Юля так и застыла возле плиты с занесённой над сковородой лопаткой.
— Как поссорились? — удивление было искренним, неподдельным. Вал заявлял одно, она — другое. И кому после этого верить?
Как же ей хотелось повернуться сейчас к Марине, смело посмотреть в глаза, достать из шкафа бутылку вина, шоколадку и поговорить по душам о самом сокровенном. О том, о чем даже себе боялась признаться.
Так было раньше. Сейчас всё изменилось. Сколько не заставляла себя разглядеть в Марине прежнюю беззаботную модницу, а так и не смогла. Ушли те времена. Сейчас перед ней сидела взрослая женщина, подарившая Дудареву не только свою девственность, но и любовь.
Глупо ревновать, тем более при таком раскладе, но ревновала. Сердце кровью обливалось, стоило представить их вместе.
Марина придвинула к себе набор для специй и принялась рассматривать его, не спеша с ответом. Снова эта выжидающая натянутость. Что сказать, играть на нервах у неё получалось просто прекрасно.
— Представляешь, он заявил, что нам нужно расстаться, — прохрипела, взяв одну из керамических баночек. — Мол, так дальше не может продолжаться… — сглотнула, сжимая в руках гладкую поверхность. — Что это не честно по отношению ко всем, а ко мне — в первую очередь.
Теперь Юля видела — не играла Военбург на нервах, а всего лишь собиралась с силами озвучить болезненную тему. Было искренне жаль её. Но и говорить: «Я же говорила» не было ни сил, ни желания.
— Врет! Ему плевать на меня. С самого начала так было, — прошипела ожесточенно и, швырнув баночку обратно на подставку, воскликнула: — Однозначно за ту с*ку переживает, видите ли, её чувства для него важнее. А мои? На мои можно наср*ть, да? Святоша, блдь, выискался. Знаешь, что он заявил?
Юля переложила готовое мясо на картошку, добавила специй, и поставила кастрюлю в духовку. Делала всё возможное, лишь бы не смотреть на племянницу. Слова утешения не замерли на языке, они застыли где-то в горле. Обхватили грудь стальными кольцами и начали потихоньку сжиматься, грозясь сломить её, словно тростинку. Господи-и-и, как же тяжело.
— И что же? — подошла к окну, делая вид, что выглядывает Глеба. Освободившиеся от работы руки спрятала за спиной, сцепив их там между собой до побеления костяшек.
— Что я умная, смышленая и должна всё понять. Прикинь? А как только на горизонте показалась новая целка-патриотка, так его и повело. Кобелина!!
Юля прикусила изнутри щеку, чувствуя, как во рту разлилась солоноватая субстанция. И смех, и слёзы. Если бы смогла — хохотала сейчас до упаду. Она, тридцатипятилетняя рожавшая женщина и вдруг — целка-патриотка. И сама не понимала, чем зацепила Дударева. Что у неё было такого, чего не было у других? Да, на свои года она не выглядела, но разве можно сравнить её с той же самой юной Военбург? Вряд ли.
От неё ждали сочувствия, поддержки. Что присоединится к потоку брани и выльет на Вала ведро помоев, поддакивая, какой он козлина и урод, но она молчала. Не тот случай. Не будет она подыгрывать. Да, жалко, да, сочувствовала, но как сказала Наташа, всё к этому шло. Ужасно болела голова. И сердце ещё болело, и душа. Будь на месте Вала другой, без раздумий набросилась с обвинениями, а тут и слова не могла из себя выдавить.
— Просто прими это, Марин, — нарушила повисшую тишину. — Прими и смирись. Сделай выводы, научись не доверять первому встречному, — монотонное звучание голоса затопило кухню. Говорила не Военбург, себя одергивала. Озвучивала в голос то, что не давало покоя на протяжении дня. — А ещё лучше, найди себя парня по возрасту и построй с ним нормальные отношения.
— Ты не понимаешь, — замотала головой Марина, — я люблю его. Очень. Сильно. Люблю.
— Но он тебя не любит! — сухо возразила Юля, отлепившись от подоконника. Тема-то оказалась скользкой и весьма болезненной.
— Пофиг. Лично я настроена повоевать.
— Марин, у тебя гордость вообще есть? — попыталась достучаться до племянницы, расстроившись окончательно. Ну что за дурочка, а? Тут нужно бежать со всех ног, а она ещё собирается воевать. Мало слёз? Вал никогда не будет с ней — это и ёжу понятно, а Марина ещё на что-то надеялась. — Я не знаю… — запнулась, сглатывая горькую слюну, — кто там появился у Дударева, но после того, как он отшил тебя…
— Никто никого не отшивал! — разозлилась Марина. — Вот, смотри, — демонстративно достала из кармана джинсовых шорт металлический ключ, — оставил, не забрал. Как думаешь, почему? Почему не выставил за дверь сразу, а продержал до утра?
Юля едва удержалась, чтобы не треснуть себя по лбу.
— Да потому что боялся, что ты, дура, сделаешь с собой что-то! — воскликнула на эмоциях и только когда увидела направленный на неё подозрительный прищур, быстро пришла в себя, чувствуя, как по позвоночнику побежала противная струйка пота. — По крайней мере… — запаниковала, ругая себя за импульсивность, — мне так кажется. Всё-таки первая любовь, всякое бывает. Я бы на его месте точно так же поступила, — нашлась с объяснением, стойко выдержав кареглазый прищур.
Вскинув тонкую бровь, Марина цокнула языком:
— Может и так, но я думаю, ещё не всё потеряно. Если бы я ему не нравилась, он бы не спал со мной каждую ночь, трахая до потери пульса. И к родителям бы не поехал. Он сам сказал, что у нас всё серьёзно, я его за язык не тянула, а потом вдруг соскочил. Испугался, не иначе. Все мужики боятся ответственности, Вал не исключение. Ещё и я сильно надавила, взяла и призналась в любви. Дура.
Юля неосознанно сжала зажатую в руках лопатку, испытывая поистине адские муки. Неприятно, знаете ли, слышать такие подробности. Разыгравшаяся фантазия, с которой у неё никогда не было проблем, тут же нарисовала сцены порнографического содержания, болезненно полоснув по сердцу.
— Марин, ты ведь знаешь, что я всегда готова поддержать тебя?
— Знаю, поэтому и пришла к тебе.
— Ну не будет Вал с тобой, — произнесла как можно мягче, присев возле племянницы. — Ты красивая девушка и ни один мужчина не останется равнодушным к твоей привлекательности…
— Но Вал, да? — заметила та едко.
— Да!
— И откуда же такие познания?
— Он уже поставил точку — разве этого мало? Не спорю, возможно, он хотел попробовать, отдал тебе ключи, спал… кхм… с тобой, но это не показатель, понимаешь? И трах, как ты выразилась, тоже. Это физиология. Возможно именно сейчас он «трахает» очередную красотку и что? У него тоже к ней чувства?
— Он ни с кем не задерживался больше двух недель, — заявила высокомерно Марина, выпятив подбородок.
— Серьёзный аргумент, ничего не скажешь. А вот на дверь указал так же, как и всем остальным, — не сдержавшись, усмехнулась Юля, устав бороться с твердолобостью родственницы. Встретив её у дома, ожидала поток слёз, море обиды, в общем, всего, что сопровождает разбитое сердце, но никак не непробиваемого упрямства.
Марина, заметив её улыбку, резко вскочила с дивана, чуть не опрокинув стол. Губы сжались в тонкую полоску, щёки пошли красными пятнами.
— По-твоему, это смешно?
Юля вовремя поймала стоявшую у самого края чашку, стерев с лица улыбку. Что-то этот разговор начал её порядком напрягать.
— Да нет, мне как раз и не до веселья.
— Тогда почему ты не хочешь поддержать меня? Разве не ты когда-то говорила, что за любовь стоит бороться?
И что тут скажешь? Юля молчала. Говорила, было дело. Но если бы даже она не была той самой «с*учкой», встрявшей между племянницей и Валом, всё равно отговаривала бы. Тут и разница в возрасте немаленькая, и отношение к жизни под разными углами. При всей любви к Марине… ну вот что она могла дать Валу кроме охренительного секса, которому, к слову, он её и научил? Что?.. Вынос мозга? Пожизненные истерики и скандалы? А Марина могла, это у неё получалось на ура. Причем, всегда. Непонятно, чем не устраивали её одногодки, среди которых были и весьма успешные парни, но в Дударева она вцепилась основательно. И дело не в ревности, женском соперничестве или зависти. Отнюдь. Просто кто-то никак не мог понять, что насильно мил не будешь. Только и всего.
