Меня вдруг охватило жаром. Ох… Что это такое? Ревность? Нет, что-то другое, более глубокое… Но чем бы ни было это чувство, оно меня сильно ужалило, и я постаралась скрыть впечатление, которое произвела на меня услышанная новость.
— Джесси — любимчик Матильды. Она даже хотела изменить правила и использовать его больше трех раз. Но тут ты его прихватила. Грустно.
Матильда и Джесси… «Но почему она даже ни разу не упомянула об этом?» Может быть, именно поэтому она всегда с такой неохотой говорила о том, чтобы изъять Джесси из списка общества, пусть даже временно… Джесси был фантазией моего Шага третьего, и тогда я подумывала о том, чтобы все прекратить. Но Матильда убедила меня не делать этого. Убедила меня остаться. Однако почему я так удивлена? Конечно же, Матильда продолжает обучать новичков. А почему бы и нет? Она до сих пор великолепна, до сих пор сексуальна. Боже, да когда же и я обрету такое великодушие, каким обладают Анджела и Кит? Я себя почувствовала чертовой школьницей, мне ведь нужно было еще многому научиться…
— У Матильды теперь есть кое-какие планы насчет тренировки Доминика. Ему явно нравится преодолевать вершины. И всякие игры со связыванием.
— О-о, мне нравится, как это звучит! — воскликнула Анджела.
— Бернис предложила заняться Домиником, — сообщила Кит. — Ему еще и черные нравятся, и фигуристые.
— Это нечестно! Я ведь тоже черная!
— Но не фигуристая.
— Но мне даже не предложили…
— Эй, девушки!
В заднюю дверь кухни протиснулась Трачина, а за ней — ее пятнадцатилетний брат Трей. Он был славным парнишкой, но из-за аутизма ему трудно было общаться со сверстниками. И Трачина начала прилагать все больше усилий к тому, чтобы включить брата во взрослую жизнь. Иногда, когда Трею надоедало раскрашивать картинки, Уилл позволял мальчику помогать ему наверху с ремонтом.
— Кто это любит фигуристых черных красоток? — спросила Трачина. — Потому что я именно такая, я сплошная большая фигура!
— Да новый бармен тут неподалеку, на которого я положила глаз, — ответила Анджела. — Вы что, пешком сюда пришли?
— Ну, Трей был моим костылем. Детка, поди поиграй с Бутсом, а нам тут нужно поговорить.
Анджела пошарила по крышке холодильника.
— А, вот он… пульт от телевизора, — сказала она, бросая пульт Трею. — Ты ведь помнишь, как с ним управляться, да?
Мальчик кивнул и направился в спальню, а Анджела тут же начала изображать из себя старшую сестру:
— Тебе рожать меньше чем через три недели, а ты пошла пешком?! Да Уиллу за это следует надавать по его тощей белой заднице!
— Я сказала ему, что мне хочется прогуляться. Да и Трею прогуляться полезно. Уилл знает, где нас искать… и все подарки! — со смехом сказала Трачина.
Я наблюдала за ними троими — Кит, Анджелой и Трачиной, — пытаясь понять степень их близости. Знала ли Трачина об обществе С.Е.К.Р.Е.Т., или от нее это держали в тайне? Разобраться было невозможно.
Трачина через плечо небрежно бросила:
— Привет, Кэсси. — А потом добавила: — Как думаешь, эта Клэр, племянница Уилла, справится с работой?
— Ну, Уиллу от нее все равно не отвязаться, — сказала я, раскладывая крошечные морковки на вегетарианском подносе.
— Нет, это нам от нее не отвязаться, — возразила Трачина. — Мне и тебе. Впрочем, она будет сидеть с моим малышом и работать вместо тебя по вечерам. Молодые должны много работать, это я говорю. Тогда Делл сможет сидеть на кассе целый день. И будь я проклята, если в верхнем зале я хоть к чему-нибудь притронусь! Не желаю больше обслуживать посетителей. Хочу составлять меню, график работы и поставок и пробовать вина!
Сказал ли Уилл Трачине о том, что предложил мне должность управляющей? Впрочем, разве это имело значение? Рано или поздно она все равно узнает, и надо лишь надеяться, что в тот момент ей будет не до того, потому что она будет занята ребенком.
Начали подходить остальные приглашенные. Делл явилась в светло-желтой шляпке, в которой ходила в церковь, и того же цвета перчатках. Трачина осторожно двигалась по небольшой комнате, но при этом слишком часто оказывалась в опасной близости к вазам и прочим хрупким вещам. Анджела постаралась выполнить единственную просьбу Трачины: «Никаких глупых праздничных игр!» — однако все равно прикрепила все банты с подарков на огромную бумажную шляпу. Может быть, из-за того, что все засмеялись над последним подарком — маленьким массажером от Кит, «для восстановления фигуры после родов», — никто и не слышал стука в дверь. Даже я, сидевшая почти у самого входа, ничего не слышала до тех пор, пока стук не стал слишком настойчивым, и мне наконец пришлось встать, чтобы открыть дверь.
За ней стоял бледный Уилл с окаменевшим лицом… И он был не один. Рядом с ним возвышался Каррутерс Джонстоун собственной персоной. Его только что вновь выбрали окружным прокурором. Что-то подсказало мне, что он явился сюда не для того, чтобы поблагодарить своих избирателей. Я отступила на шаг, как будто меня ударило гневом, исходившим от этих двух мужчин.
Увидев их вместе, Трачина побледнела… Нет, ее лицо стало по-настоящему серым. Она сидела на своем глупом почетном месте, в шляпе, увешанной бумажными бантами, выглядевшей теперь особенно нелепо…
— Трачина и все… простите, что врываюсь к вам вот так, — сказал Каррутерс, совсем не как политик, а как убитый горем мужчина. — Я видел, как ты шла по улице, и бродил тут вокруг полтора часа…
— Кто это такой? — негромко спросил Уилл Трачину, входя наконец в переполненную комнату.
Трачина, приоткрыв рот, переводила взгляд с одного на другого. Ей понадобилось несколько мгновений для того, чтобы собраться с силами и заговорить, а когда она наконец это сделала, ее эмоции вдруг раскалились.
— Ты зачем здесь? — заорала она на Каррутерса, пытаясь встать без посторонней помощи и чуть не упав на стол. — Я тебе говорила, что мне ничего от тебя не нужно!
— Я здесь, потому что люблю тебя, Трачина, — брякнул Каррутерс. — Я тебя предупреждал, что тебе от меня так просто не отделаться. А уж если это мой ребенок, то и не надейся меня прогнать!
Все женщины в комнате одновременно резко вдохнули, поглотив весь кислород. Может быть, именно поэтому у Уилла сделался такой вид, будто он собирается упасть в обморок, и его рука нащупала стену за спиной. Мне хотелось броситься к нему, но между нами было слишком много народу — и это были реальные препятствия, а не только метафорические.
