Моника отклонилась назад и прикрыла мне рот ладонью. Ее пальцы пахли лимоном и я вдохнул глубже, наслаждаясь запахом.
− Не хочу больше ничего слышать, − отозвалась она. В груди поселилось отчаяние. Она отвергает меня, вот сейчас она меня выгонит. — Где ты остановился?
Она отняла ладонь от моего рта, дав мне возможность ответить. Я был готов пойти на любые меры, чтобы не потерять ее снова.
− Мо, прости меня, детка. Я не могу без тебя больше ни дня. Ты нужна мне, я схожу с ума…
− Морган, где? Ты. Остановился? — решительнее спросила она.
− В отеле неподалеку, − ответил я обреченным тоном. Я готовился к тому, что она выставит меня за дверь и мне придется снова и снова приходить к ней, пока она не услышит и не поймет, насколько сильно я сожалею о сделанном.
− Пойдем, − сказала она и, взяв меня за руку, потянула в прихожую. Мо быстро натянула сандалии и мы вышли из квартиры.
Я не знал, чего ждать, даже не мог представить себе, что крутилось в ее хорошенькой головке. Я вел ее в отель, не отпуская руку, и постоянно бросал на нее осторожные взгляды.
Она сменила прическу. Волосы стали слегка короче и она завила их на концах. Без макияжа и алых длинных ногтей Мо выглядела на несколько лет моложе. Она выглядела как задорная девочка, а не измученный жизненными невзгодами журналист. Моя грудная клетка расширилась, а сердце, кажется раздулось от того, что я в сотый раз заново влюблялся в свою жену.
Мы молча пришли в отель и я проводил ее к себе в номер. Как только за мной закрылась дверь, она отошла на несколько шагов и повернулась ко мне, поставив руки в боки. Ее взгляд метал молнии, а тело было натянуто как струна.
− Ты унизил меня! — крикнула она.
− Знаю, Мо, я…
Я сделал к ней решительный шаг, но она взмахом ладони остановила порыв.
− Нет, Стайлз. Сначала я говорю, потом — ты. — Я кивнул, соглашаясь. — Ты унизил меня. Ты оскорбил меня. Ты втоптал меня в грязь, а я даже не знаю, за что. Твоя больная фантазия нарисовала херову тучу моих любовников и ты смаковал эти образы, пока добирался домой? Я, на хрен, не давала тебе повода ревновать! — крикнула она, взмахнув руками. — С тех пор, как я вышла а тебя замуж, я ни на одного мужика не посмотрела! Я вижу только тебя, а ты ведешь себя как придурок! Как последний…
Я не дал ей договорить. Пока она кричала на меня, размахивала своими изящными руками, встряхивала волосами, а ее глаза горели гневом, мое тело принимало все это за признак возбуждения. Я больше не мог держать свои руки подальше от нее. А потому схватил ее одной рукой за волосы, слегка потянув, чтобы она подняла голову. Вторая рука крепко сжала бедро Моники. От неожиданности она прервалась на полуслове и уставилась на меня кристально чистым взглядом с примесью гнева и удивления. Не тратя больше ни секунды, я коснулся ее губ своими.
Наш поцелуй в начале был робким и нежным, как будто юные влюбленные впервые знакомятся своими телами. И мне это нравилось. Нежность и ласка, отражающие то, как мы заботимся друг о друге, нашу любовь. Но спустя всего несколько мгновений, он, как всегда, перерос в столкновение. Мы боролись сами с собой и друг с другом за возможность утолить свою жажду друг к другу. Когда Мо тихо простонала мне в рот, я понял, что все разговоры откладываются на потом. В тот момент существовали только мы.
Я плохо помню, как мы дошли до кровати. Я осознавал только то, что где-то по дороге мы растеряли свою одежду и теперь стояли у кровати абсолютно обнаженные. Мы тяжело дышали, глядя в глаза друг друга.
− Морган, − прошептала Мо, − трахни меня. Ты мне нужен.
Ее стоны, мольбы провоцировали мои губы, блуждающие по ее шее, оставлять метки на нежной коже. Рядом с этой женщиной я терял контроль и мужественность, и становился абсолютно покорным рабом ее желаний. Господи, я даже звучать стал как киска. С этим что-то нужно было делать.
Я оторвался от такого желанного бархата кожи Моники и, нахмурившись, отошел на шаг назад.
− Повернись спиной и наклонись. Ляг грудью на кровать и широко расставь ноги. Покажи мне себя, детка.
Она тяжело дышала, глядя на меня широко раскрытыми глазами. Ее дерзкая грудь поднималась и опускалась в такт ее вдохам и выдохам. Это заводило еще сильнее, если такое было возможно.
− Моника, − прорычал я, − не заставляй меня повторять.
От резкости в моем голосе ее глаза сверкнули озорством и она быстро повернулась и встала именно так, как я приказал. Эта чертова женщина могла свести с ума только лишь своим существованием, что уж говорить о представшем передо мной зрелище. Я подошел к ней и, взявшись за ствол, медленно провел по влажным складочкам. Она ахнула и еще сильнее выгнула спину. Я едва сдерживался, чтобы не ворваться в нее и не трахать до появления звездочек в глазах.
Я убрал член от жара ее плоти и она инстинктивно подалась ко мне, качнув сладкими половинками попки. Я занес руку над ними и на секунду задержался, решив полюбоваться нетронутой белой мягкой плотью. Монику слегка трясло от напряжения и мне это нравилось.
Слегка наклонившись к ней, я шепнул:
− Ты ведь знаешь, что заслуживаешь наказания, дикая штучка?
− Да, − без колебаний ответила она.
− Молодец.
Это было последнее слово, которое я произнес, не прикоснувшись к ее коже.
− Ты ушла от меня. — Моя ладонь с силой опустилась на ее ягодицу, вызвав покраснение. Впервые я не сдерживался и вкладывал в это всю свою ярость. Если она захочет, чтобы я остановился — я это сделаю. Но я чертовски сильно надеялся, что она этого не сделает. Ревнивое животное во мне требовало выхода боли, которую я терпел два месяца вдали от нее.
Моника тихонько всхлипнула. Я остановился и наклонился проверить, не обидел ли ее. Но в ее глазах взрывались тысячи искр, выдавая похоть.
− Ты бросила меня, − прорычал я и второй удар отметил другую половинку ее упругой задницы. Моника извивалась, молча умоляя о большем. И я давал ей все, что она захотела. Я был готов отдать все, что бы она не попросила, только бы видеть как она сходит по мне с ума, как извивается, всхлипывает и стонет. Я бы сделал что угодно, лишь бы знать, что она будет со мной, останется рядом и больше никуда не денется.
− Ты нашла себе любовника в Париже? — прорычал я, мое сердце сжалось в страхе, ожидая ее ответа.
− Нет, − прошептала она.
− Громче.
− Нет! — крикнула она. Моника повернула голову и посмотрела мне в глаза, добавив спокойнее: − Никого нет. И не было. Никого. Ты единственный.
Эти простые слова сбросили с моих плеч груду камней. Я практически был готов расплакаться от искренности ее взгляда. Почти. Если бы моя потребность соединиться с ней и почувствовать, что я снова дома, не преобладала над остальными желаниями.
Не говоря ни слова, я резко вошел в нее, отчего она вскрикнула и уперлась лбом в матрас. Я чувствовал, как подогнулись ее ноги, а потому обернул руку вокруг ее талии, не давая упасть. Слегка отодвинувшись назад, я снова резко подался вперед, Моника ахнула и выгнула спину, снова обретая твердость в ногах.
− Блять! Так чертовски хорошо, − простонал я, выравниваясь.
Больше я не останавливался и не покидал ее тела. Со стонами, хрипами, перемежающимися признаниями в любви и просьбами никогда не покидать меня, я безостановочно занимался любовью и трахался одновременно, я ни на секунду не хотел покидать ее приветственного тепла, но мне нужно было видеть ее глаза.
Я приподнял Монику и уложил ее на постель, накрыв своим телом. Расположив руки на ее лице, я заглянул в глаза своей жене. Ее взгляд был затуманен похотью и нежностью, она смотрела так, как будто кроме меня в мире никого не существовало. Это наполняло сердце трепетом. Я нежно поцеловал ее пухлые губки и медленно вошел, спровоцировав стон. Моника прикрыла глаза, слегка откинув голову.
− Открой глаза, детка, − попросил я шепотом, она подчинилась. — Смотри на меня. Я хочу, чтобы ты видела, как нам хорошо вместе. Хочу, чтобы ты каждый раз, каждую секунду убеждалась в том, как сильно я люблю тебя и нуждаюсь в тебе.
