С губ девушки срывается хныканье, и я стону.
— Боже, Эви. Я так долго представлял, каково это — быть внутри тебя… В тебе так хорошо, — бормочу я, глядя в ее глаза и все глубже погружаясь в нее.
Она притягивает мои губы к своим, скользит по ним языком и хныкает мне в рот. Я ускоряюсь, вращая бедрами, и Эви, выгибаясь, подстраивается под мой ритм. По мере того, как наши поцелуи становятся более настойчивыми, а дыхание учащенным и прерывистым, мы переходим от нежного секса к более жесткому.
Через мое тело проходит волна дрожи, когда мы соединяемся так, как я только мечтал. В голове витает одна-единственная мысль: «Я хочу, чтобы это длилось вечно».
— Дилан, — кричит она, откинув голову назад и прикрыв веки.
— Посмотри на меня, Эви, — нежно приказываю я.
Кожа девушки краснеет. Она цепляется за мои плечи, всем телом дрожа от удовольствия. После нескольких толчков я достигаю собственного оргазма.
— Эви, — рычу я, теряя контроль, и издаю протяжный стон в шею девушки, опустив голову на ее плечо.
Она проводит пальцами по моим волосам, а я прижимаюсь щекой к ее. Мы оба тяжело дышим, но продолжаем касаться друг друга, не желая отпускать. Я покрываю поцелуями ее лоб, веки, щеки, подбородок.
— Моя Эви, — шепчу я, когда она обнимает меня за шею, и мурашки бегут по моей коже.
— Дилан, я…
— Эви, — выдыхаю я ее имя и пытаюсь успокоить дыхание. — Тебе не нужно ничего говорить.
— Я люблю тебя.
Она меня любит.
Я устремляю взгляд к ней, сердце громко стучит в груди.
— Кроме этого. Определенно, это ты можешь говорить.
На ее губах сверкает ослепительная улыбка. И тогда меня поглощает осознание того, что она только что сказала.
— Подожди, что?
— Ты меня слышал, — усмехается девушка и поднимает бровь. — Просто хочешь, чтобы я снова сказала это.
— Да, я хочу, черт возьми. Скажи это снова, женщина.
— Нет.
— Что же мне с тобой делать, Эви?
Она обжигает меня взглядом, и я точно знаю свои дальнейшие действия. Я прижимаю губы к ее губам, проникаю языком в ее теплый рот, и мы тремся друг о друга. Наша кожа покрыта потом, и я снова ее хочу, хотя еще нахожусь внутри нее.
Мы прерываем поцелуй, и я отстраняюсь от Эви, чтобы снять презерватив. Завязав на нем узел, я бросаю его в мусорное ведро и снова падаю на подушку. Эви кладет голову на свою руку, а я лежу на боку лицом к ней. Пальцами лениво блуждаю по ее запястью. Эви вздыхает, и это звучит так легко и счастливо, что я улыбаюсь.
— Хотела бы я быть твоей первой, — тихо признается она, свободную руку прижимая к моей груди. Мое сердце неустанно бьется под ее ладонью.
— Не-а. Первый раз — отстой. Он вовсе не так хорош, как его нахваливают. Кроме того, — я приподнимаю пальцем ее подбородок, чтобы привлечь внимание, — ты единственная, кого я собираюсь запомнить.
— Потому что их было о-о-очень много, — смеется Эви.
Я щипаю ее за сосок, и она подпрыгивает.
— И раз мы заговорили об этом, я должна кое в чем признаться.
— Это что-то пошлое?
Девушка смеется и фыркает одновременно, что выглядит ужасно восхитительно.
— Это считается странным, что меня заводит то, как ты фыркаешь?
Она вращает голубыми глазами по кругу, и создается впечатление, будто это мраморные шарики, а затем смотрит на меня.
— Ладно-ладно. — Машу рукой перед своим лицом, непринужденно улыбаясь. — Порядок. Я готов.
Она опирается на локоть, осмеливаясь произнести свое признание:
— Итак. Помнишь, в десятом классе я вышла с урока, а ты целовался с Тамарой около моего шкафчика? Ты спросил меня, что случилось, а я сказала, что получила «C» за тест по английскому.
— И?
— Ну… — замолкает Эви, покусывая губу. — Я расстроилась не из-за этого. Я разозлилась, потому что увидела, как ты целовал Тамару, и приревновала, — признается она, и моя душа радуется от этой честности.
— Я тоже хочу признаться. На самом деле это двойное признание. Я встречался с ней, потому что она похожа на тебя. А целовал ее рядом с твоим шкафчиком, потому что пытался заставить тебя ревновать.
Девушка распахивает глаза и открывает от удивления рот.
— Правда?
— Ага.
— Хм-м.
Это единственное, что произносит Эви, но я вижу, как вращаются шестеренки у нее в голове, даже несмотря на то, что она довольно улыбается.
— Хорошо, пока все на мази, у меня есть еще одно признание. — Эви кусает губу, затем отводит взгляд. — В общем... Э-э-э, на самом деле я не медитирую.
— Знаю, — приподнимая бровь, усмехаюсь я. — Ну, теперь я чувствую себя удивительно очищенным, а ты?
Эви посмеивается и придвигается ближе ко мне. Ее соски нежно касаются моей груди, и я моментально становлюсь твердым. Боже, обожаю быть двадцатилетним.
— Эй, Дилан? — Теперь в ее голосе звучат серьезные нотки. — Я сожалею о Люке.
Я пропускаю сквозь пальцы ее шелковистые рыжие пряди, шумно выпуская из легких воздух, который обвевает ее щеку.
— Знаю, я тоже.
Мои мысли приходят в движение, но ее следующие слова ставят меня в тупик.
— Как думаешь, ты когда-нибудь увидишь своего отца снова? — Голос Эви звучит успокаивающе, но мое горло по-прежнему сжимается при упоминании о нем. Я напоминаю себе, что она спрашивает об этом из лучших побуждений. Если бы этот вопрос задал кто-то другой, я бы увильнул от ответа.
— Не знаю, — честно признаюсь я. — Но со мной все будет в порядке, если я никогда не услышу о нем. Я понял, а может быть, всегда знал, что он был моим отцом только на бумаге. Не более.
— Да. — Она кладет подбородок на мою руку. — Сегодня вечером по дороге с работы я зашла на кладбище повидать своих родителей.
— Как все прошло?
— Хорошо. — Девушка качает головой, и ее волосы щекочут мою кожу. — Естественно, папа подслушивал мой разговор с мамой, — хихикает она. — Но у него всегда была такая привычка.
Мне нравится, как она говорит о них. В ее голосе нет холода. Может быть, ей становится легче. Надеюсь, что это так.
— В любом случае... я кое-что поняла.
— Да? И что же?
Краем глаза она смотрит на меня:
— Я решила, что обязана сказать тебе, что ты кое в чем ошибаешься.
— О, правда что ли, мисс Кармайкл? — Я бросаю на нее оценивающий взгляд. — И в чем же, по-твоему, я ошибаюсь?
— Помнишь, ты сказал, что если бы я оказалась на необитаемом острове, то все, чтобы мне понадобилось, это книги и вода? — Она издает голосом неприятный звук. — Во-первых, это говорит о том, что на необитаемом острове должно быть электричество, чтобы я могла зарядить киндл. А во-вторых, и это самое важное, если бы я застряла на необитаемом острове, то хотела бы, чтобы со мной были киндл… и… ты.
— С этим я справлюсь, — хватаю ее за задницу, и она стонет. — Скорее всего, у тебя не останется времени на чтение, потому что я доведу твое тело до изнеможения. Буду поливать тебя кокосовым молоком, а потом слизывать его.
— Подожди, дай-ка представлю. — Девушка устремляет взгляд к потолку, а затем снова смотрит на меня с чертовски сексуальной ухмылкой. — Хорошо. Я справлюсь.
Ее взгляд сводит меня с ума, поэтому я полностью застаю ее врасплох, когда переворачиваю на спину. Я нависаю над ней, кружа языком по ее шее. Эви дрожит, а я шепчу:
— Могу начать прямо сейчас. И мне даже молоко не понадобится.
Она обхватывает ногами мою талию, пятками подталкиваясь ближе, и трется об меня своей киской.
— Дилан, — хнычет Эви, — я снова хочу тебя.
Опустив голову на ее грудь, я стону.
— У меня больше нет презервативов. По крайней мере, здесь.
— Ох. — Трение прекращается, и девушка хихикает. Теперь, когда я настолько твердый из-за нее, мне не очень-то и смешно. — Ну, в таком случае я хочу мороженое.
— Что? — Я в замешательстве смотрю на нее. — Как мы перешли от презервативов к мороженому?
— Все вполне логично. Мороженое — лучшая вещь после секса. Если мы не можем заняться сексом, я хочу мороженое. — Эви толкает меня в грудь и бросается в сторону, соскальзывая с кровати. — Я скоро вернусь.
