа, продолжил говорить.
– Любовь и ненависть – два проявления страсти. Они полностью покоряют, захватывают твое тело, сердце и разум. И то, и другое невероятно сильные эмоции. Именно поэтому люди говорят, что лучший секс бывает на почве ненависти, за ним примирительный секс, – он мрачно усмехнулся, отчего у меня свело живот. – В первом случае два человека накопили в себе гнев, который потом превращается в страсть и возбуждение. Во втором: два человека все еще злятся друг на друга, но стараются простить. Злость все еще течет по их венам, но кроме того в сердце просачиваются любовь и прощение, – он кивнул в сторону статуи. – Это эталон смешения любви и ненависти.
Я слышала, что он говорил, но никак не могла представить себе, как можно заниматься сексом с кем-то, кого ненавидишь, и получать от этого удовольствие. Это действо не просто так называли занятием любовью. Нужно быть с тем, кого любишь.
– А ты когда-нибудь влюблялся? – спросила я, поворачивая вопрос против него.
– Нет, – сухо отозвался мужчина. – Но у меня было достаточно секса на почве ненависти.
Я снова перевела взгляд на статую, но так и не увидела того, о чем он говорил. Плутон насильно удерживал Прозерпину в своих руках, а она отталкивала его. Я просто не могла себе представить, чтобы ей это нравилось.
– Если никогда не был влюблен, откуда знаешь, каково это? Как можешь сравнивать любовь и ненависть?
– Я был тому свидетелем. Много читал. Не нужно быть влюбленным, чтобы знать, как это ощущается. И понимать.
Мужчина умел аргументировать, но я все еще была с ним не согласна.
– Думаю, каждый останется при своем мнении, – я уклончиво пожала плечами. – Уже поздно, и рано вставать, так что мне лучше вернуться в номер.
– Я так и не узнал твое имя, – произнес мужчина.
– Верно, не узнал.
Его плечи стали сотрясаться от беззвучного смеха, но больше он ничего не сказал. Отвернувшись, я направилась обратно в свой номер, в мыслях все прокручивая слова незнакомца о скульптуре. Но прежде чем вернуться в здание, где был мой номер, я решила сделать крюк. Этот отель не был похож ни на один другой, где я останавливалась, и мне вдруг стало любопытно, были ли здесь другие статуи или еще какие-то элементы декора, как в том дворе.
