- Мадам не сказать... Наверно, двадцать...
- Ну, двадцать, так двадцать... Считай! – и сэр Генри замахнулся с плеча.
Шлепок вышел звонкий и был такой силы, что Амалия засучила ногами.
- Ра-аз! – простонала она. Второй удар был не слабее. – Ой-й!! два...
Удары посыпались один за другим. Попа горничной быстро раскраснелась, а сама она просто танцевала на носочках от боли.
- Ты будешь слушаться своего господина, негодная?! – вопрошал сэр Генри, не переставая работать ремнём.
- Ой-й!! Да-а! – кричала Амалия: так её ещё ни разу не пороли. – Буду!! Всегда!.. Ай!! слушаться... Хватит, господин! Больно!!!
- Считать!! – свирепствовал лейтенант.
- Четырнадцать... О-ой!! Пятнадцать... Пожалуйста, господи... Шестнад... Ва-ай!!
На счёте «восемнадцать» Генри неожиданно отбросил ремень, и Амалия замолкла, тихо всхлипывая.
Он склонился к её раскрасневшимся горячим ягодицам и нежно подул на них, остужая... Потом осторожно провёл по ним ладонью... нежно поцеловал...
- Всегда и во всём, – тихо произнёс он. – Ты поняла?
- Да...
- Повтори!
- Я должна слушаться господина... всегда и во всём... – смиренно отвечала Амалия.
- Правильно, - усмехнулся он и крепко взял её за ягодицы. – И попробуй мне когда-нибудь возразить!
Когда его вздыбленная плоть погрузилась в неё, Амалия ахнула, и почти теряя сознание от череды столь сильных ощущений, в полуобморочном состоянии повисла на перилах.
...Через минуту она ожила и отвечала лейтенанту встречными движениями – такими страстными, что глаза его закатились от восторга.
Миссис Ирэн, стоявшая за колонной на третьем этаже, любовалась происходящим на нижней галерее: красивая обнажённая пара предавалась любовной страсти с таким пылом, что от этого трудно было отвести взгляд. Она всё более возбуждалась.
* * *
Лейтенант Генри провёл в имении тётушки ещё три недели, и всё это время они с Амалией почти не расставались. Страсть их была так велика, что Амалии трудно было совмещать её со своими обязанностями. Но тетя требовала этого неукоснительно.
«Любовь любовью, а новой горничной у меня пока ещё нет. И моё наказание не заставит себя ждать!», - говорила она строго.
Временами она гневалась всерьёз, но племянник не давал горничную в обиду и шутками и ласками умиротворял тётю.
Бывало, что когда Амалия несла завтрак на третий этаж сэру Джеймсу, на втором её перехватывал сэр Генри: он ловил её за талию, страстно целовал в шею и принуждал её отставить поднос, поднять юбку и сам спускал с неё панталоны. Секс в этом случае бывал быстрым и бурным, после чего Амалия, не успевая надеть эти самые панталоны, бежала с завтраком к хозяину.
Когда она ставила на столик поднос и наливала кофе и сливки, сэр Джеймс, обладавший чутким носом, начинал принюхиваться: от горничной явно исходил хорошо знакомый ему, возбуждающий запах.
«Спасибо, милая, - говорил он, потягивая кофе. – Кофе прекрасный... Но сегодня и от тебя замечательно пахнет!.. Что это за духи? Это случайно не племянник мой тебе подарил? Признавайся, проказница... У вас, наверное, любовь, а??»
Амалия густо краснела, а сэр Уитстокс весело хохотал.
* * *
Недели через три пришли осенние холода, полетели жёлтые листья под ветром, и лейтенант армии Её Величества Генри Хадсон уехал.
Когда на пороге Уитстокс-холла все слуги выстроились, чтобы проводить его, горничная Амалия не выдержав, горько зарыдала и повисла у него на шее, шокировав этим всех присутствующих.
Сэр Генри, как истинный джентльмен стеснявшийся всяких проявлений чувств на людях, да ещё при слугах, покраснел как рак и с трудом оторвал её от себя.
Госпожа Ирэн возмущённо поджимала губы...
Лошадь тронулась, крытая двуколка с лейтенантом скрылась за поворотом парка, а юная горничная всё не могла остановить рыданий.
Через неделю после его отъезда она уже точно знала, что беременна.
* * *
Она писала ему письма на своём нелепом, безграмотном английском чуть ли не каждый день.
За окном лежали снега; миссис Ирэн стала ею почти всегда недовольна; о развлекательных возбуждающих порках речь больше не заводилась – видимо, это ей наскучило.
Амалия исполняла свою службу: убирала, выбивала пыль, чистила серебро, перестилала постели, подавала завтраки, и всё это было так однообразно, так скучно, тоскливо!
В январе от Генри пришло письмо, единственное, в котором он сообщал, что прибыл к месту службы, здоров, и надеется в следующий приезд встретить свою девочку тоже в добром здравии.
То, чего она так ждала – его мысли по поводу их ребёнка, о котором она ему писала, – об этом не было ни слова.
Ближе к весне, когда снег стал таять, и живот её уже просто неприлично задрался кверху, её пригласила к себе хозяйка.
- Милая моя, нам нужно поговорить, - сказала она строго, вытягиваясь в глубоком кресле. – Весною ты родишь... Да ты садись, разговор долгий. ...Родишь ребёнка, и это будет мальчик, поверь мне! Я это чувствую. Сын моего любимого племянника... боже мой! Что ты думаешь по этому поводу?
- Я не знаю, госпожа...
- Не сомневалась в таком ответе. Ну, слушай... Не так давно я получила письмо от твоих родителей из Зендерзее. Они пишут, что подыскали для тебя хорошего жениха... Он работает у них на ферме, очень хороший, работящий парень. И просят дать тебе летом расчёт и отпустить. Но как же ты поедешь, с ребёнком? Представляю, какой это будет там сюрприз для всех!
Амалия закрыла лицо руками и начала плакать.
- Я не хотеть никакой жених, - всхлипывала она. - Я люблю только сэр Генри!
- Сэр Генри в Индии, моя дорогая, и конца его службы не предвидится. ...И неужели ты думаешь, что он женится на какой-то горничной?? – фыркнула миссис Ирэн. – Ему дядюшка прочит в невесты дочь своего друга, леди Черчилль! А ты знаешь, какие дают за ней поместья?.. Каждое втрое больше нашего.
Несчастная Амалия зарыдала.
- И какое же будущее ты планируешь для своего мальчика, сына сэра Генри? Работать всю жизнь на ферме? ...Послушай меня, давай сделаем так. Я хочу тебе и твоему сыну только добра, моя дорогая! Когда он родится, давай зарегистрируем его, как сэра Уитстокса... Да, как моего сына, сэра Уитстокса! Он будет жить здесь, вырастет и унаследует всё поместье! И не только. Часть состояния у нас в ценных бумагах Восточно-Индийской компании. Железные дороги в Индии... А ты поедешь к своему жениху, в Голландию. Что скажешь?