Вырулив на главное шоссе, Хави сбавил скорость. Все молчали. То, что грек нервничал, было несомненно заметно, но и он не желал говорить. Однако все-таки произнес, вздохнув и сжимая пальцами переносицу:
— Похоже, план «Черного Креста» не так уж плох, и имеет право на существование. Марио… — Доктор обернулся. — Ты лучшая кандидатура.
Испанец изменился в лице, подозрительно пристально окинув меня взглядом, и согласно кивнул:
— Хорошо. Я согласен.
— Что такое, Клио? — отозвалась спокойно, на самом деле холодея внутри. Что-то происходило, и я участвовала в этом. — Решили продать меня?
Грек посмотрел так, как вероятно смотрят на душевнобольных.
— Еще что придумаешь, фантазерка? — фыркнул он и ошеломил: — Тебе следует выйти замуж… — Я открыла рот. — …и прежде, чем ты начнешь проклинать меня, внимательно выслушай. Арабы нашли нас… и я не сомневаюсь в том, что это они. Вероятнее всего, Мухамед подослал своего человека. Вот эта «показуха» с фотоаппаратом, лишь откровенный намек на их бесстрашие и наглость. Ты будешь под защитой своего мужа. Естественно первого встречного тебе не вручим. Марио отлично подойдет. В прошлом он военный, служил в спецподразделении… это тебе знать необязательно. Уедешь с ним, тем самым отвлечешь от нашей семьи внимание прессы, а мы сможем спокойно расправиться с арабами. Условия будут выполнены…
Я молча выслушивала жаркую речь Кавьяра и думала, в какой момент он тронулся умом. Какое замужество? Какие, блядь, условия? Что вообще происходит?
Видимо все, о чем думала отпечаталось на моем лице, потому как Клио вытянул руки вперед и попросил:
— Не нервничай. Меня самого жутко раздражает сложившаяся ситуация. Но тебе стоит отдохнуть от этих разборок. Так правильнее… — И почему мне кажется, что грек сам себя убеждает? — Ты устала и пострадала очень сильно.
— Поэтому нужно сразу замуж… — покосилась на доктора. — …за него? Что ты творишь, Клио? Сделай мне фальшивые документы и отправь в Гималаи какие… зачем так возиться? Это нелогично и глупо, а еще рискованно и бесполезно. Я и так выжата, словно лимон. Дай мне покоя. Один черт хреново жить — что с тобой, что без тебя…
Я осеклась и побоялась повернуться к греку. Но зато он весьма пристально буравил мой профиль.
— Слова, произнесенные в нервном возбуждении… — пробормотал Клио задумчиво. — Правдивее всего…
— Ошибаешься. — Вновь напала апатия, еще сильнее уволакивая меня в пустоту и одиночество.
— Ты же помнишь, малышка, я никогда не ошибаюсь.
Обволакивающий низковатый баритон произвел на меня неожиданный эффект: мурашки по спине побежали. Все так же не решаясь взглянуть на Кавьяра, припала головой к стеклу и прикрыла глаза.
— Даже с тобой нянчусь с определенной целью. Давно пора привыкнуть к тому, что у меня на все есть свои причины.
Да, только ты любишь о них умалчивать. Это очень «справедливо», но в своем упрямстве ты, Клио, просто слеп. А это уже другая история.
— Не хочешь говорить? — вздохнул грек. — Что ж, твое право. Только я должен убедить тебя кое в чем…
Ну ладно, немного заинтересовал, поэтому покосилась на Кавьяра.
— Я заберу тебя. Сразу, как покончу с Мухамедом. Обещаю.
Улыбку я не сдержала: злобную такую и горькую.
— Ты понимаешь, что для меня это звучит, как угроза. — Не ожидала от себя, но подалась к греку и, вцепившись в его руку, произнесла: — Оставь меня. Ну когда же ты услышишь то, что я говорю? У нас нет будущего. Оставь…
— Мы приехали, — стиснув зубы, проговорил Кавьяр.
Я огорчилась от встречи с такой непробиваемостью и выбралась из автомобиля. Хавьер, как и Марио, скрылся в доме, так сказать, от греха подальше.
— Давай-ка раз и навсегда объяснимся, мелкая!
Встала, как вкопанная. Нет, ну он же частенько так меня называл. А сейчас что со мной? Почему ноги одеревенели? Да потому, что в свете последних событий совсем забыла, при каких обстоятельствах «сдружилась» с Клио. Опустив голову и ссутулив плечи, стояла к нему спиной, пока он не приблизился и сам не развернул к себе.
— Поговорим? — довольно мягко спросил, чем и вызвал в груди очередной панический приступ удушья.
Судорожно закивав и моргнув, приготовилась к худшему. Но…
— Я так к тебе привязался, Лена, — подхватил пальцем прядь моих волос и немного нервно сорвал эту чертову шляпу. Глаза цвета темного шоколада так странно искрились, а во внешних уголках залегли «смешливые» морщинки. — И плевать я хотел на то, что сейчас ты так противишься мне. Это последствия тяжелого опыта. Я готов принять тебя любую и…
Твою мать! Как пощечина! Как удар «под дых»!!!
Вот оно — ужас от осознания собственной ничтожности! Клио указал мне на это, буквально ткнул пальцем.
Я должна была это сделать. Просто жизненно-необходимо было…
С такой силой влепила греку пощечину, что он отшатнулся, а я едва не упала. Но устояла на месте, а дальше… сорвалась… избивала Кавьяра за все. И почему-то перед глазами проносились эпизоды вовсе не из Касабланки. Я видела арабов, и наносила удары руками и ногами именно Мухамеду, не осознавая, что метелю грека, словно боксерскую грушу. А он и не отбивался, просто область паха пытался защитить — собственно, туда я и метила…
— Ненавижу вас всех! — выкрикнула в сердцах, и хрястнула кулаком в многострадальный нос Клио. — Не-на-ви-жу!!!
Кавьяр голову запрокинул, стараясь остановить кровотечение, а я, моментом воспользовавшись, в порыве неконтролируемого отчаяния и гнева нанесла удар ниже пояса. Грек взревел и, согнувшись пополам, рухнул на землю. Перед глазами все затянуло пеленой, когда мои ноги сами принялись пинать Кавьяра. Ему видимо в какой-то момент это надоело. Или просто боль немного помогла? Но неожиданно Клио меня оттолкнул и вскочил, а я, спиной налетев на низенький кустарник, упала. Боль в правом боку заставила ахнуть и широко распахнуть глаза. Сказывались последствия ТОГО НЕПРАВИЛЬНОГО обращения со мной… низ живота потянуло, и я тихонько заскулила, перекатываясь набок и еще не понимая, что всхлипываю.
Кавьяр заставил улечься на спину и руки мои к земле прижал, совершая страшную ошибку. Нельзя так грубо! Не хочу я это вспоминать!
Грек был доволен, и это так контрастировало с перепачканным кровью лицом, что заставило меня замереть. Вглядываясь в его глаза, пыталась осмыслить произошедшее. По мере того, как сознание прояснялось, меня обуревали странные противоречивые чувства.
