Юля ещё плотнее сцепила между собой пальцы. Да, неудобно. Знала бы — вовек не пошла.
— Вот тебе и охренительный мужик, — хмыкнула Наташа. — Нет, вы не поймите меня неправильно, — начала оправдываться, вовремя спохватившись, — я благодарна за помощь. Дай Бог ему крепкого здоровья, счастья и всего самого наилучшего. Но, девочки, там сразу было видно, что голяк. Он может быть добрым, внимательным, галантным, самым красивым и самым невероятным, но… такие мужики неисправимы. Это его ещё надолго хватило.
— А давно поср*лись?
— На днях, — прохрипела Юля, проклиная себя за несдержанность. Теперь хрен отвертишься.
— Жаль. Я-то надеялась, что сказка стала реальностью. Ну, думаю, молодец Маринка, такого мужика отхватила. Помнишь, Юль, только вчера говорили об этом?
— Это натура такая, Танюш, — заметила Наташа, поглядывая на настенные часы. Из спальни послышалась возня, а потом и чей-то громкий смех. — Ему сколько? Сорок?
— Тридцать семь, — ответила расстроено Юля, чувствуя себя словно на раскаленных углях. Жгло со всех сторон.
— Не-а, девочки, не будет из него толку, — вынесла свой неутешительный вердикт Наташа. — Может, человек он и хороший, добрый, безотказный, но… несерьёзный. И дело не в Маринке или ком-то ещё, а в нем. Я знаю. У нас сосед такой. А ему, между прочим, уже пятьдесят восемь. Месяц прошёл — и новая баба, причем ни разу не был женат. Так он обыкновенный токарь на заводе. Что тогда говорить о вашем Дудареве?
— Интересно, что там между ними стряслось? — тут же начала докапываться до истины Таня. — Не сошлись характерами или…
— Конечно «или», — удивилась наивности подруги Наташа. — Только и с той будет то же самое. Вот увидите. Покувыркаются месяц-второй и всё, гуд бай. Говорю же — натура такая.
— Юль, а ты что скажешь? — потрясла Осинскую за плечо Таня, заметив, что та задумалась о чем-то своем. — Что-то не верится мне, что Дударев вот так просто взял и порвал на ровном месте. Да, кобель, да, непостоянен, значит, не нашлась ещё та, единственная. Маринка наша не подошла, жаль, конечно. Но я ни за что не поверю, будто ему самому не надоело вот так маяться по жизни.
— Ну, ты и сказочница, Танюха, — прыснула со смеху Наташа, спасая Юлю от ответа. — Прямо-таки и надоело. Да горбатого могила выпрямит, слыхала такое? Не создан Дударев для нормальных отношений — вот и вся надоедливость.
Таня пробубнела под нос что-то нечленораздельное, но по выражению лица было видно, что мнение Бондарчук её ни капли не переубедили. У Юли же болезненно резануло в груди. Сидела, опустив голову и не смея поднять её, испытывала попеременно, то жуткий страх, то разрывающую на части безысходность. Если бы можно было заглянуть в будущее и узнать правду. Где гарантии, что её не будет ждать та же участь, что и племянницу? Боялась этого больше всего. А тут ещё и Сашка выбежал из спальни сразу бросился к ней в объятия, напоминая о суровых реалиях.
Забрав сына к себе на колени, уткнулась носом в его курчавые волосы и с наслаждением вдохнула родной запах, пытаясь обрести утраченное равновесие. Страх страхом, но счастье её семьи трещало по швам. И не Вал был тому виной, а она. Сама.
Жутко боялась ошибиться, приняв проявленную с его стороны страсть за показушную любовь. Боялась сделать сыну больно, стать той двигающей силой, что положит начало концу и разделит их, казалось бы, идеальную семью на два враждующих лагеря. Боялась осуждения, презрения, обиды. Боялась не выстоять и сломаться, увидев разочарование в детских глазах.
Было тошно от самой себя. Ну как можно вот так просто взять и заявить, что всё, разрыв? Что нашла себе другого, что у них любовь. Как? В голове просто не укладывалось. Ладно Глеб, с ним всё понятно, к нему у неё целая куча претензий. Но Сашка? Как объяснить пятилетнему ребёнку, что мама разлюбила папу и хочет себе другой жизни? Он ведь не поймет. И многие не поймут.
Глава 10
Впервые не хотелось возвращаться домой. Тот случай, когда родные стены давили со всех сторон, напоминая, какая она избалованная, с жиру бесящаяся стерва.
Хотелось прогуляться, пройтись по оживленным улицам, смешаться с толпой, слиться с её разноцветной массой. А ещё можно было полакомиться мороженным с сыном, покормить у пруда уток, послушать уличных музыкантов.
Нельзя. Если вчерашние тефтели никто не захотел есть, то позавчерашние — и подавно. Чтобы избежать очередного конфликта, пришлось нестись на всех парах домой, пообещав хнычущему Сашке погулять на детской площадке завтра. Наручные часы показывали пять вечера, и у Юли ещё было время приготовить жаркое, тем более все необходимые для блюда ингредиенты она заготовила ещё с утра.
А ведь ещё стоило позвонить Маринке, забросить, так сказать наживку и узнать, как она там, почему не приходит в гости? Весь путь домой только то и делала, что заготавливала соответствующие фразы, и репетировала искреннее удивление. Не знала ещё, как оно всё будет, но и остаться в сторонке, заняв выжидающую позицию, было не в её характере. Лучше позвонить и узнать всё с первых уст, чем мучиться неведеньем, обвиняя себя во всех смертных грехах.
Однако никому звонить не пришлось.
Стоило им повернуть на улицу, как бежавший вприпрыжку Сашка радостно воскликнул: «Марина!» и со всех ног помчался к двоюродной сестре, оставив Юлю далеко позади. Сказать, что испытала облегчение — ничего не сказать. И правда обрадовалась, увидев племянницу в достаточно неплохом таком настроении. То, как Военбург принялась бегать за двоюродным братом, норовя догнать и покусать его за пухлые щёчки, наводило на мысль, что только зря накручивала себя. Как ни странно, но Вал оказался прав: никто не собирался рвать на себе волосы и уж тем более уходить в затяжную депрессию. Это она накрутила себя дальше некуда, переживая за ранимое сердце двадцатилетней девушки.
— Привет, — поздоровалась как можно приветливей, подойдя ближе. — Давно ждешь?
— Минут десять, может, чуть больше. Я не обращала внимание.
— Рада тебя видеть, — призналась искренне Юля, извлекая из бокового кармашка ключи. Вблизи Военбург выглядела слегка помятой и с темными кругами под глазами. — Ты как вообще? Всё хорошо?
Марина протиснулась с приоткрытую калитку, продолжая тискать Сашу, и беспечно отмахнулась:
— Лучше всех.
Ну-ну. Так она и поверила.
— С ночевкой или просто так, в гости? — Задавала дежурные вопросы, стараясь следовать отрепетированному сценарию, но получалось паршиво. Натянуто как-то. Фальшиво.
— Не знаю, потом будет видно.
Вошли в дом. Юля прошла на кухню, выложила на стол продукты, потом заглянула в ванную, вымыла руки и снова вернулась на кухню. Старалась вести себя, как и всегда, тем более что Военбург не осталась с ней, как бывало прежде, а увязалась за Сашкой в игровую, усердно делая вид, что всё у неё просто зашибись. Но глаза-то не обманешь. Воспаленные белки и припухшие веки говорили о том, что племянница плакала, причем много.
Юля не трогала её до тех пор, пока Саша не побежал в гостиную смотреть мультика, и Марине не оставалось ничего другого, как прийти к ней на кухню.
— Марин, что случилось? — бросила через плечо, продолжая мыть посуду. — Я же вижу, что что-то не так. Не хочешь рассказать?
Пока всё шло хорошо. Юля вела себя так, словно не в курсе случившегося и, презирая себя за лицемерие, прятала охватившую с ног до головы нервозность за суетливыми движениями.
Марина прислонилась плечом к дверному косяку и с неиссякаемым интересом принялась следить за Юлиным перемещением по кухне, не спеша с ответом. Нервировали такие повадки. Если тебе плохо, хреново, душа болит — сядь, расскажи всё как есть и дело с концом. Так нет же. Стоит тут, глаз с неё не сводит, а ты думай, что там у неё в голове за тараканы.
— Я с Валом поссорилась, — заявила спокойно, выдержав МХАТовскую паузу племянница, присаживаясь на мягкий уголок.
