— Это моя сестра!
— И что? Признайся хоть сейчас — хотел ей заправить?
— Это моя сестра!!!
— То есть хотел, но было нельзя?
— Пшел вон! — и в сторону призрака снова полетел бесполезный камень. Серый гость встретил эту вспышку егеря довольным кудахтаньем: «Значит, хотел! Наверное, и подглядывал за ней…»
— Это сестра! Это у вас принято, сестер и матерей сношать.
— Нет, не принято. У нас даже на двоюродных сестрах запрет лежит, в отличие от Империи. Ладно, извращенец, но подумай другое: если б ты ее успел замуж выдать, неужто ей имперский муж попку не распечатал да не научил мужской стержень губками полировать? Ты б тогда тоже так бесновался?
— Это другое! Вы превратили мою сестру в рабыню!
— Конечно, другое. На супружеское ложе поднимаются равные — муж и жена. А рабыня — не человек. Мясо, постоянно текущее похотливое животное для ебли…
Больц скрипнул зубами от ненависти. Но ему еще хватало самообладания понять, что призрак специально дразнит его, пользуясь своей безнаказанностью. Медленно, с усилием, выдохнул, пытаясь вернуть контроль за чувствами, как перед боем.
— Слушай, если рабыни для вас животные, то чем вы отличаетесь от дикарей, которые втыкают в ослиц и овец?
— Однако, красиво ты повернул! — восхитился призрак, даже руками всплеснул. — Наверное, логике учился? Мы и есть дикари. Свободные и дикие. Только наши ослицы и овцы — это ваши матери и сестры. И тогда все имперцы, по логике, ослы и бараны…
— Убирайся! — Больц выбросил в сторону тени руку в непристойном жесте.
— Что, растревожился? — призрак откровенно насмехался. — Надо было сразу секреты Империи выдавать.
— Ты глупый или смеешься? — Больцу внезапно стало откровенно весело, бурлящая ненависть переродилась в нечто совсем иное, как текущее расплавленное железо превращается в разящий клинок. И сразу вернулась «внутренняя легкость», как приходит «второе дыхание» или понимание ритма и стратегии боя со сложным противником, как предчувствие победы. — Какие секреты у сержанта егерей? Где трактирщик пиво не разбавляет? Куда я тороплюсь — ты знаешь. Зачем я тороплюсь — тоже знаешь. Где я — я сам не знаю… Какие у меня секреты…
— А вдруг…
— Ну, тогда подожди до завтра. Спокойных снов! — и повернувшись на бок, Больц сделал какое-то странное усилие в собственной голове — будто задернул шторку на окне.
Тень растаяла. Мимоходом удивившись собственному странному поступку, усталый Больц провалился в сон.
* * *
19 день 1 месяца лета (9 месяца года) 2009 г. Я.
Южные горы
Проснулся Больц рано, с рассветом, отдохнувшим, но голодным и замёрзшим. Из спальника вылазил и разгибался со скрипом, как старик.
В высокогорье по утру обычно весьма свежо, но егерь ни на миг не поддался искушению подремать чуть дольше.
У него были большие планы на сегодняшний день. Не зря он тянул к этой долинке на последних запасах съестного.
Высокогорье вообще не балует изобилием звуков животного происхождения. Упавшие камни, шорох обвала, резкий звук трещины, рассекшей камень. И очень мало жизни вокруг. Разве что еще клекот орлов, пролетающих вровень с вершинами. Околоснеговая полоса — неуютное место. Мелкие грызуны, насекомые — пожалуй, и вся жизнь на этой высоте. На такой добыче не прокормишься.
Но в этой долине их марш провожал знакомый крик горных курочек, кекликов: ке-ке-кели-кек! А кеклики — это сытная еда и несложная добыча. Если умеючи…
Охотника, не знающего привычек кекликов, горные курочки могут легко довести до бешенства.
Птичка не мелкая, чуть меньше хорошо откормленный домашней курицы. Когда держишь ее в руках, кажется яркой и приметной: малиновый клювик «морковочкой», малиновые лапки, на боках яркие рыже-бело-черные полоски, спинка с сиреневым отливом, тело или серенькое или пестро-коричневое — в зависимости, на каких склонах гнездятся птицы.
И летают не очень хорошо, редко когда перелетят от одного края долины до другого. Гораздо охотнее бегают, временами перепархивая.
Казалось бы — бери чуть ли не голыми руками! Но не тут то было…
«Пасутся» кеклики на галечниках между снегом и мельчающим горным лесом. Увидеть пасущегося кеклика на склоне почти невозможно, разглядеть неподвижного кеклика на скале или галечнике — невероятная удача.
Разные стайки предупреждают друг друга о появлении человека или других хищников, видят издалека, перекликаются через всю долину. Затаиваются и выскакивают целым выводком прямо из-под ног, веером, мчатся всегда вверх, к гребню, к перевалу, даже к отвесной скале по которой тоже легко карабкаются.
Бегут, вытянув вверх шейки и весь корпус, неожиданно помогая себе крыльями, перепрыгивают от камня к камню.
Сбить стрелой бегущего кеклика очень трудно — он мечется между камнями, резко меняет направление и темп бега, внезапно «включает» крылья. При этом может удирать чуть ли не по вертикальной стене, перепрыгивая с уступа на уступ, помогая себе крыльями — все ж таки птица.
Видеть, как эта крупная птица грациозно взбегает по скале, используя как надежную опору мельчайшие неровности и трещины камня, вытягивая шейку и переваливаясь с боку на бок — довольно потешное зрелище. Если не думать о том, что это убегает твой единственный шанс на обед…
Но Больц знал слабое место кекликов и поэтому рассчитывал поохотиться быстро и успешно. Отводил на это первую половину дня. Сегодня самое время для такой охоты, пока еще не начал слабеть от голода, и рука верна. А после сытного обеда рвануть уже без остановок до имперских земель.
Егерь рассчитывал, что его сил должно хватить на три дня безостановочного марша — с паузами на самое темное время суток. Единственный высотный перевал ожидал его на выходе из этой долины, а дальше высота понижалась и была возможность прибавить темпа. Но для этого сегодня надо поесть досыта и что-нибудь прихватить в дорогу.
Не мешкая, еще по утренней серости, Больц отправился к задуманному месту охоты.
Больц знал простой и неспортивный секрет: охотиться на кекликов надо на водопое. На водопой птицы приходят поутру и в самое жаркое время дня. Поэтому по предрассветной серости он торопился к маленькой лужице, которой разливался сочащийся из-под снежника ручеек, прежде чем затеряться под камнями на дне долины. Именно в этом крохотном озерце егеря в прошлый раз набирали воду перед перевалом, и опытный глаз следопыта заметил обильно помеченные птичьим пометом камни.
Заранее подготовив лук и наложив стрелу на тетиву, Больц «на мягких лапах» двинулся в направлении птичьего водопоя, но до него не дошел…
Из-под искореженного горными ветрами, прижавшегося к земле кустарника, с шумом выпорхнула курочка, и, припадая на полураскрытое крыло, заметалась между камнями, прямо соблазняя охотника на погоню за легкой подраненной добычей.
Но разум лучше инстинкта — поэтому человек и забрался на вершину пищевой цепочки.
Инстинктивное поведение самки, уводящей хищника от выводка, было совершенно ясно опытному охотнику. Да и не повезло курочке — стрела уже лежала на тетиве.
Резкий посвист — и демонстративно раскрытое крыло оказалось на самом деле пробито тяжелой боевой стрелой. Наконечник глубоко ушел в гальку склона, приковав панически забившуюся птицу к месту.
Удовлетворенно хмыкнув, Больц кинул на тетиву следующую стрелу, рассчитывая, что еще кто-то из взрослых членов выводка попробует принести себя в жертву.
Кеклики отличались очень выраженным стайным поведением и «усыновляли» птенцов, оставшихся без родителей. Поэтому в одном выводке зачастую можно был встретить несколько взрослых птиц и птенцов разного возраста.
И это стрела спасла ему жизнь…
* * *
От ноздреватого, протаявшего края снежника отделилась пятнистая тень и первым прыжком приземлилась около подбитой птицы. И немедленно следующим, стремительным рывком бросилась на человека.
